Что-то восточное: турки, азербайджанцы, дагестанцы? А может быть, персы, иудеи, древние ассирийцы?
Дурачок, сказал я сам себе, какие там ассирийцы, просто современные гастарбайтеры осваивают российский рынок. Я подстегнул сам себя и единым духом взмыл на следующий этаж. Остановился на площадке. Огляделся. Квартира направо распахнута и разрушена. Зато помещение слева отделялось от заброшенного подъезда мощной, особо щегольски выглядевшей на фоне разрухи дверью. «Глазка» в двери не видно, зато над нею, в углу под потолком, я заметил миниатюрную видеокамеру наружного наблюдения. Рядом с косяком размещался звонок-домофон. Никакого названия ни на двери, ни рядом с нею. Но отчего-то мне показалось, что я попал по адресу.
Я вспомнил урок, преподанный мне в числе многих других старшими товарищами по фирме: никогда не входи в официальное место, запыхавшись. Я стал отдышиваться. Поправил прическу, осмотрел туфли (они, кажется, от мусора в подъезде не пострадали). Когда дыхание выровнялось, я решительно нажал кнопку звонка.
Через секунду мягкий и глубокий мужской баритон спросил меня через интерком:
– Кто здесь?
– Данилов, – ответил я.
– Кто-кто? – удивленно переспросил интерком.
– Данилов. Вы посылали мне письмо. Это издательство?
– Да-да, конечно! – как мне показалось, с фальшиво-радостным узнаванием произнес голос. – Заходите!
Дверь щелкнула и сама собой отворилась. Я осторожно вошел. В прихожей никого, однако ее убранство разительно контрастировало с разрухой, царящей в подъезде. Стены свежевыбелены в стиле европейского офиса. С потолка лился свет точечных светильников. Стоял диванчик черной псевдокожи. В углу размещался громадный копировальный аппарат. Рядом с дверью конторка, за которой, видимо, должен сидеть охранник, – сейчас она, впрочем, пустовала.
Из прихожей в глубь квартиры вели две белые двери с золочеными ручками.
Одна из дверей распахнулась, и оттуда выглянул мужчина. Плечом он зажимал трубку радиотелефона. «Само собой разумеется…» – произнес он в аппарат бархатным голосом, а рукой сделал мне нетерпеливо-приглашающий жест. Я подошел к двери в кабинет – хозяин посторонился, пропуская меня.
Я вошел. Отчего-то казалось, что больше никого в квартире-офисе нет. Мужчина оказался за моей спиной, прикрыл за мной дверь и сказал в телефон: «Да, он у меня…» Я вздрогнул – на секунду показалось, что эти слова отчего-то имеют отношение ко мне. Я отогнал эту мысль, подумав: «Нервы, нервы…»
Человек нетерпеливо произнес: «Я мог бы заплатить ему вдвое больше…» – вышел из-за моей спины и сделал радушный жест: садитесь, мол.
Я мельком оглядел кабинет – он ничем не отличался от любого другого современного обиталища начальника средней руки. Те же больнично белые стены, навесной потолок с лампочками. В дальнем от меня углу – обширный письменный стол из черных панелей. За ним – кожаное кресло, на спинку которого накинут светлый пиджак. На столе – ноутбук, стопка бумаг, подарочный канцелярский набор. Два высоких окна тщательно завешены жалюзи. В центре комнаты – круглый стол для переговоров. Вокруг него типично черные офисные стулья и высокое щегольское кожаное кресло – вероятно, для хозяина.
Я уселся за стол на скромный гостевой стульчик.
Хозяин кабинета отошел к дальнему окну, не переставая слушать телефонную трубку. Отогнул жалюзи и украдкой поглядел во двор. «Но ведь я же вас предупреждал, что он явится…» – произнес хозяин кабинета в телефон, продолжая высматривать что-то во дворе. Я опять вздрогнул – снова пришло в голову, что разговор идет обо мне. Пытаясь избавиться от этого дикого ощущения, я стал рассматривать кабинет, стараясь по индивидуальным деталям составить представление о его хозяине.
Сделать это оказалось непросто, потому что ни единой личностной черточки, выпадающей из стандартного, с понтом европейского стиля, я в кабинете не углядел.