— Si? А почему бы и нет? Может, девушка жила там, а потом приехала сюда. Вы подумали об этом?
— Конечно. Ньютон написал в письме, что скоро она станет достаточно взрослой, чтобы путешествовать одной, а это означает, что в то время, когда он писал, Нэнси не собиралась оставаться ни в Калифорнии, ни в любом другом месте, где она тогда жила.
Я встал перед рассветом и разжигал костер, когда услышал стук копыт приближающихся лошадей.
— Пабло?
— Слышу. Продолжайте заниматься, чем занимаетесь, но будьте наготове, амиго. По-моему, начинаются неприятности.
Когда всадники подъехали к лагерю, я уже разжег костер и ставил на огонь кофе. Их оказалось трое. У меня мелькнула мысль, что за Татом тоже гнались трое.
Они остановились на краю лагеря, и я медленно выпрямился. У всех троих из седельных чехлов торчали винчестеры, но если они и собирались ими воспользоваться, то не сейчас, не сразу. Полы расстегнутых пиджаков они заблаговременно откинули назад, чтобы побыстрее выхватить оружие. Наверное, я вел себя по-дурацки или был слишком самонадеян, но почему-то не волновался. Время от времени и мне приходилось стрелять из своего револьвера.
— Эй, ты! — крикнул крупный, краснолицый мужчина с усами, в узкополой шляпе, которые чаще носили на севере. — Где мексикашка?
— Кто? Ты не очень-то вежлив.
Он выругался.
— У тебя длинный язык. Он может стоить тебе жизни.
— Я только что собирался сказать то же самое.
Коротышка в пиджаке из грубой шерсти процедил сквозь зубы:
— Он воображает себя храбрецом, Болтер. Покажем ему?
— Рано. — Краснолицый тяжело уставился на меня. — Я спросил, где мексикашка.
Из темноты, за пределами круга, освещенного костром, раздался очень отчетливый щелчок взводимого курка.
— Теперь вы знаете, где он, — сказал я, улыбаясь. — А ты, шибздик, хотел мне что-то показать? Может, попробуем один на один?
Он не отрываясь смотрел на меня, но двигаться не решался.
— В любое время, малыш. Ставлю пятьдесят долларов за» то, что попаду тебе прямо под нос, в середину усов.
— Пошел к черту!
— Только за тобой, карлик. Выбирай время.
Глядя мимо него на Болтера, я продолжал дразнить их:
— Ты, кажется, спешил, когда подъехал. Искал что-то?
— Чем ты занимаешься, разъезжая по всей округе?
— Своими делами, — ответил я. — А что тебя заставило примчаться в такую рань?
Болтеру пришлась не по вкусу моя непокорность. Он надеялся напугать нас, возможно, выгнать отсюда. Обо мне он ничего не знал, но его раздражало то, что он слышал, а звук взводимого где-то в темноте курка его просто взбесил. Теперь ему хотелось как-то выкрутиться и уехать, но он страшно не желал отступать.
— Чьи это лошади? — требовательно спросил он.
— Шелби, — назвал я имя хозяина Пабло. — Если тебе что-то не нравится, поговори с ним.
Шелби держал около десяти тысяч голов крупного рогатого скота и много лошадей. На него работали две дюжины ковбоев — пасли стада, объезжали лошадей или выполняли другие обязанности по хозяйству. Среди них было немало крутых парней, и все это Болтер наверняка знал.
— Ты тоже на него работаешь?
— Я работаю на себя.
Ему не понравилось то, как я ответил, ему не понравился я сам. Он хотел что-то сказать, но я перебил его:
— Не знаю, что у тебя на уме, но ведешь ты себя не по-дружески. Мой совет: поворачивайте обратно и уезжайте откуда приехали. Когда вы туда попадете, скажите своему боссу, что ставки поднялись, и, если у него хватит ума, он бросит свою игру.
— Что это значит?
— Ты только передай — он поймет.
Третий сидел молча, не принимая участия в разговоре, но пристально наблюдая за мной.
— Поехали, Сэм, — произнес он наконец. — Не видишь, он не шутит.
Болтер сердито развернул коня, окинув меня недовольным взглядом.