Ожидание.
Беседка.
- Прежде вот дела мешали. Никому нельзя верить, за всем смотреть надобно и еще страх понимаете, нам случалось жить бедно, до того бедно, что я сама и готовила, и убиралась, и вещи штопала. Пять лет считала копеечку к копеечке и привыкла вот. Теперь копеечек набралось множество, а мне по-прежнему тратить страшно. И оттого за Нюсеньку боюсь, что она-то как раз деньгам счета не знает. Обвиняет меня в скупости, не понимая, что потратить все просто. А заработать поди-ка попробуй.
Демьян кивнул, соглашаясь, что оно и вправду потратить легко.
Интересно, те конфеты хотя бы понравились? Нет, денег ему жаль не было, в конце-то концов, он привык жить скромно, а потому никогда-то особой нужды не испытывал.
Но хорошо бы, если бы понравились.
- Но вы правы да надо уезжать она тоже в Париж хотела, возомнила, что ее там сразу заметят и позовут моделью. И слушать не желает, что девице порядочной в модели идти никак невозможно. Кто ее потом замуж-то возьмет?
Демьян мог бы сказать, что как раз замуж Нюся и не стремилась, но промолчал.
А Ефимию Гавриловну, кажется, всецело захватила новая идея. И она, эта идея, заставила ее вскочить.
- Простите и спасибо и еще раз простите но если вдруг передумаете, если решите, что жениться вам все же стоит, то я буду рада.
- А Нюся?
- Что? А нет, не думаю, но поверьте, я найду способ с нею сладить. Я, в конце концов, мать и лучше знаю, что ей нужно для счастья.
После нее в беседке остался тяжелый запах духов и ощущение, что он, Демьян, все же совершенно не понимает женщин.
Глава 4
Василиса лежала в кровати и ела конфеты.
Вот так просто лежала, бездумно глядела в окно, за которым солнце медленно выплывала из-за гор, и ела конфеты. Поставила деревянную коробочку, такую всю темную и гладкую, что просто прелесть, откинула крышку и пересчитала.
Четыре рядочка по шесть шоколадных трюфельных шариков в каждом.
Первый Василиса раскусила, наслаждаясь, что терпкой горечью посыпки, что мягкостью начинки. Зажмурилась, наслаждаясь ощущением того, как медленно тает шоколад на языке.
И показалось, что сегодняшний день определенно будет чудесен.
Просто не может не быть чудесным день, который начинается с шоколада.
- Я так и знала, - Марья зевнула во весь рот, не озаботившись прикрыть оный ладонью.Утро несусветное, а она уже не спит. И шоколад жует.
Марья куталась в старый Василисин халат. И простоволосая, босая, выглядела до того домашнею, что Василиса удивилась и подумала, что никогда-то прежде сестру такой не видела.
- Делись, - велела та.И двигайся.
- А ты чего встала?
Делиться шоколадными трюфелями было жаль. Немного. Нет, можно будет, конечно, отправить Лялю в лавку или самой съездить, наверняка, там сыщется еще, но это ведь не то.
- Вещерский, зараза этакая, - сказала Марья, будто это что-то да объясняло.Я его просила меня не будить.
- А он?
- А он и не будил. Но я же все равно проснулась.
- Но он же не будил.
Марья вытянулась на кровати, и светлые волосы ее рассыпались по плечам золотым полотнищем. Конфету она выбирала тщательно, будто от выбора этого зависела по меньшей мере вся ее жизнь.
- Все равно зараза. И авто забрал поедет бомбистов ловить. Там скажи своей Ляле, чтоб шкатулку черную в кабинете не трогала.
- Скажу.
- Бомба там.
- Бомба?следующий трюфель оказался с ореховой начинкой, а в ганаш добавили капли соленой карамели, отчего вкус получился немного странный, но приятный.
- Ага вот я ж не раз говорила этому паразиту, чтоб не смел таскать домой всякую гадость. Так нет же как ребенок, право слово. У Никитки вечно полные карманы каких-то камушков, ракушек и лягушек, но это ладно, Никитке всего десять а у этого бомбы и думаешь, в первый раз?
- Сочувствую.
Марья махнула рукой и вытащила круглый золотой шарик.
- Это вообще съедобно?светлые брови сошлись над переносицей.
- Съедобно. Это сусальное золото. Пищевое.
- Золото я как-то больше носить привыкла
- Значит, в моем доме бомба?на всякий случай уточнила Василиса. А то вдруг она что-то не так поняла.
- Ага в кабинете. Лучше пусть вообще в кабинет не лезут без особой нужды. Вещерский сказал, что защиту ставить не рискнет, вдруг да конфликт энергий.
Бомба.
Нет, пожалуй, все-таки все, произошедшее с Василисой за последние дни, было странным, но бомба и главное, что думалось о ней без страха, с некоторым лишь удивлением, словно о чем-то, возможно, не совсем и правильным, но не стоящим особого беспокойства.
Подумаешь, бомба.
- Привыкнешь, - сказала Марья, все-таки решившись попробовать трюфеля. Под золотом обнаружился слой белого шоколада и розоватая начинка. Малина? Или клубника?
Василиса вытащила второй золотой шарик. Все-таки малина. И верно, она дает легкую кислинку, которая лишь оттеняет чудесную сладость сдобренного ванилью шоколада.
- К бомбам?
- И к бомбам тоже. И к бомбистам и к тому, что однажды, проснувшись среди ночи, поймешь, что муж твой куда-то да подевался. А он только и записку оставит, мол, не волнуйся, скоро буду а как скоро? И ты ждешь остаток ночи. И утро тоже. И день а его все нет и нет. Потом, конечно, появляется и еще спрашивает, гад этакий, с чего это ты, дорогая, так разволновалась? Я, мол, записку же оставил.
Марья зажмурилась и тряхнула головой.
- И к тому, что планы строить никак собираешься в театр, а он в последнюю минуту говорит, что у него дела и в театр он не может. И на вечер. И никуда-то не может что порой исчезает на день или два один раз на неделю даже что приходит и пахнет гарью, смертью сколько раз его корежило? В том году шрапнелью весь бок посекло. И выжил-то чудом а покушения?
- И - почему-то сестрина семейная жизнь до этой самой минуты представлялась Василисе куда более спокойной. А тут бомбы и покушения.
Кому надобно на Марью покушаться?
- К покушениям я так и не привыкла особенно, - она села в постели и собрала волосы в хвост, закрутила, забросила за плечи.Ты уехала тогда перед тетушкиной смертью как раз вот и решили, что если до меня добраться, то и Вещерского получится согнуть не знаю уж, чего они от меня хотели.
Лицо Марьи сделалось жестким.
- Взяли с Никиткой
- Он же
Марья кивнула.
- Только-только четыре годика исполнилось я в поместье как раз неважно чувствовала конфликт энергий, приходилось магию глушить, но все одно помогало слабо. Вот они в поместье и явились. Перебили охрану. Слуг не пожалели те за оружие, защитить думали я-то дура испугалась. И со страху будто не знаю, оцепенела а они Олеську, которая за Никиткой ходила, на моих глазах ей только-только шестнадцать исполнилось
Василиса осторожно коснулась Марьиного плеча.
- И тогда я поняла, что нам с Никиткой тоже не жить. Что даже если Вещерский сделает, что ему скажут, все одно не жить.
Марья судорожно вздохнула.
- Я их убила. Всех.
- Как?
- Выпустила силу. И сожгла пепла и того не осталось и не скажу, что со страха. Страха не было. Я все-таки княжна Радковская-Кевич но ярость была. Такая оглушающая. Я себя помню будто со стороны, будто и не я это все делала помню, как они кричали. И мага, который пытался меня задавить.
только где ему против урожденной княжны, которую с малых лет обучали с силою ладить. А Марья ведьэто не Василиса, которой жалкие крохи достались, ей сполна родового дара перепало.
- Бедная.
- Я не бедная, - Марья посмотрела с возмущением.Я сильная. И вообще
- Но все равно бедная как ты тогда
- Сама не знаю. Потом кошмары снились и теперь вот Любавушка дар все не открывается.
- Еще ведь рано
Слабое утешение, потому как дар после трех лет открывается, если сильный, а слабый со слабым тяжко жить, Василисе ли не знать.
- И Вещерский так говорит, - Марья облизала пальцы.И и мне все равно, какой у нее дар. Я ее люблю только
- Все будет хорошо, - сказала Василиса и, сама не понимая, почему, обняла сестру. А та, всегда-то холодная, отстраненная, обняла Василису, ответив:
- Конечно. Только бомбу ты все равно не трогай.
- Не буду.
В город выехали на коляске, правда, ныне на облучке сидел смурной господин того профессионально-неприметного вида, который навевал нехорошие мысли.