Его мне вручил Витлаф. Перед тем, как уйти.
А он его где взял?
А они здесь натыканы на каждом углу. Здесь написана история, которую бы нам поведал тот мужик.
Ну давай, тогда. Расскажешь нам сказку на ночь. уже начал раздеваться Френтос. Хотя я раньше и думал, что так сразу идти спать мы и не собирались. Тем более, ему следовало бы СНАЧАЛА раздеться, а только потом уже лезть в кровать.
Таргот открыл книгу, и мгновенно «потух».
НуМожет потом сами просто почитаете ее? Тут, просто, текста слишком много. начал считать страницы Таргот.
Давай читай. До ночи как раз все уже захотим спать. А ночью уснем. «разоружил» кровать Френтос.
ТаксМеня уже настораживают слова «История разрушенной любви». открыл первую страницу Таргот.
В самый раз. начал тоже раздеваться я.
Чего и следовало ожидать. Можешь сразу начинать с последних страниц. уже уложился Френтос, попутно вращаясь в одеяле, как жарящийся на вертеле зверь. Думаю, его активность сейчас вполне можно было объяснить его «ночными приключениями». Спать он хотел больше всех.
К слову, в те времена было распространено мнение, что октолимы, как и не нуждались в простой пище и туалете, так и почти не нуждались во сне. Но, увы, тело и душа устают всегда одинаково, компенсируя усталость друг друга. Так что, фактически, даже использование окто с потерей внутренней силы на желание спать особо не влияет. Но многие все равно продолжали думать так.
Хотя и, на самом деле, тут виноват сам наш сложный организм, а не душа.
Вы без сказки на ночь не уснете? с явной надеждой в голосе спросил нас Таргот.
Ну ты тоже можешь читать ее нам из кровати. Если от нее и ты уснешь, значит она была недостаточно интересной. принялся окто «взбивать» себе подушку Френтос. Она как раз висела перед ним в воздухе, и сама себя взбивала.
Кайла пока не раздевалась, и только изумленно, сидя перед горящей в центре комнаты некой фигурой, водила по почти осязаемому пламени руками. Както и вправду удивительно тогда отражался в ее глазах его свет. Мне было даже приятно тогда так, снова ласково и нежно, наблюдать за ней. Не смотря на все пережитые ей несчастья, все те потери, она никогда не переставала надеяться и любить. Это всегда и удивляло меня в людяхспособность всегда двигаться дальше, оставаясь собой. Очевидно, это были именно удивительные люди, и находиться с ними рядом всегда приятно.
Уютно у них здесь. чуть покрутился в одеяле я.
Красотища наблюдала за полотком Кайла.
«Такого исхода не должно существовать. Что же сделало нас такими?». одной рукой раздевался Таргот уже перед кроватью, в то время, как второй сначала закрыл дверь, а затем все время держал открытую книжку. И уже, кажется, наполовину ее прочитал, вообще наплевав, сколько в ней было страниц. Пусть даже Таргот, что не менее странно прозвучит, и раньше читал даже больше меня.
Ты уже начал читать? кажется, даже удивился Френтос.
Таргот молчал. Слишком уж он увлекся, должно быть.
Както странноВдруг действительно захотелось спатькажется, вовремя заметил излишнюю сонливость я.
Да, да. Сейчас я начну. залез НА одеяло Таргот. Как всегда, не расстилая кровати, чтобы потом не было нужны ее застилать. Ох уж эта его «каменная» логика.
«Давно пора бы уже» думал я. Пока я сосредоточился на его словах, дабы сразу начать представлять образы персонажей этой истории перед своими глазами. Будто угольное, теплое и чуть шершавое, одеяло согревало тогда будто не только тело, но и саму душу. Душу, что принадлежала тогда только мне, без всяких там Россе. Едва я задумался о том случае с Унзаром и Россе, как единственный тот красноватый свет, что теперь меня окружал, слился с другим, более темным, как сама тьма комнаты. Глаза закрылись лишь на мгновение, чтобы представить историю Бога Войны. Но вряд ли то, что я увидел теперь, было именно тем, о чем я думал, пока сон не поглотил меня совсем, и я не услышал их
Глава 6. Невероятная встреча
Ох. Он снова пошевелился. Вы, ведь, тоже это чувствуете? гдето в моей голове, окруженный белоснежным, до боли ярким светом, разносился теплый, родной голос. Я ни с чем не мог его спутать, ведь он был первым, что я услышал при рождении. Голос мамы.
Пожалуй. Это довольно неприятно. разносился снова будто из моих уст также до боли знакомый голос, лишь пару раз слышимый мной лично, но часто шепчущий гдето глубоко в моей голове. Голос души, с которой мне всю жизнь приходилось делить свое тело. Клинок Власти Россе.
Когда он родитсяВы станете уже его частью. Приближается день, о котором говорили они. Если я больше не смогу его защитить
Я понимаю. Да. Я исполню твою просьбу.
Оглушая слух одним лишь выдохом, будто очнувшись после страшнейшего кошмара, я подскочил на месте, стараясь сразу встать на ноги, и едва сразу с них не упал. Я шатался, от бессилия сотрясаясь с каждым вдохом, пытался откашляться, тряс голову, чтобы поскорее прийти в себя. Глаза слезились от запаха гари, от ужаса, и от яркого Красного Пламени, что охватило будто весь мир вокруг меня. Все, что было мне дорого, что просто не должно было так сгореть, во что я не мог поверить.
НетПожалуйста, нетедва выдавливал из себя слова я, захлебываясь в слезах.
Я упал на колени, едва в состоянии, от слез, разглядеть на земле перед собой еще два безжизненных тела. Я тихонько подполз к ним, по мокрой траве едва волоча свое, такое теперь бессильное, тело. Пусть в кровавом зареве от Пламени мертвое ночное небо и покрылось смертоносными искрами, Пламя впереди было столь ярко, что, чуть протерев глаза, я легко узнал в его свете все их черты. Те, что я знал всю жизнь, и совсем не был готов терять.
ТарготФрентосСкажите чтонибудьПожалуйстауже почти всем телом свесившись над телами братьев, умолял я.
Но они не шевелились. Не дышали. Я все крепче сжимал их руки, леденящие мои, следил за собственными слезами, капли которых падали на их лица, и стекали по их неподвижным чертам. Чудовищная печаль разливалась по телу, сотрясая его бессильной дрожью, заставляя меня всхлипывать все сильнее. Залитое кровью из чудовищной раны лицо Таргота, раздробленный живот Френтоса, и моя собственная, лишь недавно пробитая частью горящего имения, голова. Но постойтеЕсли выжил яВедь их раны наверняка не так страшны! "Нет! Вы не мертвы! Хватит! Вы должны бить живы! Мы все должны жить!" заливаясь в истерике, тянул их руки к себе я. "Давайте же! Вставайте!" закрыл я глаза, продолжая кричать все громче, чувствуя, как тело становится теплее, как собственным теплом я растопляю мертвенный холод от рук братьев. "Живите!" будто растворяясь в ослепительном теплом свете, кричал я. "Живите!!!" пронеслось по моей голове напоследок, прежде, чем я совсем растворился в том, собственном свете. Теперь я слышал лишь его голос. "Живите. Ведь я обещал"
Свет вокруг пропал, заменившись почти полной темнотой, изредка рассеиваемой красными огоньками углей. К телу медленно возвращалось тепло, и я снова мог его чувствовать, и дышал как прежде. «Я снова там, где должен быть».
Пстихо пронеслось в мою сторону откудато со стороны.
Еще не совсем придя в себя, я повернулся в ту сторону, едва разглядев в свете иллюзии пламени по центру комнаты сидящую на кровати Кайлу. Наверняка, судя по выражению ее лица, последние слова я успел проговорить уже на самой границе сна и яви, и потому все окружающие меня это услышали. Френтос и Таргот наверняка еще спали, и Кайла проснулась чуть раньше меня. Она еще не успела одеться, и сидела на одеяле в одном белье.
Все в порядке? шептала она.
ДаДумаю, да. повернулся я опять лицом к потолку.
Кайла облегченно вздохнула, и потянулась за одеждой. Я не собирался лежать дальше, чтобы снова не уснуть. Это были очень неприятные воспоминания, и не все их я помнил так, как это было в том сне, пусть и совершенно в них не сомневался. Я медленно отложил одеяло на край кровати, перевернулся, и поставил ноги на пол. Еще в раздумьях я медленно оделся, встал, и огляделся. Френтос и Таргот, как я и думал, еще спали, а Кайла уже минуту стояла у двери, и ждала меня. Я заметил ее там только теперь, и спокойно пошел в ее сторону. Искала она дверную ручку почти на ощупь, тихо приоткрыла ей дверь, и вместе со мной покинула комнату. Молча мы прошли по коридору, дошли до холла, и окончательно покинули гостиницу. Пара работников, взглядом нас проводившие к выходу, решили ничего нам уже не говорить.