Женевьева вылезла их водительской дверцы и в одно мгновение обошла вокруг (а, может, сверху) машину, открыв дверцы для меня, словно я был ее пра-пра-бабушкой.
"Там хитрая ручка", сказал она, но лучше я себя не ощутил.
"Если вы попробуете и дальше мне помогать, я вас пристрелю."
Она отступила, подняв руки вверх. Как раз в эту секунду пожаловались на жизнь мои легкие. Я слегка закашлялся, да так, что красные огни погасли в моих глазах. Я выхаркал нечто поблескивающее и сплюнул на землю. Плевок был красен от крови.
Я посмотрел на Женевьеву. Она глядела ровно, сдерживая эмоции.
Это была не жалость. Это все кровь. Запах крови влияет на ее рефлексы.
Я вытер рот, как мог небрежнее пожал плечами и выпрыгнул из машины, как чемпион. Я даже захлопнул за собой дверцу, хитрая там ручка или нет.
Чтобы показать, какой я бесстрашный, насколько я не боюсь отвратительной смерти, я закурил "Кэмел" и наказал свои легкие за то, что они опозорили меня перед девушкой. Я наполнил их дымом, которым окутывал себя с тех пор, как был еще ребенком.
Гробовые гвоздики, так называли их тогда.
Мы побороли наши отрицательные эстетические импульсы и зашагали в сторону доносящейся музыки. Я чувствовал, что надо было бы привести толпу жителей Мохаве-Веллс с пылающими факелами, заостренными кольями и посеребренными серпами.
"Какая замечательная пара дверных колец", сказала Женевьева, кивая на громадную квадратную дверь.
"Там только одно", ответил я.
"Вы, наверное, не смотрели "Молодого Франкенштейна"?"
Хотя она сказала, что у них в Европе есть кино, я почему-то не поверил, что вайперы (нет, вампиры, мне надо бы привыкать называть их так, если я не хочу, чтобы в одну прекрасную ночь Женевьева разорвала бы мне горло) имеют привычку назначать свидания в местных пристанищах страсти. Очевидно, неумирающие как и все другие тоже читают журналы, покупают нижнее белье, ворчат по поводу налогов и решают кроссворды. Хотел бы я знать, играет ли она в шахматы?
Она взялась за кольцо и замолотила так, что проснулись бы мертвые.
В конце концов дверь открыла пожилая птица, одетая как английский дворецкий. Руки его были угловаты от артрита, и не мешало бы ему побриться.
Музыка милосердно прервалась.
"Кто там, Джордж?", гулко пробухал голос из замка.
"Визитеры", прокаркал Джордж-дворецкий. "Вы же визитеры, не так ли?"
Я пожал плевами. Женевьева излучила улыбку.
Дворецкий был потрясен. И задрожал в благоговейном ужасе.
"Да", сказала она, "я вампир. И я очень-очень старый вампир, и очень-очень голодный. А теперь, не пригласите ли вы нас войти? Я не могу пересечь порог, пока вы этого не сделаете."
Не знаю, разыгрывала ли она его.
Джордж хрустнул шеей и показал на песчаного цвета половичок под ногами. На нем крупно было написано: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ.
"Это годится", признала она. "Многим следовало бы завести такие половички."
Она шагнула внутрь. Чтобы последовать за ней, мне особое приглашение не понадобилось.
x x x
Джордж проводил нас в большой зал. Как все недавно возникшие культы, УАЖ имело алтарь с тронами для шишек, и холодные каменные плиты с отдельными милосердными ковриками для преданных простаков.
На самом глыбистом троне восседал Хорда, вампир с загнутыми клыками, сильно похожий на длинноволосого со спутанной бороденкой хиппи и даже с электрогитарой. Он был одет в яростного цвета оранжево-пурпурный кафтан, а вся грудь была увешана ожерельями из бус, украшениями-черепами с брильянтовыми глазками, новомодными пластиковыми летучими мышами, военными медалями Австро-Венгрии, перевернутыми распятиями, висел бэджик "Никсон в 72", висели золотые листочки марихуаны и засохший человеческий палец. Рядом сидела призрачно-тощее видение в вельвете, в котором я предположил Даяну ЛеФаню, заявлявшую - как и множество других вайперов - Что она самый первый калифорнийский вампир-переселенец.