Она накинула на плечи шерстяной платок, и отворила дверь. За дверью оказался, промокший до нитки, Себастьян Гюзе, племянник господина Веруа, старосты деревни. Мужчина стоял, переминаясь с ноги на ногу, и теребил в руках свою полотняную шапочку. Всё его тело сотрясала мелкая дрожь.
Входи скорей, не то простудишься!
Себастьян, опасливо озираясь, переступил порог, и Мадлен закрыла за ним дверь.
Что стряслось? На тебе лица нет!
Она усадила Себастьяна за стол и налила чашку душистого чая с ромашкой, мелиссой и лесной малиной.
К-Катрин з-заболела! от холода у него зуб на зуб не попадал, Уже третий день кашляет и харкает кровью. Жар сильный и лихорадит день и ночь напролёт. Поначалу думали, бес вселился, и мучает её. Рабье помолился над ней, осмотрел и говорит, что тут не злой дух, а недуг простой, и велел к тебе обратиться. Ну, я и, того, сразу сюда
Простой недуг! Где ж он видал такие? Люди мрут даже от простуды, а тутпокачала головой Мадлен и потянулась за накидкой от дождя, Хорошо, что сначала к священнику обратился. Сам понимаешь, сейчас в деревне гостят святые братья, она горько усмехнулась при слове «гостят», и это не ускользнуло от родственника деревенского головы, Я могла бы и отказаться помогать. Но если Рабье велел, значит, всё делается с позволения церкви. Понятно?
Себастьян кивнул и залпом опустошил свою чашку.
Мари, закрой за нами дверь и никому кроме меня не открывай! Я скоро!
Мадлен взяла суконную сумку с лекарственными травами и вслед за соседом вышла из дома.
Её не было довольно долго. Дождь успел прекратиться, а на чёрное ночное небо нехотя вскарабкался молодой месяц. Мари, закончила разбирать травы и развесила их над очагом, в котором ещё продолжали тлеть угли. От огня поднимался сладковатый осиновый аромат. Девочка распахнула ставни, и ночной воздух бесцеремонно ворвался в помещение, коснувшись лица влажной ладонью, и заплясал по полу обрывками завядших лепестков и листочков. Подвинув к окну грубо сколоченный стул, Мари уселась перед окном и решила не ложиться спать до тех пор, пока не вернётся Мадлен.
Однако, время шло, но мама не возвращалась. Наконец, когда веки отяжелели до невозможности, и сон всё настойчивее зазывал в своё сладкое царство, в дверь постучали. Три стука, затем два и снова три. Мама! Как же она её проглядела? Мари распахнула дверь, забрала из рук Мадлен опустевшую сумку и помогла ей снять обувь. Женщина была бледна и выглядела очень уставшей. Мадлен молча прошла в дом, разделась и легла на кровать.
Ты поела? тихо спросила она.
Нет. Хотела с тобой.
Глупышка, Мадлен через силу улыбнулась, Поешь. Мне что-то не хочется.
Она закуталась в их старое одеяло до самого подбородка и прикрыла глаза. Мари с тревогой взглянула на мать, но не произнесла ни слова. Затем, тихонько, стараясь не шуметь, налила себе травяного чая, съела корочку позавчерашнего хлеба и тоже пошла спать.
На следующий день, с утра, мама не смогла встать с постели. Её бил сильный озноб и душил кашель, который, казалось, становился с каждым часом всё сильнее. От Мари не укрылось и то, что Мадлен прячет под подушку лоскут ткани, в который сплёвывала мокроту. На нём виднелись капельки крови. Плохо дело. И обратиться за помощью не к кому. На лекаря денег нет, да и до города путь не близкий. Травниц и знахарок во всей округе днём с огнём не сыщешь, только мама. К ней даже с соседних деревень люди приходят. Мари влила ложку горькой настойки из листьев душицы маме в рот и смочила ей лоб холодной водой.
Много ещё осталось настойки? едва слышно спросила Мадлен. Её лицо было белее мела. В уголке рта блестела алая капелька крови.
Мари подняла повыше глиняный сосуд и потрясла.
Половина. Даже чуть больше!
Хорошо, на первое время хватит, мама улыбнулась, превозмогая боль, сдавившую грудь, и вытерла губы, Но потом понадобится больше. Сбегай в западный лес, на ту полянку, что я тебе показывала прошлым летом. Ты же помнишь, как выглядит душица, милая?
Мари кивнула.
Набери целую сумку, до краёв. Сейчас самое время для сбора душицы, пока её листочки не успела позолотить осень, она зашлась кашлем, и дочь терпеливо ждала, пока приступ не утихнет, поглаживая Мадлен по спине, липкой от холодного пота.
Только сперва зайди к тёте Габьер, попроси молока и хлеба, наконец, справившись с кашлем, произнесла она, Скажи, я потом ей всё верну вдвойне. Как только смогу встать с постели! Ну, всё, беги, тыковка моя! Я тебя люблю!
Я тебя тоже люблю, мама!
Мари схватила полотняную сумку, натянула чепец на самые уши и выскочила на улицу. Мадлен тяжело откинулась на подушку. «Что с ней будет, если я умру? пронеслось у неё в голове, Мари, конечно, уже взрослая девочка, но недостаточно взрослая для самостоятельной жизни. Эх, надо было отдавать её замуж за Жака Луве, когда тот приходил свататься. Торговля у его отца идёт в гору, какое-никакое золото водится. Глядишь, скоро в город переберётся. Так бы и Мари с собой забрал, пристроил бы где-то служанкой. А, так, что её ждёт тут, в Сент-Коллене? Ничего, кроме соседских сплетен и подозрительных взглядов в спину».
Мадлен тяжело вздохнула и закрыла глаза. Время покажет. Человек предполагает, а судьба располагает.
Мари бежала со всех ног, перепрыгивая через глубокие лужи, старалась не поскользнуться на размытой дождём дороге. Заскочив по пути к тёте, она в двух словах рассказала той, что произошло. Габьер в ответ лишь покачала седой головой и потрепала девочку по плечу.
Молись и не оставляй надежду, всё в руках Господа, милая! ласково проговорила женщина, Я сама занесу Мадлен продукты. Заодно проведаю сноху. А ты ступай, девочка моя, беги за травами!
И Мари, что есть духу, побежала дальше. Тётя хоть и слыла в деревне первой склочницей и ворчуньей, в душе была очень доброй и милой. Когда пришли печальные вести о том, что Патрис, её младший брат, не вернётся с войны, Габьер не бросила Мадлен с маленьким ребёнком на руках, а поддержала, чем могла. Вместе они смогли встать на ноги и оправиться от пережитого горя. Вот и сейчас, зная о том, что Мадлен наотрез отказывается брать деньги за своё ремесло, тётя Габьер, время от времени делилась со снохой едой и старой одеждой.
Святого отца Мари заметила издалека. Девушка поправила, сбившийся на бок, чепец и поспешила перебежать на другую сторону улицы. Инквизитор, тот самый с неприятным взглядом и мечом под рясой, стоял возле мясной лавки старого Жоффруа Готьена, и с выражением крайнего отвращения на лице разглядывал товар. Ярко красные, будто рябина зимой, куски свинины и говядины явно были подкрашены свекольным соком. Уловка Готьена сильно бросалась в глаза и недвусмысленно намекала на сомнительное качество продуктов. Хозяин лавки напрасно пытался отогнать от своих окороков и рулек толстых изумрудно-зелёных мух, слетевшихся со всей округи на аромат подтухшего мяса. Лениво покружив над головой бедняги, они вновь и вновь усаживались на место и возобновляли свою трапезу.
Монах тоже заметил девушку и, распрощавшись с мясником, который при этом облегчённо выдохнул, двинулся ей навстречу. Мари ускорила шаг, стараясь не глядеть в его сторону.
Постой, дитя мое! окликнул её инквизитор.
Мари послушно остановилась, опустив глаза. Сердце бешено колотилось, будто у загнанной охотниками лани, и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.
Здравствуй, девочка! елейным голосом проговорил монах, пытаясь поймать её взгляд, Куда это ты так торопишься в такое-то время? Скоро полдень и всем надлежит готовиться к обедне.
Он спрятал руки в бездонные рукава своей рясы и натянул на лицо притворную улыбку, которая, как ни старайся, была не способна развеять зловещую ауру, что незримо окутывала старого инквизитора.
Я только до ближайших холмов, хочу насобирать цветов ко дню святого Варфоломея, не задумываясь, солгала Мари.
Священника, видимо, ответ вполне удовлетворил, и он коротко кивнул.
Если я правильно помню, ты дочь Мадлен Бувен, деревенской травницы? продолжал свой допрос монах, Той молодой вдовы, что живёт на южной окраине Сент-Коллена.
Да, святой отец.
И, как идут дела? Часто ли к вам обращаются за помощью люди?
Инквизитору, наконец-то, удалось взглянуть в глаза девочки.
Сейчас очень редко, Мари с трудом выдержала его взгляд, Люди у нас в деревне очень праведные, святой отец, ходят в церковь, молить Господа об исцелении.