Пятая рюмка виски перед Харпером была еще на две трети полна. Эриксон показал ему три пальца и спросил:
А ну, сколько?
Три, отозвался Харпер. Садись, Гас.
Правильно, одобрил Эриксон, умещая свое долговязое тело в низком кресле. Ты в порядке пока. Что стряслось?
Выпей. Нет, не это. Здесь виски ни к черту. Думаю, Лэнс начал его разводить. Я спекся. Полностью и окончательно.
Нет, Лэнс этого делать не станет, и если ты так думаешь, то уползешь отсюда на четвереньках. Но как ты мог сдаться? Мне казалось, ты решил наконец высказаться и разделать их под орех.
Я так и сделал, проворчал Харпер, но, черт возьми, Гас, шеф прав! Если специалист по мозгам говорит, что ты рехнулся, он должен его поддержать и снять тебя с дежурства. Шеф не имеет права рисковать.
Да, может быть, шеф и прав, но наши дорогие психологи от этого не становятся мне милее. Знаешь что? Давай поймаем одного и проверим, чувствуют ли они боль. Я буду держать, а тывышибать ему мозги
Брось, Гас! Выпей лучше.
Мысль христианская, но только не виски. Предпочитаю мартинискоро ужин.
Я тоже возьму мартини.
Вот и хорошо. Эриксон поднял свою белокурую голову и взревел: Израфель!
Высокая черная фигура склонилась к его локтю:
МистаЭриксон? Слушаю, саар.
Иззи, два мартини. Мнес итальянским вермутом. Он повернулся к Харперу. А что ты будешь делать теперь?
Лаборатория изотопов.
Ну что ж, не так плохо. Я и сам хотел заняться ракетным горючим. У меня есть парочка идей.
Харпер посмотрел на него слегка удивленно:
Ты имеешь в виду атомное горючее для межпланетных перелетов? Эта проблема достаточно изучена. Нет, сынок, ионосфераэто наш потолок, пока мы не придумаем что-нибудь получше ракет. Конечно, можно смонтировать бомбу на корабле и придумать какую-нибудь штуковину, чтобы преобразовывать ее излучение в механический импульс. Но что это даст? Одна бомба, один корабльи двадцать лет горной выработки в Литл-Америке, чтобы собрать достаточно смолы для одной бомбы. Я уж не говорю о том, что компания вряд ли одолжит тебе реактор для опытов, которые не сулят дивидендов.
Эриксон не сдавался:
Думаю, ты не учел все возможности. Что было до сих пор? Первые ракетчики занимались только своим делом и старались усовершенствовать ракеты, твердо надеясь, что к тому времени, когда они построят ракету, способную слетать на Луну, у них будет новое усовершенствованное горючее. И они построили такие кораблилюбой рейсовый стратоплан «Антиподов» можно было бы отправить на Луну если бы у них было подходящее горючее. Но его нет.
А почему его нет? Потому что мы подвели ракетчиков, вот почему. Потому что они до сих пор зависят от молекулярной энергии, энергии химических реакций, в то время как мы сидим здесь на атомном горючем. Это не их винастарина Д. Д. Гарриман поручил «Рокетс консолидейтед» выкупить первый лот акций «Антарктик пичбленд» и сам лично взял большую долю, ожидая, что мы произведем что-то пригодное для использования в качестве концентрированного ракетного топлива. А что мы для них сделали? Ни черта! Компания прямо помешалась на дивидендах и коммерции, а ракетного атомного горючего до сих пор нет.
Ты не совсем прав, возразил Харпер. Мы можем использовать две формы атомной энергии: радиацию и атомный распад. Но перваяслишком медленна: энергия есть, однако не станешь же ты ждать годами, пока она проявится, особенно в ракетном корабле. А вторым типом энергии мы можем манипулировать только в больших массах урана. Так что выхода нет.
Упрямый скандинав уже готовился выдвинуть новое возражение, когда появился официант с подносом. Он поставил рюмки на стол и расплылся в торжествующей улыбке:
Прошу вас, все готово!
Не хочешь кинуть кости в счет выпивки, Иззи? спросил Харпер.
Это можно.
Негр достал из кармана кожаный стаканчик, и Харпер кинул кости. Он тщательно выбирал комбинации, и за три раза ему удалось выкинуть двадцать четыре очка. Потом стаканчик взял Израфель. Он бросал кости картинным жестом, с поворотом запястья. После третьего раза, набрав двадцать пять очков, негр любезно спрятал в карман стоимость шести рюмок. Харпер пощупал пальцем костяные кубики.
Иззи, а это те же самые кости? спросил он.
Мистер Харпер! Лицо негра приняло обиженное выражение.
Ну ладно, забудь, вздохнул Харпер. Зря я вздумал с тобой тягаться. За шесть недель я не выиграл еще ни разу. Так что ты хотел сказать, Гас?
Я хотел сказать, что должен быть другой, более надежный способ получения энергии из
Но тут их опять прервали. На сей раз нечто весьма соблазнительное в вечернем платье, которое словно стекало с пышной фигуры. Девица была молода, лет девятнадцать-двадцать, не больше. Мягко перелившись в кресло, она промурлыкала:
Скучаете, мальчики?
Спасибо за внимание, но мы не скучаем, терпеливо и вежливо ответил Эриксон. Потом, указав пальцем на одинокую фигуру за столом у другой стены, предложил: Поди-ка поболтай с Ханнинганом! Видишь, он один.
Существо скосило глаза и недовольно фыркнуло:
Этот? Он бесполезен. Он так сидит здесь третью неделю. И ни с кем ни словечком не перемолвился. Если хотите знать, он уже тронулся.
В самом деле? равнодушно проговорил Эриксон, доставая пятидолларовую бумажку. Вот, купи себе выпивку. Может быть, мы позовем тебя позднее.
Спасибо, мальчики! Деньги исчезли где-то под струящимся платьем, и она встала. Просто спросите Эдит.
Ханнинган и в самом деле плох, согласился Харпер, отметив про себя мрачный взгляд и апатичное выражение лица одинокого посетителя. И последнее время он жутко нелюдим. Это на него не похоже. Как думаешь, мы должны об этом сообщить?
Не беспокойся, ответил Эриксон. Здесь уже есть соглядатай. Видишь?
Проследив за его взглядом, Харпер узнал доктора Мотта из психологического отдела. Тот сидел в дальнем углу бара и, чтобы не бросаться в глаза, вертел в руках высокий бокал. Со своего места ему было очень удобно наблюдать не только за Ханнинганом, но и за Харпером с Эриксоном.
Да, ты прав, пробормотал Харпер. И он следит за нами тоже. О дьявольщина, почему, когда я вижу кого-нибудь из них, у меня прямо мороз по коже?!
Вопрос был чисто риторический, и Эриксон на него не ответил.
Пойдем отсюда, предложил он. Закусим где-нибудь в другом месте.
Пойдем.
У выхода их перехватил сам де Лэнси.
Вы уходите так рано, джентльмены? спросил он, и по его голосу можно было догадаться, что после их ухода ему останется только закрыть бар. Сегодня у нас превосходные омары. Если они вам не понравятся, можете за них не платить. Он широко улыбнулся.
Нет, Лэнс, сегодня никаких морепродуктов! объяснил ему Харпер. Скажите мне лучше другое: какого черта вы здесь околачиваетесь, зная, что бомба рано или поздно отправит вас к праотцам? Неужели вы не боитесь?
Хозяин бара удивленно вскинул брови:
Бояться бомбы? Да ведь она мой лучший друг!
Делает вам деньги, не так ли?
О, об этом я даже не думаю. Де Лэнси доверительно наклонился к ним. Пять лет назад я приехал сюда, чтобы быстро заработать немного денег для семьи, пока рак желудка не прикончит меня. Но у врачей появились новые изотопы, которые вы, джентльмены, создаете в своей Большой бомбе, они излечили меня, и я вновь живу. Нет, я не боюсь бомбы, мы с ней хорошие друзья.
А что, если она взорвется?
Господь Бог призовет меня, когда я ему понадоблюсь, ответил он и быстро перекрестился.
Выйдя из бара, Эриксон тихо сказал Харперу:
Ты слышал? Вот тебе и ответ. Если бы все инженеры могли бы так же верить, наша работа была бы куда легче.
Но Харпер не был в этом убежден.
Не думаю, проворчал он. Не думаю, чтобы это была вера. Просто недостаток воображения. И знаний.
Ленц не оправдал самоуверенности Кинга и прибыл только на следующий день. Его внешность несколько разочаровала начальника станции: он представлял себе выдающегося психолога эдаким длинноволосым старцем с черными пронизывающими глазами и в рединготе. Но перед ним предстал невысокий, крепко сколоченный, почти толстый мужчина, который с тем же успехом мог бы сойти за мясника. Маленькие, поросячьи глазки блекло-голубого цвета добродушно посматривали из-под кустистых белесых бровей. Больше на его огромной голове не было ни волоска, даже скошенный обезьяний подбородок был гладким и розовым. Одет он был в мятый костюм из небеленого полотна. И без того немаленький рот Ленца, из которого неизменно торчал длинный мундштук, был постоянно растянут в широкой улыбке, выражавшей бесхитростное удивление перед всем злом, которое творят люди. Он явно получал удовольствие от своей работы.