Есть там человек один — дед Сорока. Он нам должен помочь. Люди говорят, встречал он Андрея в тайге.
— Как встречал? Когда? — быстро переспросил Николаев и даже остановился.
— Идемте ужинать, Иван Александрович, — тронул Балуткин его за рукав. — Встречал, видимо, до убийства еще, а то бы насторожился, он у нас дед толковый.
В чистом просторном доме секретаря сельсовета они поужинали и, пригласив понятых, направились к дому Игошиных.
Виталий сидел хмурый, Татьяна сразу заплакала, ребятишки притихли.
— Мир сему дому, — поздоровался Балуткин. — Да не плачь ты, чего уж, — пожалел он Татьяну и обратился к Виталию: — Опять до тебя, парень, дело есть. Помогай.
Виталий молча указал на стулья, приглашая садиться.
Николаев видел, как тяжело переживала семья ожидание беды. По деревне ползли слухи, и они ранили больно.
Николаев достал бумагу, разъяснил цель обыска. Так же молча Виталий встал, принес несколько аккуратных подшивок газет, журналы.
По просьбе Николаева Татьяна достала квитанции «Союзпечати».
В семье были школьники, им выписывали «Пионерскую правду». В селе с литературой небогато, а в доме Виталия, видимо, читать любили.
Журналы хранились, газеты подшиты аккуратно. Вот и подшивка «Пионерской правды».
Николаев начал листать подшивку, и Виталий заметил:
— Я там с разрешения дочки часть газет весной на патроны извел.
Точно. Нет в подшивке газет за конец апреля. «Нужно газетчикам сообщить, чтобы за апрель номера смотрели», — подумал Николаев.
Все боеприпасы Виталий отдал Балуткину раньше, больше ничего не осталось.
Главный результат — изъятая подшивка газеты «Пионерская правда» с отсутствующими апрельскими номерами. Если добровольные помощники лейтенанта — журналисты установят, что текст на газетных пыжах из апрельских номеров «Пионерской правды», — это будет еще одно серьезное доказательство. Значит, при убийстве использовались боеприпасы, взятые в доме игошинского зятя.
Ночью добрались до вертолетной площадки, спать устроились на сеновале какого-то дома, куда постучал Балуткин.
Хозяин вынес им подушки в цветастых наволочках, одеяло и тулуп — в Сибири и июльские ночи не так уж теплы.
Лежа на душистом свежем сене, Николаев с Балуткиным разговорились.
— Думаю я, Иван Александрович, что геологи — Андрея работа, — начал Балуткин. — Татьяна с Виталием тоже боятся этого, хоть и не знают еще, что Андрей в совхоз не прибыл.
— Михалыч, я звонил в совхоз, — поддержал Николаев разговор, — Андрею там дали неплохую характеристику.
— Ты еще молодой, жизни мало видел, поэтому на слово веришь, — задумчиво проговорил участковый. — Я раньше шибко книжки любил, все глаза попортил, — он усмехнулся, — всяких писателей читал. О разных людях они пишут, многие годы все интересуются — почему этот человек такой, а не этакий? Нету ответа ясного, не встречал я. Думаю, не одна — много причин жизнью человеческой управляют. Однако убедился, что главное в человеке — доброта. Добрый человек может собой поступиться, злой — никогда. Почему Андрей таким вырос? А доброты, жалости в нем не было. Отец зверюгой смотрел на всех и мальцу привил это. Я уж думал-передумал об Игошиных. Понимаешь, тезка, ведь прозвищем своим — «Медвежье сердце» он, выходит, гордился, раз карточку для матери этой кличкой подписал. Ну что он собой представлял? А над всеми ставил себя. Для людей не жил Андрей, нет. Не было такого. Все для себя, для своего интереса. Я так думаю, что не повезло ему, не встретил добрую душу, а такая светлая душа каждому человеку для правильной линии должна встретиться. Тут себя я тоже упрекаю… Проглядел, да ведь видишь сам, какая у меня территория. Ну вот, без жалости к людям и обросла Андреева душа шерстью.