А мент опять за телефон и на меня опять смотрит. Что, говорю, пялишься, гад, или рука не поднимается невиноватого хомутать? Насчет невиноватого - это ты, говорит, кому другому заливай, а смотрю я на тебя, говорит, потому, что не решил пока - сразу тебя сдать куда следует или сначала попробовать договориться по-хорошему. Я ведь, говорит, потому и один за тобой пришел, что не ты, черножопый... так и сказал, сука, "черножопый", представляешь, да?!
- Врет, - серьезно сказала Таня. - Врет как Троцкий. Никакой ты не черножопый, я видела.
- Вот-вот! - Якуб тряхнул головой. - Не ты, говорит, мне нужен, а вся цепочка ваша преступная, которая отравой весь город наводнила... И давай прямо как по списку выдавать: имена, фамилии, клички. И про мои дела... Видишь, говорит, мы и без тебя достаточно знаем. А ты нам всю систему расколоть поможешь, Гамлета нам сдашь...
- Принца датского? - Таня рассмеялась.
- Какого принца, слушай?! - вскипел Якуб. - Экспедитора от поставщика. Страшный человек, а ты смеешься.
- Извини. Просто имя смешное.
- Ничего смешного. Имя как имя. Гамлет Колхоз-оглы, по-вашему Гамлет Колхозович.
Таня расхохоталась вовсю. Якуб стукнул кулаком по столу. Таня замолчала, смахнула набежавшие слезы рукавом и сказала:
- Все, больше не буду... Рассказывай дальше.
- Я тогда им говорю: а мне все равно, не вы, так подельники меня кончат. Это, говорит, они тебя кончат, если с нами работать не будешь, или к братве своей побежишь на нас, ментов неправильных, управу искать. Мы тогда им через своих людей маячок кинем, что ты Вагифа с Семен Марковичем заложил. Так что нет тебе, Зейналов, другого выхода. Я говорю: раз уж у нас разговор такой завязался, хотелось бы на документы ваши взглянуть, а то форму напялить каждый может. Он улыбается, пожалуйста, раскрывает красную книжечку, подносит ко мне: городское УВД, Кидяев Петр Петрович, полковник. Ну как, говорит, убедился? Чувствую, со всех сторон обложили, говорю: вам, как понимаю, и без меня все про нас известно, на что вам еще один стукач, может, как-нибудь по-другому договоримся. А он: отчего ж не договориться, договориться всегда можно, вижу, вы, Зейналов, все поняли и осознали, и раз уж сами такой разговор начали, вот вам мое слово: пятнадцать тысяч в течение недели, и каждый месяц еще по пять. А мы, со своей стороны, гарантируем, что никаких препятствий в вашей деятельности чинить не будем. Или это, или пиши расписку о добровольном сотрудничестве, или мы сейчас пустим в дело этот протокол, и хорошо тебе не будет, это я тебе тоже гарантирую. Ну как, на что соглашаешься? А на что было соглашаться, да? Ладно, говорю, уж лучше деньгами. А сам думаю: ну, гады, погодите, я вас еще сделаю. А полковник этот смотрит на меня, скалится и говорит, ласково так: только фокусничать не вздумай, Зейналов. У нас все схвачено и везде свои. И давай объяснять, чего мне делать не надо. Все охватил, что мне в голову прийти могло. По полочкам разложил, с примерами...
- Да, - сказала Таня. - Приятного мало. Как решил - платить, не платить?
- Думаю, придется платить. Жить-то хочется.
- Слушай, а они тебе чернуху не прогнали? Мозг Тани нащупывал нужную нить. Она начала тасовать возможные комбинации.
- Я долго думал. Не похоже. Удостоверение настоящее, форма тоже, знают много - про меня, про всех...
Нет, все солидно.
- Разберемся... Значит так - когда ты должен отдать первые деньги?
- Завтра или послезавтра. Ведено с утра позвонить, сказать, во сколько буду, и подъезжать.
- Куда? К метро, в парк, на перекресток?
- Нет. Только на квартиру. На их территорию. Не хотят светиться.
- Деньги у тебя есть?
- Есть. - Якуб вздохнул. - Отдавать жалко.
- Жалко, - согласилась Таня. - Ну ничего, может быть, еще вернем. С процентом.
- Это как? - заинтересованно спросил Якуб.
- Пока рано говорить.