Мне лучше бы было не спрашивать, однако я все-таки спросила:
Почему ты ушел? Надоело?
Делеф пожал плечами. Воспринимай это как хочешь.
Я догадалась. Просто вдруг выступило из общей неясности, будто встречный прохожий из тумана.
Ты где-то ошибся?
Брат долго, пронзительно посмотрел на меня. Хотя в кухне горел яркий электрический свет (утро выдалось пасмурное), зрачки Делефа были расширены, как плошки, оставляя лишь тоненькую синюю кайму его радужек.
Нет, после ощутимой паузы ответил он. Правильнее объяснить это тем, что я допустил неосторожность.
Что за неосторожность?
Делеф жевал все тот же гренок, заторможенно двигая челюстями. Мне захотелось подойти, схватить его за плечи и трясти, заставить говорить до тех пор, пока моя тревога не рассеется, как сигаретный дым. Впрочем, у меня есть сомнения, что его рассказ смог бы меня успокоить. Скорее уж наоборот.
Я не могу это обсуждать, механически выдал Делеф свою неизбежную фразу и встал из-за стола.
Я в бессилии закрыла глаза. Когда я открыла их, длинная фигура брата переместилась к окну. Делеф приблизил лицо к стеклу так близко, что почти коснулся его носом. Мне не обязательно было смотреть, чтобы видеть знакомый пейзаж. Столь привычная картина: грустный, мокрый в этот сумрачный день садик, несколько яблонь с потемневшей и изрядно поредевшей листвой, кусты шиповника, клумбы с умершими цветами (хм, давно пора бы убрать эти бурые стебли), дорожка, посыпанная песком и кирпичной крошкой. Но таким это видела я. Не знаю, что представало взору Делефа.
Когда он заговорил, его голос был бесцветен и вязок, как глицерин.
Здесь все по-другому. В нашем доме, вокруг него. Даже воздух другой. Настоящий покой. У меня появилась надежда. Здесь мне станет легче. Уже легче. Может быть, я даже совсем излечусь.
«Совсем излечусь».
Он повернулся ко мне.
Прогуляемся?
Я согласилась. Делеф поднялся в свою комнату переодеться. Через десять минут я зашла к нему. Делеф все еще возился. Его чемодан был раскрыт, вещи переворошены. На кровати валялся скомканный темно-синий свитер, в котором он прибыл вчера.
Кажется, у меня нет чистой рубашки, объяснил Делеф, не оборачиваясь.
Процесс осознания произошедших в нем грандиозных перемен завершился. И это Делеф, который менял носки дважды в день, аккуратно вешал одежду на вешалку, всегда клал вещи на места и никогда не оставлял в раковине грязную посуду.
Размышляя об этом, я стояла возле его чемодана. Флакон из коричневого стекла блеснул среди груды разномастных носков. Я наклонилась и взяла его. Внутри просматривались продолговатые таблетки. Я посмотрела на этикетку. Знакомое название. Где я могла его слышать?
Делеф не нашел чистую рубашку и натянул синий свитер поверх несвежей вчерашней.
Что это?
Он оглянулся. На свитере сбоку мохрился шов.
Свитер наизнанку. Переодень. Что это за лекарство?
Делеф потянул свитер вверх. Сквозь ткань его голос звучал приглушенно.
Просто что-то вроде витаминов.
Я вспомнила, сказала я. Моя подруга это принимала, когда у нее умерла мать. Это антидепрессант.
Нет, возразил Делеф. Легкое успокоительное, всего-то.
Я нахмурилась. Делеф делал вид, что заблудился в свитере.
Она говорила, это сильное рецептурное лекарство. Зачем оно тебе?
Делеф наконец справился со свитером и проковылял к выходу из комнаты, оставив мой вопрос без ответа. Я последовала за братом. Неуклюже спустившись по лестнице, он распахнул дверь и в той же осторожной манере одолел ступеньки крыльца. Мне было больно наблюдать его скованные, неловкие движения.
Я прикрыла за собой дверь, не запирая ее, и привычно, не задумываясь, сунула пальцы в прорезь почтового ящика. Ежедневная газета, профессиональный журнал «Розовая оранжерея», письмоне от Митры. Она не писала писем, предпочитая позвонить, а Делеф наоборот.
Я заберу почту, когда мы вернемся.
Трость Делефа проминала круглые выемки на мокрой размякшей дорожке. Я посмотрела в его сутулую спину, и он неосознанно дернул плечом, почувствовав мой взгляд.
Поэтому у тебя такие расширенные зрачки, догадалась я. Сколько таблеток ты принимаешь в день?
Пять, может быть шесть, неохотно признался Делеф.
Моя подруга принимала одну утром. Происходящее с моим братом пугало меня все больше. Я сровнялась с ним и взяла его за локоть. Делеф упорно глядел только себе под ноги.
Я не думаю, что нам следует продолжать этот разговор, сказал он виновато.
В который раз за свою жизнь я подумала, что его скрытность мучительна.
Но я хочу поговорить об этом, резко возразила я, и Делеф все-таки, пусть мимолетно и искоса, посмотрел мне в глаза.
Он сдался сразу. Это было совершенно ему не свойственно, но он был слишком изнурен.
У меня было что-то вроде долгого приступа плохого настроения. Потом ситуация усугубилась, и я понял, что лучше прибегнуть к помощи медикаментозных средств.
У тебя был нервный срыв?
Да, сонно согласился Делеф.
После увольнения?
Нет. Да. Из-за этого я ушел.
Почему ты не рассказал мне?
Я способен самостоятельно решать свои проблемы. Незачем попусту тебя тревожить.
Кто назначил тебе лечение?
Я сам его себе назначил.
С каких пор ты разбираешься в психиатрии, Делеф?
В собственных ощущениях разбираюсь только я, в интонациях Делефа сквозило раздражение.
Когда все это началось? спросила я мягче, чтобы не провоцировать конфликт.
Смотря что считать началом. В начале лета? В сентябре?
У меня разболелась голова. Я едва удерживалась, чтобы не закричать на брата. Его бессмысленное упрямство доводило меня до белого каления.
Почему ты такой, Делеф? Почему ты не можешь признать, что у тебя неприятности? Зачем ты доводишь себя до критического состояния?
Делеф мотнул головой.
Ты не понимаешь. Мне удалось в какой-то степени справиться с этим. Таблетки хорошо помогают, Силена, надо только иногда увеличивать дозу.
Хорошо помогают? Это, по-твоему, улучшение?
Ты же не видела, что творилось со мной прежде, возразил Делеф.
Как будто подобные заявления способны меня успокоить
И сколько еще ты намерен увеличивать дозу? Вот именно, что это таблетки, а не конфеты. Ты можешь умереть из-за них, об этом ты подумал?
Он не нашелся, что ответить. Голый прут кустарника царапнул мое бедро, и я осознала, что мы давно покинули пределы сада и бредем по мокрой траве, не думая куда Я вдохнула холодный влажный воздух и подняла воротник плаща. Конечно, я держала подобные опасения при себе, но иногда мне приходило в голову, что с моим младшим братом в принципе что-то серьезно не так.
Мы шли, держа дистанцию там, где позволяла ширина пути. Думаю, мы были обижены друг на друга. В битве за понимание мы оба проиграли. Под травяным ковром хлюпала грязь. Делеф сгорбился еще больше и казался ниже ростом.
Я же приехал. Значит, я хочу, чтобы мне стало легче, тихо произнес он спустя несколько натянутых минут.
Да, хочешь, примирительно согласилась я. Но одного желания мало. Ты должен обратиться за помощью к специалистам.
Ты не понимаешь. Никто не может помочь мне.
Мы прошли мимо полуразрушенной каменной стены. Я была задумчивой и грустной, Делеф мрачен. Вдруг я остановилась как вкопанная.
Куда это мы забрели? пробормотала я, осматриваясь.
Тоскливое место. Дальше от стены оставались лишь разбросанные по земле каменные блоки. Среди блоков поблескивали темно-зеленые бутылочные осколки. Разросшиеся кусты, преградившие путь, походили на странных, теряющих бурую шерсть зверей, выбравшихся из земли в последние дни их жизни.
А в тот день они были полны сил
Чувство узнавания сопровождалось холодком, пробежавшим вниз по позвоночнику.
Я помню это место, застыв, медленно произнес Делеф. Мы играли здесь в детстве.
Повернем обратно. Там
Но Делеф уже торопливо продирался сквозь заросли.
Нет, Делеф! позвала я. Вернись! Там омут!
Еще мгновенье я видела его синий свитер, мелькающий за темными ветками. Потом Делеф исчез. Я бросилась за ним, царапаясь и пачкая плащ. Я всегда чувствовала, что моему брату не следует приближаться к омуту. В тот день тоже. Но я не смогла остановить его, хотя ему было семь лет, а мне уже двенадцать, поэтому просто побежала за ним, как сейчас.