Шпагин поднял на меня глаза.
Вот такие невеселые пироги выпекает наша группа. Будете сочувствовать или обойдемся без этого?
Ну зачем же вы так, сказал я, знаете, мне кажется, что во всем этом есть кончик, за который можно уцепиться, а? У меня такое ощущение, что стоит как следует подумать, как тайное станет явным!
Шпагин презрительно усмехнулся.
Николай Андреевич, сказал он безнадежно, такое чувство преследует нашу группу два года, прямо с момента запуска первого логоса. И до сих порнуль!
В этот момент я вспомнил о Гранине. За Сергеем в институте стойко держалась репутация своеобразного специалиста по разгадыванию запутанных дел: экспериментальных ошибок, просчетов, необоснованных выводов и парадоксальных результатов, в общем по всем тем каверзам, которыми столь богаты дороги в неизведанное. Я сам несколько раз и всегда с неизменным успехом прибегал к его помощи. В его способности проникать в самую суть захламленной, перекрученной проблемы было что-то, похожее на волшебство, на озарение, а отнюдь не на строгую, чопорную науку. Как это я сразу не вспомнил об этом?
Юрий Иванович, сказал я не без торжественности, я знаю человека, который может вам помочь.
Вот как, может? Шпагин не выразил никакого воодушевления.
Может, уверенно подтвердил я.
А вы знаете, сколько их находилось, таких вот могущих, и как плачевно все это выглядело в итоге?
Этого я не знаю, ответил я хладнокровно, зато я уверен, что если вам не поможет Сергей Гранин, так уж никто не поможет.
На лице Шпагина появилось выражение заинтересованности.
Как вы сказали? Имя я не расслышал!
Сергей Владимирович Гранин. Я имею честь работать с ним в одном институте и отлично его знаю.
Шпагин усмехнулся и потер свой выпуклый лоб.
Любопытно, черт возьми!
Что, собственно, любопытно? То, что мы работаем с Граниным в одном институте? с некоторым раздражением спросил я.
Шпагин вскинул на меня глаза.
Знаете, мне уже советовали обратиться к Гранину.
Я был приятно удивлен, но постарался сохранить невозмутимость.
Вот видите.
Вы знаете Сашку Медведева?
Мы учились с ним в одной группе.
А сейчас мы с ним в одной группе. Так вот Сашка говорил примерно то же самое, что и вы.
Что ж тут удивительного, он знает Гранина!
Но ведь это смешно, понимаете? Черт его знает, как смешно! И глупо! Обращаться к случайному человеку, после того как куча специалистов, полностью отдавшихся этому делу, потерпела неудачу!
Знаете ли, иногда со стороны виднее.
Это верно!
А потом, продолжал я убежденно, Сергейэто же настоящий Шерлок Холмс в науке! Это у него от бога!
По мне все равно, от бога или от черта, махнул рукой Шпагин, от черта даже лучше. Ладно, хоть это и смешно, едем!
3
Не без основания полагая, что и Гранин и Шпагинлюди с достаточно развитым самолюбием и в науке величины если и не эквивалентные, то одного порядка, я опасался за ненормальное развитие их знакомства. Знаете, как нередко бывает: неосторожно оброненное слово, ответная реплика, обмен острыми фразами. и вместо делового разговора получается КВН, состязание в остроумии, извлечь из которого что-нибудь путное так же трудно, как решить десятую проблему Гильберта. Но все обошлось как нельзя лучше. Правда, вначале оба держались скованно, приглядываясь, почти принюхиваясь друг к другу. Но потом обстановка быстро разрядилась, главным образом благодаря тому, что Шпагин избрал очень правильный тон: он не жаловался, не драматизировал ситуацию, а рассказал о затруднениях своей группы в шутливом тоне, хотя, если говорить правду, юмор его порой принимал мрачный оттенок.
Потерпев сто первую, ну, а если без иносказаний, то сто сорок третью неудачу, я не стал дожидаться сто сорок четвертой. Страшно стало, как, знаете, иногда бывает страшно в темной комнате, когда начитаешься Эдгара По. Ну и предложил своим ребятам передохнуть и осмотреться. Опасался возражений, но нет! Если и были протесты, то больше ради формы. Устали, надоело. Явление это, конечно, временное Неудачи вообще очень быстро надоедают, не то что успехи. И что любопытно, все разъехались, ни одна душа не осталась в городе! Если без трепа, то и я бы удрал куда-нибудь к черту на куличкив Гималаи или Антарктиду, лишь бы там ни вычислительных машин, ни отчетов, ни руководящих организаций не былоодна природа в самом первозданном виде! Но мне не то что в Антарктиду, а и в Сочи нельзя: надо подводить итоги, делать выводы и готовиться к фундаментальному разносу, который, это уж наверняка, устроит мне начальство.
Гранин засмеялся, сочувственно глядя на Шпагина.
Знаете, Юрий Иванович, когда надоедает ретивое начальство, мне тоже иногда хочется в Гималаи. На самую макушку Джомолунгмы! он прошелся по комнате и остановился напротив Шпагина. Насколько я понимаю, Юрий Иванович, вам нужно не радикальное решение проблемы, а только идея, скелет?
Скелет! Дайте хотя бы череп и несколько костей!
И вы, как Дюбуа, восстановите по ним весь облик своего логического питекантропа?
Шпагин хмыкнул.
Потенциально этот питекантроп поумнее вас с вами. Гранин присел на край письменного стола.
Скажите, уже серьезно спросил он, вы не пробовали обращаться к психиатрам?
Шпагин усмехнулся.
Не по поводу собственного здоровья, поспешил уточнить Гранин, по поводу логосов. Я понимаюэто довольно оригинальный шаг, но он напрашивается.
Шпагин кивнул.
Верно, напрашивается. И мы обращались, конфиденциальным образомне хотелось преждевременной огласки. Представляете, какая поднимется свистопляска, если наши враги узнают, что логосы сходят с ума? Сенсация! В общем, я обращался к одному весьма известному психиатру. Он приходится каким-то дальним родственником жене, мы давно знакомы частным порядком. Только из этого обращения ничего не вышло.
Шпагин потер крутой лоб, улыбаясь своим мыслям.
Старик долго не мог понять, в чем дело, а когда понялпришел в ярость! Еще сдерживаясь, он объяснил мне, что диагностика психических заболеванийэто сложнейшее, тончайшее дело, требующее тщательного учета индивидуальности больного. Ставить диагноз психического заболевания машине? Это было выше его понимания. Старик не выдержал, вышел из себя и принялся кричать: «Идите к плотнику, к токарю, к слесарю! К слесарю, черт вас возьми! Но не к психиатру!».
Мы захохотали, а когда немного успокоились, Гранин заметил:
А это было ошибкой.
Что? не понял Шпагин.
То что вы обратились к старому специалисту.
Какое это имеет значение? Бестужевпрекрасный психиатр, причем особенно он славится как диагностик, буркнул Шпагин.
Гранин прищурил в улыбке глаза.
Старики, даже талантливые, часто бывают непробиваемо консервативны. Впрочем, это не так важно. Продолжайте, пожалуйста.
У стариков доброе сердце, и, выкричавшись, он согласился выслушать меня детальнее. Ну, и понемногу увлекся, дотошно выспросил меня обо всем, даже о никому не нужных пустяках, а потом опять насупился и объявил, что, если бы речь шла о человеке, он рискнул бы утверждать, что болезнь имеет немало общего с прогрессирующей шизофренией кататонической формы. В отношении же прибора, сконструированного в нашей лаборатории, он ничего определенного сказать не может, за исключением того, что обращаться по поводу его ремонта к психиатрамсовершенно бессмысленно.
Что ж, резюмировал Гранин, и это неплохо. По крайней мере, известен диагнозшизофрения.
А толку? Шизофрениясамый загадочный психоз. Рылся я в литературе.
Верно, Сергей уперся руками в край стола и спрыгнул на пол. А если дело в ранней гениальности логосов? По-моему, чрезмерно одаренные, рано развивающиеся дети чертовски неустойчивы психически. А ведь логос по сравнению с обычным ребенкомтрижды гений!
Шпагин выслушал Гранина без особого интереса.
Хоть и не каждый рано развившийся ребенок сходит с ума, но мы учитываем и такую возможность. У серии логосов начальная жесткая программа была вообще ликвидирована. Их мозг представлял собой табула раса. Ни бита навязанных сведений! Все в ходе обучения! Но, черт подери, это привело лишь к тому, что логосы стали сходить с ума быстрее, чем прежде. Только и всего! Пришлось вернуться к варианту с развитой начальной программой.