Ну, я больше не могу!..заявила Женя и убежала со сцены. Раздалось несколько редких хлопков, никто не был удовлетворен выступлением лучшей учительницы; больше того, всяк посчитал себя и умнее и лучше. А то, что было действительно лучшего,большое учительское сердце, честность, любовь к детям,этого никто на совещании не увидел.
Подруги также остались недовольны выступлением:
Женя, ну что с тобою? Ты так хорошо выступала в училище!сказала Соня.Нам рассказываешь часами, а тут не могла рассказать!..
А потом она позавидовала Жене:
А все-таки хорошо. Про тебя говорят, а про меня ни слова! А я столько делала...
Подруги замолчали. Соня припомнила подробности минувшего года: занятия в две смены, самодеятельность, хозяйственные заботы. Счастье школы, что она была крестьянской девушкой, не боялась никакой работы. И будь обстановка вдвое тяжелее, приняла бы как должное, обычное. Но у нее за всю зиму не было инспектора, никто не видел ее подлинного героизма.
Недовольный выступлением Жени, завроно предоставил слово Агнии Петровне, сидевшей в президиуме.
У Евгении Михайловны,сказала она,есть чему поучиться и молодым, и нам, старым. Секрет ее успеха прост. Пожалуй, и нет секретапросто внимательное отношение к человеку, сердечное. У нее нет равнодушия, безразличия к ребенку и к любому человеку. Она всех видит. Она начала с того, что стала прихорашивать и, можно сказать, своим сердцем отогревать своих учеников. И отогрела! Помню, пришла к ней одна девочка, сарафан до пят, волосы не причесаны, на шее крестик, личико бледное. Посмотрели бы вы на нее сейчас! Ребенокглядеть хочется! Или мальчик Гриша. Был как сорнячок при дороге, а сейчас! Мальчик расцвел, посветлел. И мать стала другой женщиной. То не любила ребенка, а теперь души в нем не чает. Так и каждого ученика. А учеников у нее сорок! Конечно, нам надо знать и педагогику и психологию, без теории мы слепые, но прежде всего надо быть человеком, по-настоящему любить детей...
Агния Петровна перешла к работе школы с родителями и хозяйственным делам, которые, как и у всех, заставляли директора отдавать им много времени и сил.
После ее выступления объявили перерыв. Во время перерыва Жене показалось, что все от нее отвернулись, даже подруги стали как-то холоднее, точно она вдруг стала виноватой перед всеми. Ей казалось, что она станет центром внимания, а выходило наоборот. Она отошла к окну, на глазах навернулись слезы:
Что я плохого сделала?
Вдруг она почувствовала, что кто-то берет ее под руку.
Ну, а слезы зачем? Слезы нам не ко двору! Такая молодчинаи вдруг слезы!
Женя повернулась и увидела перед собою секретаря райкома партии Ковалева.
Плакать не следует. Не такое сейчас время. А дело вы делаете большое. Комсомолка?
Женя утвердительно кивнула головой.
Надо вступать в партию. Сил прибавится, и работа пойдет веселее. Сейчас все лучшие люди, патриоты, вступают в ряды партии.
Кто меня примет, такую... плаксу...
Это ничего. Большевикиживые люди. Ничто человеческое им не чуждо... Ну, а слезы почему?
Не умею я выступать... Сидят все такие умные... А потом наговорили про меня, будто раздели. Теперь никто и не смотрит...
Только и всего!? Ну, это пустяки. Говорили про вас хорошо! Если бы про меня так говорили, я бы плясать пустился. А выступать надо. Собрания для насшкола. А сидят в зале всякие..
А почему одних хвалят, а других, кто больше сделал, не замечают?
Кого, например?
Учительницу из Подгорного. Она сама и печь ремонтировала, и за дровами ездила, и воду носила, и как в колхозе работала! Председателя колхоза научила простым и десятичным дробям! И в дыму и в холоде сидела. И о ней ни слова, а меня прославили! А что я такое сделала?..
О Подгорном у нас хорошие сведения, но того, о чем вы говорите, я не знал. А еще что скажете?
А еще я прошу перевести Катю Гребневу в нашу школу. Одним словом, назначить нас вместе. У нее будет ребенок, а мужа призвали в армию. Она моя подруга, и я хочу ей помогать.
Я думаю, что это можно будет сделать.
Женя подняла голову, посмотрела Ковалеву в глаза, и оба улыбнулись.
В годы войны, как ни велики были потери, ряды Коммунистической партии не редели, а росли! На фронте и в тылу в партию хлынули новые силы. Это были патриоты Родины, люди высокой совести и моральной чистоты. Для них быть в партии значило служить народу, отстаивать высокие идеалы человечества, жертвовать всем, не требуя взамен ничего.
Когда Женя рассказала Агнии Петровне о своем разговоре с секретарем, та помогла ей оформить документы, дала рекомендацию, и в октябре, накануне праздника, первичная партийная организация принимала ее кандидатом в партию. Она рассказала свою коротенькую биографию, вопросов не последовало, стали высказываться, и тут Женя поразилась, как тепло относятся к ней эти на вид суровые, всегда озабоченные люди, коммунисты, с которыми, не зная об их партийной принадлежности, она не раз встречалась, как хорошо знают и высоко ценят и ее работу.
Дайте и я скажу,попросил слова старый рыбак Матвей Сурнин: -- Я знаю товарища Журавину давно. Я ее первый тут увидел и, прошу прощения, осудил. Ехали мы на одном пароходе. К месту работы она ехала... Ну, смотрююла! Есть музыка, нет музыкипляшет. Кто не подвернется, тот ей и пара. Ну, думаю, эта научит! А тут, смотрю, к нам в поселок прислали. Дальшебольше: внук мой на выучку к ней попал. Ну, гляжу, жду, что будет. Вот она и приходит к нам в дом. Пришла и отчитала! Инспектор по качеству! Выходит, внук мой не мыт, не стрижен, в ушах грязь, под ногтями грязь, в помещении у нас грязь, по углам паутина, мусор в углу. Ну, взорвало меня, каюсь! «Не с этого бы, говорю, начинать! Ты просвещай ум, а чистоту мы наведем сами». А она в ответ: «Как же вас просвещать, когда у вас солнца не видно: окна сроду не протирали». И, поверите вы, загоняла нас с внуком: воды принеси, тряпку подай, давай нитку, иголку. Часа два мы провозились, пока навели порядок. Голову вымыла внуку, вот что! Сиротка он у меня. Ему, пожалуй, первый раз такое внимание. Ну, ушла она, а я целую ночь ворочалсяне спится. Вижу: правильно сделала. Как тебя просвещать, когда тебя помыть сперва надо, чтоб ты сам себя уважал, чистоту почувствовал. А дальше что ж? У всех она на виду, худого не скажешь, человека сразу видать. Другие вон сколько лет у нас живут, а не видно их и не слышно. А эта за год до всякого дошла... Мария Петровна, та, верно, доходила, но та больше пилила, а эта, смотри ты, командует: чего не такпеределай, сделай. А оно так и следует. Из слов шубы не сошьешь. Про что и говорю... А теперь про внука: поддерживает порядок! То не замечал, где у нас что, а теперьто не на месте, другое не так. Потребовал щетку зубы чистить. Я говорю: «На мои погляди! Отродясь не чистил, а они как чеснок!» А он: «Учительница больше тебя знает». Ну, раз больше знает, купил ему все что надо,наводи чистоту...
Нельзя и мне промолчать,сказала Агния Петровна.Я только напомню один случай. Никто здесь, кроме меня, его и не знает. Мария Петровна, которой Женя пришлась по душе, оставила ей свои вещи. Было золото и серебро. И она (набралось его на три тысячи) все сдала в фонд обороны. Всё, что имела...
Присутствующие на собрании подняли головы.
А почему это никому не известно?
Запрещает. Считает, что она только передала чужое из одних рук в другие, и в этом не видит заслуги. То же и с вещамираздала людям.
В райкоме к Жене отнеслись так же тепло и внимательно, как и в первичной парторганизации. Возвращаясь домой, она не слышала под собой ног. «Хорошо... И все они хорошие. Сначала смотрели строго, как судьи, аж холодно стало, а когда выступил секретарь и все рассказал, сразу потеплели, и мне стало тепло, даже жарко».
Вернувшись в школу, она забежала к Агнии Петровне, бросилась ей на шею:
Приняли, Агния Петровна, приняли!
Ну, поздравляю... Ты у меня умница. Дай же и я тебя поцелую. Вот так. Теперь у тебя прибавится сил, смелости. Берись за дело обеими руками. Мы, коммунисты, перед народом в ответе. Это надо осознать. Мы не можем поворачиваться спиной ни к беде, ни к неправде. Нас все касается...
Весь вечер они говорили об этом большом событии в жизни Жени Журавиной.
Первые дни после приема в партию Женя не находила себе места. То ей казалось, что она теперь выше других на целую голову, точто она самая маленькая и все на нее смотрят и удивляются, то ей становилось весело, и она повторяла про себя: «Хорошо! Я с ними, они помогут. Теперь хоть в огонь!..»