На раскладном столике у кровати стояла тарелка, банка сардин, кувшин пива и лежал ломоть хлеба.
— Привет, дедуль! Чего ты паяешь? — спросил Алек, на мгновение позабыв о своих горестях.
— Я не паяю, дурачина, а подогреваю пиво с мускатным орехом, — ответил дед, схватил паяльник и ткнул его в кувшин с пивом.
Над кувшином поднялось облачко пара, и в спертом воздухе комнаты возник новый, странный запах.
— Попробуй, если хочешь, — предложил дед, но Алек поспешно отказался.
Дед осушил стакан и аккуратно утерся бумажной салфеткой, которую вытащил из рукава пижамы…
— Ну, мальчуган, давай мне твои панталоны. Я их почищу. Ты, видать, побывал в канале… Не спорь, не спорь. Скидывай кеды. Поставь их там, у огня. А я пока протру твою одежку метиловым спиртом.
— Но, дед… — запротестовал Алек.
— Пока мы тут с тобой управимся, как раз подойдет время, чтобы незаметно проскочить через кухню. Они все будут в большой комнате.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда, что у нас неприятности. Твой брат Том с женой и малышкой возвращаются к нам. Он работу потерял. У вас, значит, все теперь будет по-другому, и тебе придется освободить комнату.
Алек задрожал. Ей-богу, хуже дня еще не бывало. Он-то знает, чем это кончится. Том с семьей будет жить во второй спальне, Ким переедет в комнатушку Алека, а Алек — в чулан.
Те, кто считает, что чулан — это комната, где держат старые вещи, тряпки и коробки, ошибаются. Чулан — это собачья будка. Это конура над лестницей. Если туда поставить кровать, дверь не закроется. В чулане запросто можно тренировать водолазов. Всю жизнь Алек спал в чулане. А потом Том уехал. И теперь, о несчастье из несчастий, он, Алек, снова остается без спальни, возвращается назад, в эту клетку!
Тонкой, высохшей рукой дед взъерошил ему волосы.
— Ничего, мальчуган. Выше голову. Бывает и хуже. Давай-ка сюда штаны.
Алек протянул ему брюки и сидел на койке, пока дед, достав бутыль с древесным спиртом, оттирал одно пятно за другим. За работой старик вполголоса напевал:
Слон — беззаботный мотылек —
Свивал гнездо в репейнике.
А после? После он прилег
Вздремнуть на муравейнике.
Пока дед пел, скверное настроение мало-помалу улетучивалось.
Слоны — они затейники,
Хвосты у них в репейнике.
Ха-ха-ха-ха, хи-хи-хи-хи,
У них хвосты в репейнике.
Вдруг дед чихнул.
— Запах тут какой-то чудной, мальчуган.
Алек посмотрел на него с удивлением:
— Да ты смеешься, дед! У тебя в фургоне всегда чудной запах.
— Не-е-ет, мальчуган. Я знаю, что говорю… Господи, что с твоими кедами!
Дед бросил тряпку и кинулся к примусу, от которого несло гарью.
— Не может быть! — завопил Алек.
Но одна кеда уже прогорела насквозь, а другая дымилась. Дед еле успел спасти носки, но потерянного не вернешь… Не жизнь, а сплошное несчастье, подумал Алек.
— Не горюй, мальчуган. Я объясню матери, в чем дело, и куплю тебе новые, — сказал дед.
— Ни за что! — ответил Алек.
Не хватало еще, чтобы дед тратил пенсию на кеды.
— Я сам скажу маме. Может, Ким даст мне взаймы пятьдесят пенсов [3] , и я куплю кеды сам.
— Ладно, мальчуган. Зато штаны теперь в полном порядке. Когда будешь их надевать, держись подальше от примуса, а то загоришься.
Алек быстро оделся, крикнул: «Приветик!» — и отправился на кухню, стараясь, чтобы обгорелая кеда была как можно менее заметной. Как и предсказывал дед, на кухне никого не было. Негромкие голоса раздавались из комнаты. Алек прокрался по коридору. Добраться бы до лестницы, и тогда…
— Алек?! — окликнула его мама. — Это ты?
— Ага, — пробурчал Алек.
— Сынок, мы заняты. В холодильнике помидоры и пирог с мясом. Поужинай сам.
— А можно у себя в комнате? — спросил Алек, не веря своему счастью.
— Только не сори.