Но наши всемогущие безэлектронные системысколько с ними не возись, только поражаешься их неистощимой мудрости. Этоистинное обаяние гениального, чуткого и гибкого ума. Да так оно и есть в действительности: БЭССэто живой мозг, обогащающийся с непредставимой для человека быстротой. В него начинаешь веровать, как в высшую силу. И вот сейчас БЭСС околдовала Илью, он перестал ощущать границы ее могущества. Конечно, можно представить себе такой фантастический вариантмашину, способную по произведениям воссоздать аналог автора. Но это утопия. Гениальный актер может настолько войти в роль, что почувствует себя Пушкиным. Но и он не напишет ни одной пушкинской строки. А машинаи подавно. Это ведь не диктовать юмористические вариации на тему «поймите меня правильно».
Но ведь мне обязательно возразят, что-де все этоаприорные утверждения, надо поставить пробный эксперимент, а там и само собой станет ясно, что машине под силу, а чтонет. Я и сам знаю, что после такого пробного эксперимента все станет ясно.
Но допускать этого эксперимента нельзя, черт меня подери со всеми этими Святыми горами!!!
Я перехватил Аделю на пороге ее избы. Времени у нее оставалось в обрез, у менятоже. Объяснение наше было кратким, но вряд ли можно представить себе более нелепое, неуклюжее и безнадежное объяснение в любви, чем это!
Ибо ко всему прочему я объяснился Адели в любви. Нашел время. Идиот.
Ну а что я мог ответить ей, когда она спросила, по какому праву, собственно говоря, я требую от нее, чтобы она изменила своим взглядам, своим планам, своим заветным мечтам, в конце концов, и вдруг, ни с того, ни с сего, потребовала бы от Басманова отказаться от задуманного ими вместе эксперимента? У меня не было никаких других доводов, и я выпалил, что это право любвитребовать безусловного доверия. Она смотрела на меня долго, очень долго, бог весть, что за это время она передумала! И я смотрел на нее, понимая, что, как только она заговорит, это будет уже началом нового и уже, наверное, последнегодо самой смертиодиночества; и все разрывалось у меня от досады, и боли, и еще какого-то не очень хорошего, собственнического чувства потери, ибо вместе с Аделей я терял ту женщину, которую разглядел только я, женщину в платье Жозефины, с борзой собакой у ног, принадлежащую мне одному
Она прошла мимо меня, потом обернулась и сказала:
Почему на свете существует заблуждение, будто любовью можно оправдать всезлодеяние, глупость, убийство, кощунство?
Она шла по дороге быстро, как только могла, и я не смел обогнать ее, не смел даже приблизиться, потому что она боялась лошадей, и я то и дело натягивал поводья, чтобы мой верный коняга не цокал копытами прямо у нее за спиной. Мне теперь все было безразлично, и я знал, что вот сейчас приеду и просто-напросто закрою лабораторию, вырублю подачу тока и без всяких объяснений запрещу проводить эксперимент. Формальные права у меня на это есть. Вот так.
Когда мы переступили порог, все уже были в сборев углу топорщил свои усы всегда молчаливый Бехля, похожий на невыспавшегося терьера, на подоконнике болтала ногами златокудрая Никавот уже кто здесь явно лишний, ибо принадлежала она к тому типу не красивых, а истинно обольстительных женщин, у которых разум полностью заменен инстинктами и эмоциями; еще человек пять или шесть, с которыми я только раскланивался, почтительно группировались вокруг учтивого и приятного на вид юноши в бархатной куртке, которого я не раз встречал на узеньких и влажных тропинках Пушкинских Гор, он всегда производил на меня впечатление человека, способного отдать всю вычислительную технику Солнечной системы за клочок бумаги с сомнительным автографом поэта. Я еще окрестил его «архивным юношей».
Илья, непроницаемый, как жрец Амона, застыл у пульта. И вообще у всех присутствующих было такое выражение! словно они ожидали сошествия святого духа.
Ну ладно. Сейчас я это шаманство прекращу.
Но тут «архивный юноша» оглядел всех и строго спросил:
Так кого мы ждем?
Это было сказано таким тонем, что мне сразу стало ясно, что он уже далеко не юноша. Просто так мне показалось на первый взгляд.
Все в сборе, продолжая стоять по стойке «смирно», доложил Басманов. Можно начинать, товарищ директор.
Вероятно, уместнее было бы назвать директора по имени и отчеству, но Басманов обдуманно не сделал этогодля меня.
В этой лаборатории я уже не был полновластным хозяином. И тогда мною овладела непреодолимая апатия. Будь что будет. Пусть все хоть провалится. Хоть сгорит синим огнем. Вот именно так. Синим огнем.
Я протиснулся в угол и сел, отворотившись от остальных. Белый язычок «контрольки» высовывался из щели на пультена этой «контрольке» печатались все данные, усвоенные машиной за текущий день. Наверное, читать их было весьма увлекательным занятием, одна бедав день машина прокручивала несколько десятков километров ленты, и для того чтобы только бегло ознакомиться с этими данными, надо было содержать целый штат сотрудников. Но мне сейчас не хотелось принимать участия в происходящем, не хотелось даже демонстративно покидать помещение, поэтому я рассеянно читал бисерные буквы, бегущие вдоль узенькой пластиковой ленты. Вот финал решения поставленной задачи, черным по белому: «Система к испытаниям готова». А дальшееще два метра сплошных имен. Да, разболтал мне Басманов машину. Распустил. После сигнала готовности БЭСС должна замереть и ждать входных данных. По своему усмотрению она не смеет принимать никакой информации. Иначекакого черта было докладывать о полной готовности?
За что я любил свою работутак это за четкость. А теперь моя машина усвоила всю басмановскую расхлюстанность Ну что ей понадобилось уже после того, как она САМА сочла себя абсолютно готовой к работе?
Федор Басманов, Никита Басманов, Прокопий Басманов, Акинфий, Глеб, снова Федор Даты, жены, чада. Боковые ветви. Незаконнорожденные отпрыски.
Родословная младшего научного сотрудника Ильи Басманова! С не подлежащим сомнению выводом, что он является потомственным дворянином земли русской вплоть до такого-то колена.
У меня, наверное, затряслись плечи, но нервный смешок я сумел подавить. Из уважения к директору.
Между тем в лаборатории стояла какая-то гнетущая тишь.
Так, собственно говоря, мы больше никого не ждем, с плохо скрытой просительной интонацией проговорил Басманов. Машина ждет приказаний, Артемий Павлович
И тут случилось нечто вовсе не объяснимое. Ника, безрассудная кудрявая Ника, вздернула свой утиный носик и с непосредственностью первоклассницы спросила:
А можно, я задам вопрос? Ей, разумеется, все и всегда было можноона и директору улыбалась так словно это был какой-нибудь механик по нестационарным киберам. Я вот не совсем понимаю, кто это ждет приказаний?
Басманов сложил губы трубочкой: даже он был озадачен. Я, собственно говоря, просто не понимал, что именно нужно Нике объяснять. Да и стоит ли ей что-либо объяснять.
Выходит, нас собирали на испытание простой машины, допытывалась Ника, которой можно взять и приказать что-то там сочинить?
Это уже не машина, и тем более не просто машина, отрезал Басманов.
А, сказала Ника и, махнув легкой ладошкой, спрыгнула с подоконника. Ничего вы не понимаете. Пойду я отсюда. Не хочу становиться жандармом.
И она выпорхнула из лаборатории. Почему-то мне вдруг подумалось, что именно эта женщина должна была бы по справедливости носить звонкое и всегда юное имя Адель
Басманов резко повернулся к пульту, пальцы его забегали по кнопкам и клавишам. Среди несусветного хлама, просвечивая сквозь дамские перчатки и атласные пояса и шали, затеплились сигнальные лампочки. Весьма заметный гул мог указать специалисту, что БЭСС прогревается почти на всех своих каскадах, потребляя мощность, близкую к предельной.
Задание! не оборачиваясь, бросил Басманов. Диктуйте задание!
Теперь в явном замешательстве пребывала филологическая половина. Разумеется, у каждого из них была припасена своя заветная и заведомо несбыточная мечтавроде того, чтобы воссоздать текст первоначального варианта «Сцены у фонтана», не записанный Александром Сергеевичем за неимением бумаги и карандаша. Послышалось сперва сдержанное шушуканье, затем мгновенно возник спор, ведомый на уровне яростного шепота; затем скрипнул отодвигаемый стулподнялся директор.