Хотя иной раз и огреет хворостиной…
— Чем, чем? — оторопел я.
— Ты что, с луны свалился? Или ты не знаешь, чем люди удлиняют себе руку, когда надо ударить собаку?!
Я не знал. Даже по телевизору никогда такого не видел.
— А ещё бывает, — продолжал пёс, — запустят в тебя камнем или поддадут ногой под живот.
Я зажмурился от ужаса и еле прошептал:
— За что это?.. За что?..
— А просто так, — ответил он. — По ходу жизни.
Я долго стоял молча, потом, наконец, спросил:
— А как тебя зовут, братец?
— Пират, — ответил он басом.
Я так и сел на свой укороченный хвост! Подумать только! Тоже Пират, а какая разница в судьбе!
Мы попрощались, и я побрёл домой совершенно убитый. Специальность собаки на цепи уморила бы меня насмерть в самый короткий срок.
Мой охотничий трофей
25 июня. Решил стать охотничьей собакой. Ночью сделал свой первый опыт — поймал мышь. И чуть было не поймал другую, но меня завалило дровами.
К счастью, все тотчас же проснулись и меня раскопали.
— Фли-бу-стьер! — с выражением, словно стихи, произнёс Пал Палы. — Если ещё хоть раз подымешь ночью эдакий адский шум, я буду тебя привязывать.
Мама-Маша и Витя сидели на корточках возле моего охотничьего трофея и удивлялись.
— А может быть, ты — в самом деле фокс-крысолов? — спросила меня Мама-Маша.
А тётя Груша добавила:
— Фоме моему должно быть стыдно. Собака заместо кота мышей ловит.
— Молодец, Пиратыч! Только не ешь их, пожалуйста, это противно! — сказал Витя.
Гроза
28 июня. Выбор профессии отложил — была такая жарища, что я почти весь день провалялся, высунув язык. Два раза мы с Витей бегали на речку купаться.
Поздно вечером вдруг приехал Пал Палыч. Мы очень обрадовались, потому что он приезжает только в выходные дни, и бросились к нему навстречу.
— Стой! Ни с места! — закричал он страшным голосом. — Я огнедышащий и раскалённый.
— Павлуша, что случилось? — спросила Мама-Маша.
— Полотенце и плавки! Быстро! — приказал Пал Палыч. — Я не человек, пока не окунусь в реку. В городе — пекло, люди гибнут, превращаясь в горячие пироги!
Так мы в третий раз пошли на реку. Вода была чёрная. Пал Палыч и Витя кинулись в неё с ужасным воплем и скрылись надолго. Потом кинулась в воду Мама-Маша. Сам не зная почему, кинулся в этот кошмар и я.
На обратном пути Витя сказал:
— Знаешь, пап, Пиратыч всё-таки полюбил купаться.
Я хотел протестующе гавкнуть, но промолчал, подумал: к счастью, уже ночь и нам не придётся купаться в четвёртый раз. Но я ошибся. Пришлось.
Жара не спадала даже после ужина.
— «В воздухе пахнет грозой…» — пропел Пал Палыч.
— Уж как надо бы! — вздохнула тётя Груша. — Сушь не ко времени. Не погорело бы все в поле и в огородах.
Спать все легли на полу на террасе. Но только мы заснули — вдруг… Не могу этого описать. Что-то лопнуло, опять лопнуло и снова лопнуло с ужасающим треском и пошло молотить по нашей крыше молотками.
— Ура-а! — закричали Витя и Пал Палыч и застучали по крыльцу голыми пятками.
— Бельё, бельё у меня на верёвках! — закричала тётя Груша и промчалась мимо меня, опрокидывая стулья.
— Павлуша, окна закрой! — закричала Мама-Маша, и мне показалось, что в доме разбилась сразу вся посуда.
Из-под кровати меня вытащил Витя. Он был в одних трусах и весь мокрый. Он прыгал.
— Скорей, Пиратыч! Какой бешеный ливень! Ничего не видно!
Чему он обрадовался? Действительно, видно ничего не было. Отовсюду лилась вода: с неба, с крыши, с Пал Палыча, с тёти Груши и мамы Маши. Они катили бочку к водосточной трубе, из которой бил столб воды. Фома сидел на перилах террасы, но и с него уже натекло на пол.
А Витя скакал по самым глубоким лужам, как будто мало было воды сверху.
— «Играют волны, ветер свищет!..» — вопил он и хохотал во все горло.