Труппа бродячих музыкантов играла рядом с фонтаном в виде двух сплетённых кобр. Звучали задорная лютня, бойкая скрипка и, конечно же, неизменно виртуозные островные флейтывистлы и свирели. Артисты не стеснялись исполнять по кругу одни и те же танцевальные мелодии, но потом вдруг перешли в минор. Прислушавшись к музыке, Валь тихонько промычала себе под нос:
Зов не погаснет, зов не утихнет.
Подчиняйся ему, отдавайся ему.
Остров воззвал, на страх твой, на гибель.
Это пение Дола? догадался Сепихнор.
Валь кивнула. Загадочный и монотонный напев нравился ей в детстве. Но потом стал символом разлуки.
Ма, Сепхинор перестал болтать ногами и коснулся её рукава. А затем проникновенно взглянул ей в глаза. Его лицо, уже такое породное, видирское, даже в столь юном возрасте казалось лишённым детской наивности. Почему лорда Вальтера считают мёртвым, если он просто ушёл в Дол?
Со времён последней встречи с отцом любое упоминание о нём обычно ввергало Вальпургу в тоску. Но теперь ей было наконец спокойно, будто бы она примирилась с мыслью о том, что его нет. И хотела, чтобы Сепхинор на её примере с достоинством принимал факт смерти. Она с готовностью объяснила:
Дол Иллюзийэто как бы врата в иной мир для самых избранных детей Великого Аспида. Таких, как твой дедушка. Ещё при жизни он был из тех немногих, кто прошёл пятое испытание ядами, которые теперь уже и не проводят даже. При его правлении остров отвечал нам взаимной любовью, и почти никого не хоронили от змеиных укусов. А потом Змеиный Зуб позвал его. Он стал беспокойным, забрал нас с мамой из замка в Девичью башню и передал дела брату, а сам много занимался змеятником. Пока однажды утром, на самом рассвете, когда я сидела в гостиной, читала и делала вид, что просто рано встала, а не просидела там всю ночь, он спустился из спальни, одетый в походное. Поцеловал меня и ушёл, и его Кобран уполз за ним. Так я оказалась последней из нас, кто его видел. А рендриты из Дола потом дали нам знать, что он упокоился там, в никогда не остывающей земле Дола, принятый Аспидом с улыбкой на устах. Но не бойся, малыш; умирать всем приходится, просто мы стараемся об этом не думать. Жизнь в том и заключается, чтобы забывать о смерти. А такими, каким был его светлость Вальтер, рождаются очень немногие, и они будто бы не чувствуют разницы между нашим миром и иным. Не боятся. Поэтому они особенные. Рендр никогда не будет требовать от тебя прийти к нему и умереть, он взывает лишь к тем, кто к этому действительно готов и хочет этого.
И такие, как живущие там рендриты, предсказывают будущее?
Ну Валь неловко улыбнулась. Не все. То есть
Ну, то есть местные жрецы ближе всех к Рендру. И к Привратнику Дола. И поэтому они предвидят по-настоящему, а не как па. Верно?
Баронесса едва сдержала смешок. Кто-то говорил ей, что Сепхинор уж слишком умён для мальчишки его лет, и она всегда была такого же мнения. Ей было с ним интереснее, чем с мужем, едва ли не с самого его рождения.
Да, но они и сказать об этом не могут. Из Дола нет обратного пути. То есть они не имеют права передавать мирянам то, что открыл им Рендр, они как бы уже перешагнули черту. Но вообще-то, милый, у твоего отца тоже есть к этому некоторый талант. Это называется «развитая интуиция». И моя кормилица, Софи, тоже очень любила раскладывать карты, читать звёзды и линии на руках. Не помню, правда, хорошо ли ей удавалось.
Ну, сказать «завтра у тебя что-то плохое может случиться, а равновероятно может и хорошее», я тоже могу, усмехнулся Сепхинор. Валь покачала головой и заявила:
Я тебя такому не учила, лорд Моррва. Надо уважать старших, а более всехсобственный род.
Так я сам сделал выводы, рассудил юный дворянин. А скажи. Почему в Дол не может войти, например, войско чужеземцев, которые ничего о нём не знают?
Валь громко хмыкнула и подняла глаза к небу.
А-а, их зажрут змеи, догадался Сепхинор. Там, наверное, полно змей?
Да конечно! Там никогда не бывает снега, холмы усеяны россыпью диковинных цветов, и весь воздух поёт гимны Богу-Зверю. Чужак там подавится даже своим вдохом. И Схолий быстренько подберёт его косточки. Ты же помнишь всех богов, милый?
Да-да. Бог-Человек Иан, Бог-Зверь Рендр, Бог-Смерть Схолий. Иан просто человек, Рендраспид, Схолийкозёл.
Не козёл, а Валь задумалась, и Сепхинор перебил:
Дух в чёрной сутане с головой козла.
Да, так будет точнее.
Сепхинор почесал свой нос и сощурился от бликов солнца на воде. И мечтательно молвил:
Посмотреть бы, как там, хоть одним глазком. Что за дивные цветы там, что за горячие ключи бьют из-под земли.
Всегда можно посмотреть на картинах, ответила Валь. У нас ничем не хуже. Когда распускаются красные маки и шоколадные ромашки, растущие на склонах приморья. Или когда зацветает вереск. Когда на нашем падубе за окном высыпают красные плоды, а на городских клумбахбелые снежноцветы. Может, именно этой простоты и тихой прелести обычной природы и не хватает там, где всё наполнено яркостью чудес.
Как всегда, когда мальчик не был до конца с ней согласен, он предпочёл взять паузу и подумать об этом. А она в очередной раз восхитилась им, таким чутким и вдумчивым маленьким человеком. Иногда ей тоже приходили в голову самые странные мысли, иногда виделись дурные, жуткие сны в ночь на первое маяночь, когда она родилась. Родиться в Вальпургиеву ночь считалось тяжким бременем. Такая дата появления на свет навсегда накладывала отпечаток на жизнь человека, пророча ему бесчестие, грехопадение, чернокнижничество и безумие. Невзирая на благороднейшее происхождение. И должны её были назвать Генриеттой, в честь царственной родственницы, а назвали в итоге Вальпургойв честь ужасной рендритки прошлого, что каждый год по весне выводит в леса и предгорья Змеиного Зуба всю нечисть, всех самых ядовитых змей и всех самых развратных суккубов, и устраивает с ними там пляску в свете алых, сизых и пурпурных огней. Чтобы её собственное имя всегда напоминало ей, какая судьба ей уготована, если она забудется.
И всю свою жизнь Валь упорно отдалялась как можно дальше от гнусного предназначения. Она никогда не позволяла себе ни лишнего пирожного, ни лишней праздной мысли, ни лишней минуты безделья. Труднее всего ей давалось не думать плохо о других. То и дело нет-нет да и мелькнёт что-нибудь грубое в адрес мужа, его семейства, его дружков или просто грубиянов на рынке. Но разум её никогда не переставал трудиться над собой; она взращивала в себе истинную змеиную дворянку. И даже если уже нет отца, и мать далеко, и кругом всё кажется непривычным, слишком новым, в душе её с детства надёжно установлены постулаты праведной жизни.
Этот разговор заставил Валь припомнить, что она давно не навещала мемориал в память отца. Он тоже был обустроен на кладбище Моррва. Невзирая на рост Люпинового кладбища к юго-западу от Брендама, где принимали на захоронение всех, кладбище Моррва было предназначено только для островитян, и оттого сохранение репутации приносило как убытки, так и несомненные преимущества.
В известной мере кладбище Моррва демонстрировало равенство всех живущих пред лицом Схолия, потому что нынче скромные могилки змеиного дворянства не так уж сильно отличались от последних пристанищ островных возниц, пивоваров, рабочих, гвардейцев. И святилище Схолия, организованное под небом в глубине кладбища, было несравнимо с погребальными храмами на большой земле. Но Валь знала, что любой сородич предпочтёт это мрачное капище тененским сооружениям.
Дом Моррва ютился сбоку от прощального зала и морга при входе на кладбище, там же, где и их мастерская. День спустя своей сделки с лодками Валь впервые должна была приступить там к «настоящей» работе руками наравне с мужем и его родителями.
Она начинала свой день, как положено было змеиной леди, в пять часов утра. Полчаса на утренний туалет и ещё полчаса на утренние молитвы сменялись утренним обходом комнат и змеятника. Минут за двадцать до семи она шла будить Сепхинора, одевала его и причёсывала. И ровно в семь они дружно садились завтракать. Если бы не было Эми, Валь едва бы успевала втиснуть туда варку утренней каши; а если б даже и успевала, ей было бы жаль смотреть на то, как домочадцы пытаются со слезами на глазах прожевать её стряпню.