Аудиторию постепенно заполняли вольные слушатели.
Погляди-ка, кто пришел, прошептал Питер.
В дверях я увидела только что вошедших Тайлера и Мэри. Они держались за руки и величественно шли по аудитории. Мэри мне казалась милой девушкой, у нее добрый взгляд, и она не вела себя вызывающе. А вот в Тайлере все кричало о его высокомерии: то, как он аккуратно зачесывает платиновые волосы назад, волосинка к волосинке; то, как высоко вздернут его подбородок; его идеально ровная осанка; и даже то, как он вышагивает, будто он не идет своими ногами, а его несут. А вот взгляд взгляд говорил о его горделивости гораздо больше повадок. Он не смерил меня взглядом, как делал это раньше, а провел Мэри к столу в левом ряду, галантно отодвинул ее стул и задвинул его, когда девушка села. Сам же Тайлер сел у окна вполоборота к Мэри и скосил на меня взгляд, теперь уже не так явно, как раньше, а исподтишка.
Но сейчас меня это ни капельки не раздражало, наоборот, мне стало смешно оттого, что это представление, его яркое появление в аудитории, закончилось таким падением от величественного мужчины до любопытного подростка.
Не знал, что он у нас теперь любитель биологиитихо проворчал Питер.
Я пропустила его колкость мимо ушей.
Давно они встречаются? шепотом поинтересовалась я у Питера, наконец-то разобравшегося с непослушной ручкой.
Когда Тайлер в декабре прошлого года перешел в нашу школу, они уже были вместе. До этого он с начала учебного семестра терся у школы, ожидая Мэри; думаю, тогда они уже встречались, Питер прошипел ответ прямо мне в ухо.
Слушай, а у Мэри нет братьев?
Питер удивился вопросу, но ответил:
Родных нет. Есть два кузена.
И им тоже не нравится выбор Мэри?
Вопрос прозвучал настолько тихо, что я сомневалась, слышал ли меня Питер, а я говорила ему прямо в ухо, но реакция Тайлера выглядела так, словно это ухо принадлежало ему. Он резко развернулся и вытаращился на меня так, будто я только что сказала, что являюсь его биологической матерью. Наша с Питером реакция не заставила себя долго ждать: я постаралась посмотреть на Тайлера так, чтобы в моем ответном взгляде ясно читалось: «Еще немного и ты меня достанешь».
Наконец, когда Тайлер отвернулся, Питер ответил:
Да я, вообще-то, не знаю. Мы с Мэри перестали общаться с тех самых пор какПитер кивнул на Тайлера и поморщился, затем продолжил. А с кузенами мы перестали общаться еще раньше. Я не знаю, что у них там случилось, но пять лет назад они внезапно сорвались с места и переехали. С тех пор я их больше не видел.
Еще раз прокрутив в голове слова Питера, я так и не поняла, могли те здоровые ребята быть кузенами Мэри или нет, но решила больше не уточнять, потому что глаза Питера вдруг погрустнели, и стало ясно, что эта тема ему неприятна. Если могли, то более или менее понятно, почему Тайлер ничего не делал. А если неттогда совсем ничего не понятно.
Тайлер сидел вполоборота к Мэри, и хоть он и смотрел на нее, было вполне очевидно, что парень держал меня в поле зрения, как водитель, смотрящий вперед, но на самом деле зрительно охватывающий куда больше пространства. Меня это сильно злило: подобное поведение не просто выходит за рамки приличия, а заставляет чувствовать себя ребенком, за которым нужен глаз да глаз. Кем себя возомнил этот Тайлер? Раз он косится, я тоже буду упрямо коситься в ответ. Нет, я буду смотреть в упор, прожигая его безупречный платиновый затылок, пока наглецу не станет стыдно.
Ты чего это? шепнул Питер, легко ткнув меня в плечо.
Плачу нахалу тем же! с неприкрытым возмущением ответила я. Всю неделю таращится на меня. Постараюсь, чтобы и он побыл немного в моей шкуре.
Мне показалось или после моих слов Тайлер улыбнулся? Так или иначе, сработало. Нахал хоть и неохотно, но отвернулся от меня и уставился в дверной проем.
Ну ты как-то не так старалась бы, что ли. А то кажется, что ты сейчас бросишься в драку.
Может, и брошусьответ был слишком тихим, чтобы Питер его услышал.
На часах было без двух минут три, когда в кабинет вошел мужчина средних лет, с густой, но уже седой шевелюрой, постоянно поправляющий очки прямоугольной формы в черной оправе. Не обронив ни слова, он подошел к преподавательскому столу, взял пульт управления, лежащий на нем, и нажал на кнопку. Механизм запустился, и шторы на окнах медленно поползли вниз, вскоре они закрыли собою окна, аудитория наполнилась полумраком. Через несколько секунд включился проектор, осветив помещение, и на экране за спиной мужчины появился первый слайд. Ровно в три часа профессор заговорил:
Приветствую вас, его голос оказался на удивление звонким. Я профессор Уильям Штейн, он кивнул, прижав руку к груди, затем с легкой улыбкой окинул аудиторию взглядом. Очень рад видеть столько заинтересованных лиц. Что ж, раз вы решили посетить мою лекцию, вы знаете, кто я и чем занимаюсь. Но все же
Профессор потянулся к компьютеру, нажал на кнопку, и за его спиной появился следующий слайд.
В самом верху было написано его имя: профессор Штейн, под ним в несколько строчекинформация о том, чем он занимается, а именно: на протяжении тридцати лет изучает генетику человека, имеет степень по биохимии и теперь преподает в Вашингтонском университете. В Силенс он приехал для продвижения своей книги о биохимической генетике и для агитации поступления на медицинский факультет, на котором он и преподает, а еще потому, что это его родной город.
Два часа пролетели, как две минуты. Старательно записывая каждое слово профессора Штейна, я и не заметила, как быстро пронеслось время. Эта лекция была вполне даже интересной, но когда он сказал, что на сегодня она окончена, я немного обрадовалась. Аудитория наполнилась тихим бормотанием, шелестом бумаги и звуками расстегивающихся молний рюкзаков. Мы с Питером тоже начали собираться.
Ну ты и строчишь. Откуда такая скорость? сказал Питер, заглядывая в мой блокнот. Училась стенографии?
А ты разве не успевал записывать?
Парень покачал головой.
Еще и почерк такой аккуратный, протянул он, перелистнув одну из страниц в моем блокноте, всматриваясь в строчки.
Почерк как почерк, пожала плечами я.
Но Питер так удивился ему, что я и сама стала листать тетрадь, изучая написанный мною текст. Не спорю, каждая строчка была идеально выведена, ни одной ошибки, ни одного сокращения, а почерк выглядел каллиграфически изящным, но чему удивляться. Правда, у самого Питера тетрадь наталкивала на мысль, что парень писал, одновременно отбиваясь от тучи комаров. Если сравнить с моим вариантом, то разница действительно ощутима.
Из-под медленно поднимающихся штор в аудиторию ворвались мягкие теплые лучи солнца. Оно будто всю лекцию томилось под окном, пытаясь пробиться через плотную ткань рулонных штор, и вот, дождавшись своего часа, разлилось по кабинету. До заката оставалось менее двух часов, солнце еще не коснулось крон деревьев, но уверенно приближалось к ним. Аудитория преобразилась и окрасилась в теплый оранжевый цвет.
Профессор быстро покинул аудиторию, пулей прошмыгнув через дверной проем, в котором в этот момент появилась девушка, знакомая Питера, она на секунду обернулась и взглянула на парня, поджав губы. Взгляд, брошенный мимолетно, всего мгновение, но этого было достаточно, чтобы сделать выводона явно неровно к нему дышит. Эта девушка приходит в библиотеку каждый день, так же, как и Питер, сидит напротив него со своей подругой и время от времени поглядывает на парня.
Вот это красота! протянул Питер.
Я было подумала, что это реакция на девушку, но парень восторженно уставился в окно, рассматривая небо:
За что я люблю этот город, так это за невероятные закаты.
Взглянув на то, как по небу высоко-высоко проплывают огромные тучи, подсвеченные теплыми, мягкими лучами, мне внезапно так сильно захотелось на пляж, что я практически видела его перед глазами, представляю, как там сейчас красиво.
Вот бы сейчас к океану, вздохнув, я повторила свои мысли вслух.
Тайлер и Мэри вышли из кабинета в числе первых, мы с Питером немного задержались. Собрав наконец свои вещи, мы не спеша двинулись к выходу.
Эх, не успеем доехать, разочарованно сказал Питер. Солнце скоро сядет.