Это слово употреблялось в древности. Оно означало время вечерних сумерек, когда уже не день, но ещё не ночь. Время, когда человеческие силуэты размыты и трудно понять, кто есть кто. Когда вместо людей могут появиться совсем не люди, а духи или призраки умерших. Поэтому иногда его ещё называют «время демонов». Но название «суморочье» гораздо древнее.
Сэнсэй! А можно вопрос? Разве это не то же, что «лихочасный»? спрашивает какой-то парень.
«А ведь точно, думаю я. Сколько себя помню, вечерние часы, как правило, называют лихими».
Услыхав вопрос, госпожа Юки тихонько смеётся. Нет, всё-таки эта учительница литературы самая красивая девушка в нашем захолустье...
Но это же словечко из местного диалекта, разве не так? отвечает она. Насколько я слышала, так часто говорят старики в Итомори, в чьей памяти ещё сохранился древний язык...
Да просто он сам деревенщина! брякает кто-то, и по классу пробегает смешок.
Так и есть, Бабуля частенько бормочет на каком-то непонятном языке. И о себе говорит вечно в третьем лице, словно о ком-то другом... Думая об этом, я открываю тетрадь на странице, которая должна была оставаться чистой. Но теперь на ней чернели огромные буквы:
ТЫ КТО ТАКАЯ?!
Чего-о??
Незнакомые буквы словно всасывают в себя все окружающие звуки. Это не мой почерк. И эту тетрадь я точно никому не одалживала. И вообще. Что это значит: «Ты кто такая»?
... мидзу! Продолжай, Миямидзу!
А?.. Д-да, сейчас!
Спохватившись, я вскакиваю с места.
Продолжай читать с девяносто восьмой страницы, говорит госпожа Юки и, глядя на меня, странным голосом добавляет: Хорошо, что хотя бы сегодня ты помнишь, как тебя зовут!
Класс тут же дружно хихикает. Что всё это значит, чёрт побери?
Так ты что, ничего не помнишь?
Нет.
Честно?
Ну, сказала же, отвечаю я и пью свой банановый сок. Вкуснятина. Саечка смотрит на меня, как на чудо света.
В общем, вчера ты не могла вспомнить ни свою парту, ни шкафчик для одежды. Волосы у тебя торчали в разные стороны так, будто ты только проснулась, даже хвост не завязала. Форму надела без воротничка и вообще держалась так, точно тебя подгоняют палкой.
Я представляю себе, как это должно было выглядеть. Ого!
Да ты что... Правда, что ли?!
Короче, вчера ты была похожа на человека, потерявшего память.
Я лихорадочно стараюсь вспомнить хоть что-нибудь. Действительно, странно. Ничего не помню. Хотя нет. Какие-то обрывки ещё всплывают.
Что же там... Какой-то незнакомый город?
Моё отражение в зеркале... Парень?..
Я отчаянно пытаюсь восстановить фрагмент за фрагментом.
В небе, словно поддразнивая меня, клекочут коршуны. Обеденный перерыв. Мы сидим в уголке школьного двора и запиваем наши обеды банановым соком из бумажных упаковок.
Ну... Мне всё время кажется, будто я видела какой-то жутко странный сон. Как бы сказать... Словно из жизни кого-то другого. Только я очень плохо его помню.
Всё ясно! вопит Тэсси так неожиданно, что я вздрагиваю.
Он суёт нам под нос журнал «Му» об оккультизме и объясняет торопливо, чуть ли не яростно:
Это же воспоминания из прошлой жизни! Знаю, вы сейчас скажете, что это ненаучно, и всё-таки, согласно теории Эверетта, мы можем рассуждать о множественности миров и бессознательных воспоминаниях, которые сохраняются в течение многих наших жизней...
Да заткнись ты уже! кричит на него Саечка.
Ах, так это ты написал этот бред у меня в тетради?! кричу ему я.
Че-го? У Тэсси отвисает челюсть. В какой ещё тетради?!
Хотя нет. Конечно, он тут ни при чём. Он не из тех, кто занимается такой ерундой. Да и зачем ему?
Ладно, говорю я. Забудь.
Нет, погоди. Что за бред? В чём ты меня подозреваешь?
Говорю же, забудь.
Ну ты даёшь, Мицуха! Саечка, ты слышала? Это же ложное обвинение! Вызывай скорее полицию. Или лучше адвоката? Как в таких случаях поступают честные люди?
Но ведь Мицуха и правда вчера была очень странной, отвечает Саечка, пропуская все его «требования» мимо ушей. А вдруг у неё со здоровьем что-то не так?
Да уж, странней ничего не видывал... Может, и правда стресс?
Я снова пытаюсь сложить все странности вчерашнего дня во что-нибудь цельное. Тэсси, как ни в чём не бывало, снова утыкается в свой оккультный журнал. Всё-таки не брать дурного в голову одно из лучших его достоинств.
Ну конечно, стресс! В последнее время, Мицуха, такое творится с людьми сплошь и рядом!
Похоже, она права. Не говоря даже о выборах мэра, сколько всего уже скопилось на сегодня в бедной моей голове! Что ни говори, а в этом крохотном городке мой отец мэр, а Бабуля священница синтоистского храма... Я утыкаюсь лицом в колени и безутешно вою:
A-а! Всё, с меня хватит! Окончу школу умотаю отсюда в Токио ко всем чертям! В этом городке так тесно... и так всё безнадёжно!
Ох, да! Как я тебя понимаю! с жаром кивает Саечка. У меня в семье уже три поколения служат дикторами на радио и предки, и сестра. Все соседки в округе называют меня «дочка громкоговорителя», представляешь? Они просто уверены, что я тоже обречена работать на радио! Я уже не понимаю, чего сама хочу!
Саечка, окончим школу поедем вместе в Токио! В этом захолустье, даже если стать взрослым, никогда не освободиться от школьной иерархии! Никогда не вырваться из этих условностей... Эй, Тэсси! Поедешь с нами?
А? Тэсси отрывается от своего оккультного журнала.
Ты слышал, о чём мы?
Ну да... Но я-то что... Я, наверное, так в этих местах всю жизнь и проживу.
Уф-ф-ф, вздыхаем мы на пару с Саечкой. Неудивительно, что у такого увальня до сих пор нет девчонки! Впрочем, у меня тоже до сих пор нет парня, ничего не попишешь...
Лёгкий ветерок дует в сторону озера Итомори, ещё более бесстрастного, мирного и спокойного, чем всегда.
В нашем городке нет ни книжного магазина, ни стоматологии. На поезде от нас можно уехать раз в два часа, на автобусе дважды в день. Всеяпонские прогнозы погоды наш горный район не охватывают, а на спутниковой фотокарте «Гугла» на его месте до сих пор сплошная мозаика. Супермаркет здесь закрывается в девять вечера, и продают там, кроме прочего, семена овощей и продвинутую сельхозтехнику.
По дороге из школы мы с Саечкой продолжаем общаться в режиме ворчания на Итомори.
Ни «Макдоналдса», ни «Мосбургера», зато аж две дорогущих ночных пивнушки с караоке. На работу никого не нанимают, невесты сюда не едут, световой день короткий. Бу-бу-бу-бу. И хотя обычно мы, напротив, даже гордимся нашим бедным вымирающим городком, сегодня нас охватывает самое искреннее отчаяние.
С силой налегая на педали, нас догоняет Тэсси.
Эй вы! кричит он нарочито сердито.
Чего тебе? неохотно отзываемся мы.
Чем так слоняться, говорит он, пряча улыбку, может, сходим в кафе?
А? Чего-чего? В кафе?! одновременно вскрикиваем мы.
Звяк-звяк! Металлический лязг падающих монеток тонет в стрекотании цикад.
Ну вот, держите! Тэсси достаёт из автомата три жестянки с соком и раздаёт нам по одной. Какой-то старичок на электрическом скутере с рёвом проносится мимо нас, возвращаясь на свой огород. Бродячая псина, сидя рядом на обочине, зевает с видом «может, поиграете и со мной?».
«Кафе» оказалось никаким не кафе. То есть совсем не тем, о чём мечтают, вспоминая «Старбакс» или «Таллиз», «Багель» или «Желато»; то была самая обычная автобусная остановка автомат с напитками и скамейка, над которой лет тридцать назад закрепили вывеску «Мороженое».
Мы садимся втроём на скамейку бродячая псина пристраивается у наших ног и маленькими глотками потягиваем сок из жестянок. Что уж сердиться на обманщика Тэсси? Что тут ещё поделаешь?
Ну, мне пора! говорю я после того, как мы выпиваем весь сок, поболтав о том, холоднее сегодня или всё-таки теплее, чем вчера, и о прочей бессмысленной ерунде.
Ну, ты уж держись там сегодня! желает мне Саечка.
Вечерком зайдём посмотреть, как ты там! добавляет Тэсси.