Молния не настоящая! Я в нее не верю!
Это как хочешь, заметил Оуэн. Но она вполне реальна. И грозам наплевать, веришь ты в них или нет. Я работаю только с реальностью.
Экстрасенс с трудом сглотнул.
Если ты сохранишь мне жизнь, я скажу, кто меня нанял.
Я знаю, кто тебя нанял, ответил Оуэн. Видимо, я преподал этим бизнесменам недостаточно серьезный урок. Может быть, твоя смерть убедит их.
Но Я капитулирую! Я сдаюсь!
У меня нет жалости к наемным убийцам.
Экстрасенс стал насылать новые наваждения, но они промелькнули вокруг Оуэна бледными привидениями лишь на мгновение, не в силах пробить его ментальные щиты. Экстрасенс смотрел на Оуэна отчаянным взглядом.
Ты справился с нами тремя. Это невозможно. Ты не человек!
Нет, согласился Оуэн. Уже нет. Теперь заткнись и умри.
Молния ударила еще раз, и экстрасенс погиб. И в тот же момент на улицу со всех сторон высыпала небольшая армия тяжело вооруженных людей. Они двигались быстро, чтобы окружить его, отрезая все пути отхода. Вид у них был зловещий, решительный и весьма профессиональный. Оуэн был поражен. Их тут вполне могла набраться сотня. Нисон и его друзья по бизнесу, очевидно, обшарили все городские притоны, чтобы собрать такое войско.
Оуэна заманили в капкан, и он это знал. После всех уже затраченных усилий ему пришлось напрячь свои новые ментальные способности до предела, чтобы произвести три удара молнии, и больше в нем этих сил не осталось. У него был трудный день; меч оттягивал руку; он смертельно устал, и все кости болели. И все это ни черта не значило. Он был Оуэн Охотник за Смертью, и был обуян адским безумием, и это безумие надо было на ком-то сорвать.
Ему вспомнилось пророчество юного экстрасенса, что он встретит смерть на улицах Мистпорта один, без друзей, в битве без малейшего шанса на успех. Оуэн рассмеялся, и некоторые из стоявших перед ним вздрогнули от этих зловещих звуков. Это был смех человека, которому нечего терять. Оуэн Охотник за Смертью поднял меч, улыбнулся своей улыбкой мертвой головы и перешел на «спурт». С боевым кличем семьи «Шандракор!» он бросился на врагов, напиравших со всех сторон, и остался только лязг стали о сталь.
Резня и бойня бушевали в узкой улочке, кровь текла ручьями по булыжнику мостовой, а потом Оуэн стоял триумфатором посреди кучи мертвых и умирающих, истекая кровью из бесчисленных ран, но не сломленный, смеясь при виде бегущих от него сломя голову уцелевших наемников.
Вот тебе и дурацкое пророчество.
Оуэн остановил программу «спурт» и снова оказался до последней степени измотан. Шок защищал его от боли многочисленных ран, но он знал, что должен лечь и отдохнуть, чтобы его смогло исцелить наследие Лабиринта Безумия. Нельзя терять сознание посреди улицыэто может подпортить репутацию. Достаточно твердой рукой он вложил меч в ножны и развернулся, чтобы вернуться в «Колючий терновник», в свою комнату, но остановился, вспомнив Хэйзел и Сильвера. Снова встречаться с ними ему не хотелось. Не хотелось даже быть поблизости. Но он все же вошел в гостиницу и прошел в свою комнату. Потому что больше ему некуда было идти.
Имперский крейсер «Непокорный» вышел из гиперпространства и лег на околопланетную орбиту возле Туманного Мира. В своей каюте капитан Бартек, известный также под именем Бартек-Мясник, напряженно ждал какой-либо реакции от лежащей внизу планеты. Даже после Тифозной Мэри выжившие экстрасенсы планеты должны были атаковать любой имперский корабль в момент его появления. Но мгновения текли, и ничего не происходило, и Бартек наконец позволил себе немного расслабиться. Новые экраны действовали. Теоретически ни один экстрасенс или группа экстрасенсов не могли обнаружить присутствие «Непокорного», однако не было способа испытать экраны заранее.
Капитан Бартек поднялся из своего широкого кресла и неторопливо двинулся по каютекрупный, похожий на медведя, с медленными, неспешными движениями. Безупречный мундир, без пятнышка или пушинки, каждая складочка на своем месте. Хладнокровный и спокойный, Бартек не доверял эмоциям, тем более своим.
Они бывали всего лишь препятствием на пути эффективного выполнения служебных обязанностей. В большой и комфортабельной каюте царили растения, покрывавшие все стены и даже потолок. Лозы и цветы, колючие кусты и лианы переплетались друг с другом в борьбе за жизненное пространство. Стремились затмить друг друга огромные соцветия на причудливой растительности из сотни разных миров, живущие благодаря сложной гидропонной системе. Они наполняли воздух густым, тяжелым запахом, который казался терпимым только Бартеку. Он предпочитал растения людям. С цветами ему было проще, не в последнюю очередь потому, что они были предсказуемы и никогда не огрызались. На службе, где он никогда не мог расслабиться и никому не мог доверять, ему казалось, что яркие цвета и богатые запахи успокаивают, и он покидал уединение своей каюты только в случае абсолютной необходимости.
Бартеку было приказано вернуть Туманный Мир в лоно Империи. Честь, конечно, но честь чрезвычайно опасная. Разумеется, кроме него, никто не вызвался бы на это задание добровольно. Его предыдущее задание состояло в охране Склепов «спящих» на планете Грендель. Шесть его звездолетов без всяких происшествий годами поддерживали карантин этой планеты, пока капитан Сайленс на «Неустрашимом» по приказу императрицы не спустился на планету и не обнаружил, что мятежные ИРы с планеты Шаб каким-то образом проскользнули через блокаду и ограбили Склепы. Даже теперь Бартек понятия не имел, как это могло случиться. Его корабельные приборы и записи твердо свидетельствовали, что мимо них ничто не могло проскочить. И никто ни на одном из кораблей ничего не заметил.
Бартек и его корабли были отозваны с позором, и по прибытии на Голгофу все, от Бартека до последних нижних чинов, были тщательно проверены экстрасенсами и мнемотехниками, решительно настроенными обнаружить разгадку этой мистической истории. Крайности их методов довели некоторых испытуемых до смерти, а других до безумия, но найти не удалось ничего. Бартек до сих пор с дрожью просыпается по ночам от страшных снов о том, что с ним проделывали.
В конце концов он и выжившие члены экипажей были официально освобождены от обвиненийтолько для того, чтобы обнаружить, что им больше никто не доверяет. Бартек не мог поставить им это в вину. Он сам втайне опасался, что специалисты с Шаба смогли запрограммировать его разум, вставить секретные пароли и инструкции, закопанные так глубоко, что никто не смог их обнаружить. Он не сомневался, что другим тоже приходила на ум эта мысль, и не удивился, когда получил назначение вернуться в Академию флота инструктором. Это положило конец его карьере и дало возможность службе безопасности держать его под плотным наблюдением.
А затем последовал призыв добровольцев для выполнения задания на Туманный Мир. Туда нужно было посылать только добровольцевкаждый понимал, что это почти верное самоубийство. Бартек ухватился за эту возможность, как утопающий за соломинку. Шансы на успех его не волновали. Если его императрица говорит, что задание выполнимо, этого ему достаточно. И он отчаянно рвался доказать свою преданность, вернуть доверие и восстановить свое прежнее положение. Хотя он сам точно не знал, кого он хочет убедить: императрицу или себя самого. Лайонстон немедленно утвердила его начальником экспедиции. Отчасти потому, что его послужной список указывал, что он может выполнить задание, не считаясь с потерями, а ещепотому, что в случае провала он и его команда не будут чрезмерной потерей. Бартек это знал и был с этим согласен. Он и сам так считал.
Дверь вежливо дзинькнула и открылась, когда он рявкнул команду. Пригибая голову, чтобы не задеть свисающие с двери лианы, в каюту шагнул лейтенант Ффолкс в сопровождении репортера Тобиаса Шрека и его оператора Флинна. Тобиас, известный также под именем Тоби Трубадур, был улыбчивым, невысоким, полным, потеющим человечком с прямыми светлыми волосами, с цепким, как стальной капкан, умом и без каких бы то ни было моральных принципов, о которых стоило бы говорить. Такое сочетание делало его первоклассным репортером. Флинн являл собой тип человека долговязого и неуклюжего, с обманчиво честным лицом. Камера сидела у него на плече, как одноглазая сова.