Слепец вскрикнул: ступни обожгло. В кожаные сапоги будто лавы залили. Больно!
Ремешки до хруста затянулись на щиколотках, кто-то начал выкручивать сапоги в разные стороны, но кости каким-то чудом оставались целыми. Было невообразимо, чудовищно, адски больно!
Пожалуйста, прекратите меня мучить. Лучше убейте Умоляю!
Н-е-е-т, братец. Смерть или жизньтолько в обмен на твои руки! Отдавай по доброй воле, и все закончится сразу же.
Боль немного притупляла сознание, но слепой степняк все же слышал, как невдалеке затопали маленькие ножки.
Дедушка! раздался звонкий детский голосочек. Они идут сюда! Они убили Черное щупальце. Дедушка, нам страшно!
Не бойтесь, мои милые, человек горько и искренне вздохнул, тяжело нам придется без сторожа болот, но Хозяйка его оживит, как только сила к ней перейдет. Обязательно оживит.
На какое-то время воцарилась тишина. Слепец прислушался: ветер играет на щелях промеж досок, как на пастушьей флейте.
Мне не нужно, чтобы ты сдох, мальчишка. И я сделаю все, чтобы ты жил. Отдыхай! Но вскоре я вернусь, и ты пожалеешь, что родился на свет. Советую подумать над моим предложением.
Слепец громко охнул, когда его ноги упруго хрустнули, приняв привычное положение. Пожалуй, в большем дерьме он еще не оказывался.
* * *
Слободан с недовольным видом прощупывал почву под снегом. Про себя Адриан отметил, что, должно быть, акробату неудобно, да и неприятно идти по земле пешком.
Отец Васимар едва-едва переставлял ноги. Привычная стать куда-то подевалась, в этой сутулой и дряхлой развалине сейчас с трудом угадывался тот мощный старик, что еще пару дней назад одной молитвой мог обратить в бегство целую стаю бесов.
Солнце к закату клонится, Мыреш глянул на багровеющий огненный диск, пора разбивать лагерь.
Пока молодые ставили палатки, архижрец уселся на сваленный ствол сосныперевести дух. На чистом куске белой парусины он разложил охранные обереги и стал молиться.
Сбереги нас, о, высоко небо! Да защити от гнева лукавого, да от твари кровожадной неторопливо бормотал отец поднебный.
Уставшие, голодные, не спавшие вдоволь несколько дней, путники ослабили бдительность. Сиречь привыкли, что при свете дня болотные твари не нападают. Каждый размеренно занимался своим делом, и никто не заметил, как аляповатая фигурка о двух туловах притаилась за сугробом, как беззвучно вытянулся шипастый хобот из сочленений на уродливой шее.
Болотная гончая припала к земле, бесшумно перебирая всеми восемью конечностями. Прыжок!
Тварь напала на старика со спины: отец Васимар лицом вниз полетел в груду оберегов.
Зашипело. Морозный воздух мгновенно наполнился запахом паленого мяса; на шее архижреца висела целая гирлянда старинных оберегов, которые, к счастью хозяина, сработали мгновенно.
Курва! Ай-кош, ай! Мыреш метнул топор в гончую, но промазал. Степняк в два прыжка сократил расстояние между ним и гончей, и одним точным, выверенным ударом перерубил твари шею.
Отец Васимар с трудом перевернулся на спину. Он был невредим, но испуг выбил из него последние силы. Старик кашлянул, в уголках губ проступила алая пена: плохо дело.
Нутром пенишься холодным голосом сказал Мыреш. Сердцу, значит, уже все Стало быть, прощаемся, отец Васимар.
Степняк присел рядом и положил голову архижреца себе на колени.
Простите меня, привычный густой бас старика «высох» до едва различимого сипенияПодвел! Еще ночь обереги продержатся, а уж потомне поминайте лихом. Шар берегите, тут недалече осталось идти-то. Даст Неботот демон! Чую, что тот Ну, братцы, ТАМ увидимся, в вышине
Глаза старика остекленели, из уголка рта по бороде побежала кровавая слюна. Отец Васимар последний раз выдохнул и затих. Возлюбленное Небо отражалось в его стекленеющих очах.
Ночь прошла беспокойно: нечистые твари осмелели, и посреди темноты кто-то обязательно вскрикивал, напоровшись на непроходимый барьер. Чудовища неусыпно следили за каждым шагом чужаков, за каждым шагом нелепых и слабых существ, что без зубов и когтей умудрились отвоевать себе место в этом неприветливом мире.
Наутро, по чизмеградской традиции, отца Васимара похоронили в болоте. Слободан нашел незамерзший клочок топи, и тело клирика бросили с силой в самую глотку болота, в самый омут! Постоялиподождали, пока пузыри не перестанут бугриться на черной глади. Если перестало бурлить, значит, душа уже на Небе и можно навсегда прощаться.
В воздух! крикнул капитан.
В воздух, тихо прошептал акробат.
В воздух нехотя повторил степняк-иноверец.
Голубой шар все разгорался, лихая троица прибавила шагу и не останавливалась на привал добрые сутки, пока в воздухе не стало заметно теплеть.
Демоново это! тараторил акробат испуганно. От него жар! Его нутро огнем горит.
И прав был Слободан: еще пять или шесть верст, и стало видно, как рваный край ковра, сплетенного из дерна, корней и валежника, шевелится, будто брюхо исполинской улитки.
Я дальше не иду, пан капитан, глаза Слободана округлились от ужаса. Ему была противна сама мысльступить вот на ЭТО. Теперь вы сами. Прости, но я долг свой отдал, я брата потерял! Не могу я туда идти, не могу, прости!
С этими словами Слободан побросал торбы, одним прыжком сиганул на одну из верхних веток сосны, а затем исчез в кронах.
Трус Адриан сплюнул себе под ноги. Не станешь ты атаманом с таким слабым хребтом! Катись ко всем чертям, пацан! Слышишь? Уноси ноги!
Еще несколько мгновений капитан орал в пустоту. Слободан по-обезьяньи прыгал с ветки на ветку и вскоре скрылся из виду.
Буульбааз медленно полз чуть поодаль. Адриану и Мырешу удалось его нагнать в несколько прыжков и забраться на хвост. Ветки, сухие листья и снег: все было как у настоящей топи, только эта почему-то двигалась сама собой.
Давай, смотри в оба! Сейчас вот совсем не время подыхать.
Мыреша уже достали постоянные разговоры о смерти. И часа не проходило, чтобы Дьекимович не ляпнул что-нибудь про то, что они не вернутся в город. Степняк и так это знал, но совершенно не понималзачем размусоливать очевидную истину?
Чем дальше заходили стражники, тем жарче становилось. Спустя примерно версту пешего хода Мыреш и Адриан сбросили с себя шинели и шапки с зелеными кокардами.
Снег растаял, земля высохла и растрескалась. В воздухе витал едва уловимый запах серы. Демон неторопливо полз сквозь Гнилов лес; его гибкое и пластичное тело каким-то чудом огибало встречные деревья. Ложные веточки, чешуйки, похожие на опавшую листву, бугорки в виде шишек: все это ходило ходуномдемон дышал.
На горизонте, словно отмороженный палец покойника, вырастала черная башня. Обереги под гимнастерками шевелились и глухо потрескивали: должно быть, отец Васимар был прав. Шанс и вправду есть. Ведь дошли же! Осталось немного поднажать. Осталось самую малость
Ты не обязан этого делать, Адриан.
Капитан чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда буквально из ниоткуда возник Ене Радищлош, старший шоршеткалок.
Отец наш в голосе капитана смешались уважение, страх и ненависть. Ты? Здесь!? А Кажется, я начинаю понимать.
Мыреш достал свои топоры и приготовился к бою.
Мыреш! Ручной степняк нашего бравого командира. Опусти топоры, соломеннобородый. Я не хочу причинять тебе боль.
Мыреш сделал рывок и тут же упал: его голени с сухим треском крутанулись в разные стороны.
Обувь! Наше мастерствонавык филигранной работы и волшба. Нам подвластны пути и судьбы. Неужели ты думал, что можешь всю жизнь править в Чизмеграде единолично, капитан?
О чем ты, Радищлош? Адриан нарочно не стал говорить «отец наш». Какой же он«наш», мерзкий выродок, защитник ведьм?! Я только и делал всю жизнь, что поддерживал порядок в городе, передавал преступников в крепость советавашим мастерам-палачам. Я пахал, как раб-каторжанин. О какой власти ты говоришь, предатель?
Не притворяйся дураком, Адриан. Ты еще больший дурак, чем пытаешься казаться! Ты стал перетягивать на себя сутану власти, возомнил себя военным правителем, стал вести себя как отец-вседержитель. Назревал бунт, я это чувствовал!