От слез, бесконтрольно стекавших по щекам, началась икота. Нечем было дышать. Пальцы свело на зажатой в хватку пластмассе.
Я сейчас заеду.
И гудки.
Упав на кровать, лицом в подушку, Марк взвыл. Рассержено, горько, с надрывом.
Еще две минуты он позволял себе задыхаться.
Дверь осторожно скрипнула.
Марк, совсем тихо.
Папа! Александр Иванович понял и, шагнув обратно, прикрыл дверь.
Тяжело втянув столько воздуха, сколько позволили легкие, Марк поднялся. Его пошатывало, а окружающее пространство никак не желало останавливаться. Еле ковыляя, держась за стены, он пошел в ванную приводить себя в порядок.
* * *
Наспех одевшись и причесавшись, Марк спешно поправил покрывало на кровати и сел, выставив руки вперед и вбирая коленные чашечки в ладони. Его немного трясло, а в распухших покрасневших глазах горел нездоровый огонь.
Что он наговорил Родиону?
Теперь он
Теперь его
Дрожь не желала униматься. Минуты тянулись неимоверно долго, пока не раздался дверной звонок.
Омега подскочил, отчего-то схватив себя за руку, впиваясь коротко остриженными ногтями куда-то выше запястья. Желание бежать от альфы и не убегать, разрывало на части, припечатав к месту намертво.
В заложенных, словно водой, ушах слышался глухой разговор.
Дверь открыл папа. О чем они разговаривали, было не слышно. И очень страшно. Наверное, сейчас Родион извиняется перед родителями и забирает свое предложение о свободе обратно, говорит что сильно ошибся и уходит
«Уходит?»
Разговор затих.
Хлопнула входная дверь.
Вот и все.
Горло сдавило. Ногти впивались все глубже в кожу, но боли Марк не чувствовал.
Потяжелел воздух, дрогнул под ногами пол. Окружающие предметы поплыли: рисунок на настенном ковре размылся, теряя симметричность; вот вязкая капля тяжело плюхнулась на пол; стул неуклюже сложился под собственной тяжестью, будто придавленный невидимой плитой; всколыхнувшись, кровать пошла буграми волн; протяжно скрипнули длинные щепы шкафа, ребрясь гармошкой.
Марк медленно застывал на месте. Твердое прозрачное стекло обтекало тело, превращаясь в недвижимую хрустальную массу, консервируя омегу словно букашку в огненном янтаре.
И Марк не мог это остановить. Не хотел. Зачем?
Никому вокруг не нужна его никчемная жизнь. Так зачем она ему самому? Вечно мечтать о счастье? О радости? О Родионе?
«Не хочу.»
Стекло мягко скрипнуло, затягивая маленькое тело мертвой хваткой в центр, пряча от всех тревог мира.
Часть 14 Клубника
Дверь приоткрылась.
На пороге стоял Родион. Его губы дрогнули, произнося что-то.
Альфа нахмурился, глядя на странную позу Марка, глядящего на него невидящими, безумными глазами. Хотел сделать шаг. И наткнулся на сплошную стену кристально прозрачного стекла.
Неверяще оглядевшись, он увидел деформированную комнату, словно картина Дали, вырвавшись из рамы, захлестнула пространство вокруг.
Родион ощупал стекло и наконец понял, в чем дело!
Марк увидел изменившееся непонятной гримасой лицо. Кажется, Родион что-то кричал.
Альфа оскалил зубы. Удары посыпались на стеклянную стену. Только она была неприступна.
Так же, как и страх омеги потерять единственное солнце в темной обескровленной вселенной собственного проклятия. Как же оно жгло изнутри, образуя бездонную черную дыру, что не знает пощады и слабости.
«Почему так кричит Родион?»
Родион? Разве он не ушел?
«Что он кричит?»
Марк так отчаянно желал знать, что за слова срываются с любимых губ снова и снова Его сознание потянулось к альфе и прозрачное стекло стало его частью, его продолжением, его мыслью, его телом, его ушами, его
Марк!
«Он зовет меня?»
Марк! Слышишь? Прекрати это немедленно!!!
Почему он так зол? Отчего его лицо так серьезно? Ему плохо? Желваки на любимом лице дрогнули, беспомощность и непонимание исказили прекрасные черты.
Мое прекрасное наваждение
Марк, прошу тебя прекрати это вернись
Марк очнулся.
Альфа никуда не ушел. Он все еще здесь. У его комнаты. Зовет его.
За его плечом родители. Папа рыдает, а отец раз за разом впечатывает окровавленный кулак в неуязвимую стену стекла.
Омега сглотнул, стряхнул оцепенение.
Хрустальная масса лопнула мириадами крошечных трещин в один единственный миг. Хрустнула. Разлетелась вдребезги, но ни один осколок не навредил близким людям или ему самому, потому что уже в следующий миг кристаллы снова превратились в воздух.
Марк вдохнул.
Запах клубники ударил в нос, когда Родион впечатал в себя омегу.
Часть 15 Альфа
Захлебываясь головокружительным запахом, Марк вцепился тонкими пальцами в мягкий свитер.
Марк, раздался над ухом голос папы, все хорошо, милый. Отпусти Родиона.
Но омеге этого совсем не хотелось. Он не сомневался ни секунды, что как только разожмет руки, альфа уйдет. И уже навсегда. То, что он устроил, чуть не убило его самого, а значит, он не может себя контролировать.
О какой защите могла идти речь, если он не в состоянии справиться с собственными эмоциями? А если он однажды причинит боль окружающим? Ранит Родиона?
Пальцы сжались крепче, костяшки побелели. Уткнувшись носом в грудь альфы, он не отвечал, молясь, чтобы время остановилось и он вечно мог вдыхать сладкий запах с изводящей душу кислинкой.
Волос коснулась теплая рука, погладила по затылку. Плечи немного расслабились.
Хочешь подышать свежим воздухом? Родион говорил спокойно, будто и вовсе не злился.
Помедлив немного, омега кивнул, все также пряча лицо.
Вы не возражаете? Вопрос был обращен к родителям. Мы ненадолго.
Марк не был уверен, но кажется молчание продлилось довольно долго, а смелости взглянуть в родные лица не было. Что он мог увидеть там? Разочарование? Сожаление о том, что собственный сын свихнувшийся псих?
Послышался шорох тапочек о паркет.
Они ушли, еще через минуту сказал Родион. Его рука зарылась в волосы и пальцы легонько поглаживали голову. Соберешься?
Омега кивнул и, оторвавшись от свитера, чуть отстранился, не глядя на альфу.
Подождать снаружи?
Еще один кивок.
Родион тут же повернулся и пошел на выход, прикрыв за собой дверь.
Он был одет и не собирался переодеваться, ему просто хотелось немного побыть одному. Совсем немного.
Что же он натворил?
Сначала сорвался на альфу и наговорил того, что не следовало. А потом и вовсе потерял голову.
Марк оглянулся. Комната выглядела прежней: застеленная синим покрывалом кровать, застывшими буграми, старенький с выщерблинами шкаф, слегка покосившийся ковер, кажется все еще с орнаментом привычного рисунка, но тихий шепоток делился с омегой страшной тайной«Смотри, я тот же самый, но ведь мы с тобой знаем, что случилось»
Дрожь цапнула низ позвоночника и, вгрызаясь мелкими противными зубками паразита, стала ловко взбираться выше и выше, пробирая живот, грудь, забираясь в самое сердце. Омега кинулся вон.
Хлопнув дверью, он бросился в коридор. Там было пусто, и некому было остановить парнишку, опрометью несшегося вон. Стукнувшись и тормозя о мягкую обивку входной двери, Марк судорожно схватил ботинок и принялся неуклюже впихивать ногу, не позаботившись о том, чтобы лучше развязать шнурки.
Марк?
Из кухни появился Родион, а за ним папа. Александр Иванович никогда не видел сына таким испуганным и уже хотел сделать шаг навстречу, когда альфа, заметив его движение, остановил словами.
Я сам.
Старший омега застыл, провожая альфу взволнованным взглядом, пока тот не подошел к сыну и не перехватил его запястья, отрывая от запутавшихся шнурков.
Марк.
Омега поднял затравленный взгляд и какое-то время таращился на Родиона.
Не торопись. Давай, я тебе помогу. Хорошо? медленно произнес он.
Марк выдохнул и распрямился, опуская напряженные руки и не мешая. Родион опустился перед омегой и завязал ботинки, затем снял курточку с крючка и помог ему одеться, натянув шапку на сбитые колтуном волосы.
Идем?
Не дожидаясь ответа, Родион кивнул родителю и вышел крепко сжимая тоненькое запястье в собственной руке.
Александр Иванович проводил сына взглядом и побрел в спальню к мужу.