Вольготно расположившись в массивном кожаном кресле, средних лет мужчина с волевым лицом и пышными усами всецело отдавался волшебной силе искусства. Никита Соболев, а именно так звали мужчину, наслаждался paus de deux из балета «Щелкунчик» и готовился вот-вот пустить слезу как раз в том самом месте, где музыка достигала апогея. Находясь в стенах своего по-царски роскошного кабинета, что был лишь частью столь же роскошного загородного дворца, Соболев любил всплакнуть над музыкой великого композитора. Вот ведьгей, а какую музыку писал!
Веки Соболева уже подрагивали над влажными глазами, когда его уединение было грубо нарушено. Максим Абазиев, в прошлом лютый «бригадир» трех самых крупных вещевых рынков Новоалтанска, известный под прозвищем Абаз, а нынеповеренный в делах Никиты Сергеевича, ворвался в кабинет босса. Стараясь перекричать самый красивый фрагмент paus de deux, звучащего почти на полную мощь, Абаз с порога заявил:
Мы его
Остальная часть фразы растворилась в финальных аккордах. Соболев отреагировал на вторжение с ловкостью экс-чемпиона СССР по боксу, кем он собственно и являлсясхватил дистанционный пульт управления стереосистемой и швырнул его в голову Максиму, заорав при этом:
Ты чтострах потерял?! Или от жары совсем башня съехала?!
Но с проворством уличного бойца, выросшего в самом неблагополучном районе города, Абаз на лету поймал пульт.
Простите, Никита Серг снова начал Максим, но Соболев оборвал его фразу взмахом руки.
После чего указал пальцем на стереосистему. Правильно истолковав его жест, Абазиев выключил звук. Минуло еще несколько напряженных мгновений, прежде чем второй взмах руки Соболева известил о том, что можно продолжать разговор.
Простите, Никита Сергеевич, в очередной раз произнес Максим, но у нас форс-мажорная ситуация. Мы его сломали, да только «Склиф» малость переборщил с кровопусканием. Боюсь, как бы коней не нарезал. Я бы не рискнул вас побеспокоить, но
Хватит! велел Соболев, поднимаясь из-за стола. Сейчас сам посмотрю. А что насчет старика? Есть новости?
Пока нет, развел руками Максим. Не хотелось бы на него давить
И не вздумай, пригрозил Соболев. Он мне нужен живым и невредимым.
Скоростной лифт, доступ к которому имелся исключительно у Соболева, за считанные секунды доставил мужчин в недра дворца. Двухъярусная подвальная обитель выполняла функции подземного гаража и камеры пыток. Если в первом уровне Соболев и его немногочисленные редкие гости предпочитали оставлять автомобили, то нижний ярус был оборудован по образу и подобию тюрем инквизиции. В то время как гараж представлял собой выставку достижений импортного автомобилестроения, бункер, расположенный несколькими метрами глубже, напоминал секретные покои Жиля де Ре. Соболев не признавал прогресса, когда дело доходило до выбора орудий пыток. Так называемый «стул ведьмы», кряжистая дыба, жутковатая «железная дева» и простая как все гениальное «вилка еретика» эффективность подобных предметов была испытана веками, и Соболева эти пыточные гаджеты еще ни разу не подвели.
Соболев остановился возле дыбы-подвеса. В тусклом освещении ламп дневного света свисающее с крюка человеческое тело напоминало освежеванную мясную тушу. Пленник жалобно застонал, когда Никита Сергеевич ткнул железным прутом в глубокую рваную рану, зиявшую на груди несчастной жертвы.
Человек, которого вчера подвесили на дыбу, прежде слыл блестящим специалистом в своей области. Он был холеным и уверенным в себе. Однако зрелище, что теперь предстало перед глазами Соболева, не вызывало ничего, кроме жалости и отвращения.
Быстро же ты сдулся, дружок, с сожалением произнес Соболев, причмокивая губами. Что так? Вон и пальчики еще почти все целы.
Не надо умоляю, вымученно прошептал человек, едва шевеля обезображенными губами. Лучше убейте
Конечно, лучше, усмехнулся Соболев. Для тебя.
Он щелкнул пальцами, и из противоположного угла появился высокий, обнаженный по пояс мужчина с повязанной вокруг талии на манер фартука окровавленной тряпкой. Мужчина послушно принял из рук Соболева прут и вогнал его тело пленника, словно шампур в сочный кусок телячьей вырезки. Жертва заверещала и задергала руками, разбрызгивая кровь из обрубков пальцев на левой ладони. Соболев брезгливо поморщился и отступил назад, опасаясь, как бы кровь не попала на его костюм. Мужчина в фартуке еще пару раз прокрутил прут в ране жертвы. Заметив, что процесс доставляет палачу явное удовольствие, а пленник вот-вот потеряет сознание, Соболев жестом приказал первому остановиться. Палач нехотя выдернул свой инструмент из тела жертвы. Крики человека на дыбе сменились слабыми стонами.
Куда ты дел мои деньги, Дрюня? ласково спросил Соболев.
С скажу, все скажу, невнятно, как в бреду зашептал пленник. Ресторан, н-на Никитском буль
Громче! властно выкрикнул Соболев.
Бульваре человек из последних сил пытался придать своему голосу нормальное звучание, в Москве Называется «Царефф»
Тоже мненазвание. Дешевка.
Соболев окинул пленника презрительным взглядом и сплюнул под ноги.
Неужели все три лимона угрохал на свой дрянной кабак?
Человек затрясся в конвульсиях.
Все клянусь до последней копейки
Э-эх, сокрушенно покачал головой Соболев. Как был ты, Андрюша, чмошником, так им и остался.
Соболев оттолкнул мужчину в фартуке и почти вплотную подошел к истекающему кровью узнику.
Костюмчик бы не замарали, предостерегающе сказал Абазиев.
Сам он предпочитал держаться на почтительном расстоянии от пыточной машины, изредка боязливо поглядывая в сторону человека, обреченного на мученическую смерть.
Но Никита Сергеевич будто бы и не слышал обращенных к нему слов. Не заботясь о костюме, он шипел пленнику в лицо:
А хочешь я тебе секрет один раскрою? Хочешь? Да знаю я все про твою забегаловку, ресторатор ты хренов! Уже с месячишко как знаю. Мои ребята даже были у тебя однажды. Сказали, что местофуфло, бензином пахнет, потому что проезжая часть рядом. И официантки старые, с обвислыми сиськами. А Лешка от твоих сусей да карпачей вообще глистов подхватил.
Соболев воздел руки к потолку.
И на что, спрашивается, ты слил три миллиона моих кровных баксов? Падаль!
И он еще раз плюнул, на этот раз прямо в лицо человеку на дыбе.
Ты нарушил главный закон, Дрюня, уже спокойным голосом сказал Соболев, отходя в сторону. Не воруй у своих. Никогда. Теперь пеняй на себя.
Человек вдруг заплакал. Он уже не мог кричать, и лишь запоздалые слезы полной безнадеги теперь сбегали ручейками по его опухшим щекам. Все было напрасно. Покинуть страшное подземелье ему полагалось в качестве разделанной на куски туши. Мясники Соболева знали свое дело.
Мужчина в грязном фартуке молча ждал, пока хозяин и его помощник удаляться. Он всегда встречал и провожал хозяина в полном молчании, так как был нем. Зато обладал терпением стервятника, иногда месяцами дожидаясь нового узника. Когда Соболев и Максим, наконец, скрылись в лифте, палач-немтырь подошел к небольшому столику и впился горящим взглядом в разложенный на его поверхности хирургический инструментарий. Конечно, можно поступить прощепустить измученной жертве пулю в лоб. Но несостоявшийся хирург, известный в криминальном мире под прозвищем Склиф предпочитал приводить приговор в исполнение медленно и с максимальным удовольствием для себя
На выходе из кабины лифта Соболев уже не думал ни о проворовавшемся финансовом директоре, ни о проблемах с вывозом с территории человеческих останков, ни даже о потерянных трех миллионах долларов. На первом, равно как и на последнем, Никита Сергеевич уже поставил крест, а второе его и прежде никогда не волновало. Последние дни Соболев был озабочен совсем другимтем, что в перспективе могло повлечь за собой потерю более серьезных капиталов.
Из реки уходила рыба. Его рыба. Это его, Соболевские лососи мигрировали, уплывали прочь из Алтангары. Беспрецедентный экологический кризис Новоалтанска грозился ощутимо ударить по карману Никиты Сергеевича, так как именно он контролировал нелегальный рыбный промысел, что широко процветал в этом щедром на природные богатства краю. Продажа «красного золота» икрысоставляла существенную часть доходов Соболева.