Мы скромно не стали вдаваться в подробности.
А как нам до Рима добраться? после недолгой паузы осторожно спросил Джон.
А как шли, так и идите, равнодушно ответил абориген. До темноты, конечно, не доберётесь. Завтра, если с восходом пойдёте, то до полудня, как раз, и доберётесь.
Перспектива ночевать под открытым небом не обрадовала, и после небольшой паузы я поинтересовался насчёт ночлега.
Абориген отчего-то обрадовался:
А вон вилла моего хозяина, гостям он всегда рад, крепыш указал на нечто белое и угловатое, маячившее вдалеке между деревьями. Пойдёмте, я вас на тропу выведу.
Мы углубились вслед за ним в виноградники. Сзади опасливо семенили собаки, с повизгиванием принюхиваясь к нам.
Проводник наш оказался на редкость словоохотливым. Был он в поместье сторожем за виноградниками, а заодно и надсмотрщиком за рабами, раньше служил на торговом судне да один раз чуть не потонул в шторм, после чего решил, что на суше спокойней; в Риме на примете имеется одна вдовая трактирщица, хоть и немалых лет, зато при деньгах, так что есть куда идти, хотя и хозяин неплохо платит, вот только
Любитель богатых трактирщиц хитро поглядел на нас и осторожно спросил:
А вы как, вино пьёте?
Естественно, надменно ответствовал Серёга и посмотрел на римлянина как на последнего идиота.
Тот же расслабился и захихикал:
Это хорошо, хорошо А то хозяин, скажу вам честно-благородно, усугубить ба-альшой любитель Выпить может, страсть! А особенно пить здесь начал, как его из Рима попёрли. В ссылке он здесь. Никто к нему не ездит. Оттого кто бы к нему не пожаловал, всех принимает, крепыш оглянулся на нас и добавил с некоторым ехидством:Даже таких чудных, как вы.
А за что его в ссылку отправили? полюбопытствовал Джон, пропустив мимо ушей сомнительный комплимент.
Да на стороне Помпея выступал, охотно пояснил римлянин. Ну, Цезарь его и сослал.
Ага! пробормотал Лёлик. Вот, значит, в какие времена мы попали!
А один он не пьёт. Меня заставляет продолжал сторож, помрачнев. А у меня изжога.
Ничего, важно заявил Раис. У нас с этим полный ажур.
Вышли к дорожке, проходившей по винограднику.
Вот так пойдёте и прямо на виллу выйдите, крепыш вдруг хитро прищурился и вполголоса заговорил:А я это вот что скажу. Если хозяин предложит на спор питьни за что не соглашайтесь. В него как в прорву влазит
Ничего, нас не перепьёшь, тоном, каким обычно говорят: всех не перевешаешь, сердито заявил Серёга и заторопился по дорожке в указанном направлении.
Естественно, мы от него не отстали.
Так как, Лёлик, спросил Боба. В хорошие времена ли мы попали?
Видно будет, пожал плечами энциклопедист.
Дорожка вывела нас прямиком к распахнутым настежь воротам в низкорослой стене из белого неровного камня. Мы осторожно вошли во двор и огляделись. Одноэтажный дом был довольно обширен и пропорционален, хотя и странного вида для глаза, привыкшего к сочетанию стекла и бетона. Вокруг всего дома протянулась крытая терраса с окрашенными в весёленький розовый цвет колоннами, на которую выходила полуоткрытая дверь. Прямо у террасы бродили голенастые куры, копошились пятачками в куче сухого навоза пегие свиньи со злыми красными глазками. По всему, подошли мы к вилле с тылу, то есть со стороны хозяйственного двора.
Во дворе не было ни единого человека, кроме малолетнего сопливого голыша мужского пола, который, выпятив грязный живот и с достоинством заложив руки за спину, задумчиво писал, норовя поточнее попасть в щепочку. Увидев нас, голыш изумлённо разинул рот, вытаращил глаза, да так и остался стоять; по пыльным ногам его потекла серая струйка.
На террасу из-за двери вылезла какая-то бледная физиономия и уставилась на нас.
Эй, повелительно воскликнул Джон. Хозяин дома? Скажи, гости пришли
Дорогие! веско уточнил Раис.
Физиономия молча скрылась. Мы удивлённо переглянулись и стали ждать, недоумевая по поводу столь непонятной тишины. Вдруг где-то в глубоких недрах дома послышались мажорные возгласы, загремело что-то, и выкатился на террасу колобкообразный пузан неопрятного вида с сизой внешностью страдающего хроническим похмельным синдромом.
Ба, какое счастье привалило! закричал он тонко и пронзительно как паровозный свисток. Наконец-то пожаловали гости драгоценные! Хвала Юпитеру, гип-гип-ура всем! А я уж совсем заждался, ай-яй-яй, разве так можно?
Продолжая нести галиматью, пузан подлетел к нам удалым живчиком, закружился вокруг не хуже балерины, стал пихать в бока дружески, форменным образом заталкивая в дом, куда мы и вступили без задержки под напором столь наступательного гостеприимства.
Внутри царил серый полумрак, так как немногочисленные окна были прикрыты плотными ставнями, отчего глаза наши после хоть и приглушенных закатом, но ещё сочных красок снаружи, не могли разглядеть подробности интерьера. Лишь удавалось уловить смутные угловатые очертания какой-то мебели у гладких стен с тёмными узорами, да ещё вот запахи, непривычные совершенно, запахи горелого масла, сухих цветов и ещё чего-то тёрпкого и горьковатого.
Вслед за продолжавшим радостно бормотать хозяином мы миновали пару комнат и оказались на крытой просторной террасе, выходившей в садик на внутреннем дворе, где под стремительно темневшим небом с первыми проблесками звезд плескал тихонько в шестиугольной мраморной чаше сладкозвучный фонтанчик. Терраса была освещёнакругом стояли на гнутых ножках высокие бронзовые поставки в виде фигурных столбов, к которым приспособлены были масляные лампы, походившие одновременно на сплюснутые заварочные чайники и на пресловутую лампу Алладина. Такое освещёние для нас, привыкших к обильным люксам электрического света, показалось тусклым и неубедительным. Но с тем лепестки жёлтого пламени весьма живописно и причудливо отражались в неровных камешках разноцветной стенной мозаики, отчего по аналогии с понятием "живой звук" всплывало в сознании понятие "живой свет".
Посередине террасы на каменном полу стояли вокруг низкого круглого стола три широкие ложа, обтянутые тонкой кожей и заваленные разноцветными подушками.
Ну что же, прошу располагаться, римлянин подошел к центральному ложу и мягким жестом указал на ложа по бокам.
Мы замялись, не понимая: как же на этой мебели располагаются, но затем скинули у стенки рюкзаки и прочую амуницию и с некоторой робостью приселиСерёга, Лёлик и Раис с одной стороны, а Джон, Боба и яс другой.
Джон хмуро зыркнул на нас, как бы невзначай прикрылся от пузана ладошкой, скроил бесподобную гримасу и приглушённо просипел:
Болваны, на них не сидят, а возлегают, затем решительно на ложе плюхнулся, вытянулся на нём в полный рост и, заложив руки за голову, стал с достоинством смотреть в потолок.
Хозяин, отвесив мокрую губу, во все глаза поглядел на невозмутимого Джона, неуверенно откашлялся и с прежней живостью обратился к нам:
Сейчас прикажу с дороги омыть вам ноги, а затем побеседуем да перекусим с возлияниями, он хлопнул в ладоши и продемонстрировал настоящий способ возлежания, то есть залез на центральное ложе лицом к столу и прилёг на левый бок, опёршись на руку и подпихнув под себя пару подушек. Джон, искоса наблюдавший за хозяином, тут же переменил позу на правильную и как ни в чём не бывало начал насвистывать шлягер про зайцев, которым всё равно.
Появилась на террасе чрезмерно смуглая девица в потрёпанной одёжке ниже колен с медным тазом и узкогорлым кувшином. Так как это была первая видимая нами представительница нежного пола местных кровей, то все мы, естественно, с живым интересом уставились на неё, пытаясь по данной личности определить основные черты особо небезразличной нам половины жителей Римской империи, но девица была настолько невзрачной, что интерес наш улетучился незамедлительно, а Джон даже заметно приуныл.
Шлёпая босыми ногами, она подошла к располагавшемуся с краю Лёлику, присела перед ним на корточки, поставила на пол таз с кувшином и, ни слова не говоря, принялась развязывать шнурки на непотребных кедах Лёлика. Лёлик разинул рот, потом густо покраснел и, быстро спрятав ноги под ложе, пробормотал: