Елена Ковалевская - Судьба в наследство

Елена КовалевскаяСудьба в наследство. 2. Судьба в наследство

Аннотация

Вьется ниточка - разматывается клубок, одна веха жизни за другой, событие за событием... А власть так сладка, но так опасна! Многие знания - многие беды. Но вот только для кого? Для тех, кто знает? Или может быть для тех, кто не догадывается о своей судьбе? Вдруг другой уже создает ее, распутывая хитросплетения собственных и чужих интриг, играя при этом жизнями людей, словно пешками на доске...

С большой благодарностью:

Арине, Юлии, Дональду, Евгению, Еве,

Катерине, Светлане, Петру, Антону и всем

моим друзьям без поддержки которых,

не было бы этого произведения,

а так же всем парням и девушкам

из лаборатории исторической

реконструкции ЛИР 'Наследие Сибири'.  

Глава 1 

Я поняла, что лежала на чем-то мягком и теплом, похоже в постели. В нос настойчиво лез резкий запах дегтя, смешанный с тонким ароматом лавандового масла. Их я бы узнала из тысячи других, поскольку точно так же пахло в лазарете нашего монастыря. Уж что-что, а в них я умудрилась поваляться не раз, и не два.

Рядом скрипнула мебель, похоже кто-то встал и отошел в сторону... Интересно, как я вновь оказалась в нашей лечебнице? Открывать глаза совершенно не хотелось, так хорошо лежать расслабившись, а не бежать, срываясь с очередным поручением настоятельницы... Но надо, надо... А вот не буду!

Скрипнула дверь, и рядом раздались голоса: один незнакомый, с жутким акцентом, а второй... О Боже, да это же Агнесс! Воспоминания нахлынули разом, и я невольно распахнула глаза.

Оказалось, что я лежала в незнакомом полутемном помещении, с низким сводчатым потолком. Чуть в стороне, перед большим прогоревшим камином стоял простой стул с высокой спинкой.

- Она надо пить этот, - сказала толстуха в широком балахоне, который носили только бедные женщины в северных областях Лукерма. В руках она держала какую-то плошку. - Она пить, скоро - хорошо. Понимать?

- Ой, а вы точно уверены, что это поможет? А то она все лежит и лежит, - это уже была Агнесс.

Девочка тоже оказалась обряженной в похожую хламиду, подпоясанную узким ремнем, но все равно висевшую на ней мешком. Из прорези горловины, сползавшей на плечо, виднелась обыкновенная уставная орденская камиза , голова была непокрыта, и теперь волосы, отросшие за время путешествия, доставали до плеч. На ногах у девушки красовались странные башмаки из расшитого войлока.

Толстуха задумалась на пару мгновений и сказала:

- Верю. Помогать, и скоро хорошо, - и тут же бойко залопотала: - Tytto, jonka haluat, on hyvin loukkaantunut. Mutta han pian toipuu , - я с удивлением узнала родной язык племен гугритов, на котором в союзе разговаривали только они. Жалкая горстка этих варваров еще продолжала упрямо цепляться за свою веру, за свои традиции, противясь истинному учению Господа и Матери Церкви.

Агнесс отчаянно всплеснула руками.

- Я не понимаю, что ты говоришь! Совсем не понимаю! Слышишь меня?! Скажи нормальным языком.

- Где мы? - мой голос оказался неожиданно слабым и хриплым.

- Есфирь! - девочка с радостным вскриком бросилась ко мне. - Ты очнулась! Наконец-то! Я так рада, так рада! - и подскочив к кровати, схватила мою руку, лежавшую поверх одеяла и прижала к своей груди. Из ее глаз побежали слезы. - Я так за тебя волновалась, и Юозапа тоже и Гертруда! И вообще, это было так ужасно! Так страшно!

Тут ко мне подошла толстуха и, наклонившись, положила шершавую ладонь на лоб.

- Se ei ole lampoa , - сказала она на своем языке и добавила: - Ты холод, хорошо. Скоро совсем хорошо. Можно идти, но не делать драка. Рано, очень рано.

Я пристально посмотрела на нее, а потом повторила свой вопрос для Агнесс:

- Где мы?

- Не волнуйся мы в монастыре Святого Кристобаля Сподвижника. Мы доехали, - радостно защебетала девочка.

Я еще раз внимательно оглядела толстуху, которая молча выдернула мою руку из цепких пальчиков Агнесс и вновь положила поверх одеяла.

- Тогда что она тут делает? - следующий мой вопрос прозвучал еще тише, чем предыдущий. В горле пересохло.

В мужском ордене не могло быть женщин. То есть могло, но временно, вроде того, как я привозила письмо в монастырь Варфоломея Карающего. Хотя ладно, может эта могучая женщина живет неподалеку...

- Ты лежать, молчать, - влезла в разговор та. - Ты, - женщина указала на девочку. - Пить ей. Потом спать ей. Понимать? Не мешать, не плакать. Спать. Понимать?

Девочка закивала головой, смахнув слезы:

- Я поняла, поняла, - и совершенно неожиданно для меня добавила: - Ymmartaa .

Толстуха кивнула, а потом с важностью, которая была бы в пору даже кардиналу, вышла из комнаты.

- Агнесс, - хрипло начала я, но она положила ладошку мне на губы и сказала:

- Ута запретила тебе говорить, поэтому молчи. Я сейчас напою тебя отваром, ты поспишь, а потом все будет хорошо. Ведь, правда, хорошо?!

- Агнесс, - я попыталась произнести это более грозно, однако ничего не вышло. Господи, да я толком пошевелиться-то не могла, напоминая себе новорожденного котенка!

- Нет, нет, - замотала головой девочка, поднося плошку с каким-то варевом. - Сейчас тебе нужно молчать. Вот попьешь, поспишь, и тогда поговорим. Тогда я все расскажу.

С неожиданным проворством, выдававшим немалую сноровку в таких делах, она приподняла мою голову, подпихнула глиняный край посудины к губам и, наклонив, заставила сделать несколько глотков.

Фу-у!.. Смесь котовника, мяты, шалфея и еще бог знает чего...

- Ну вот, - удовлетворенно произнесла девочка, опуская мою голову обратно. Она поставила пустую плошку на табурет, стоявший возле кровати, потом поправила одеяло. - Теперь давай закрывай глаза и спи.

Я уже хотела возмутиться, но неожиданно для себя выполнила ее требование и провалилась в глубокий сон.

Проснулась от тихого скрипа дверных петель, в комнату входила Ута. Поскольку обе ее руки были заняты большими мисками, она затворила ее спиной, точнее объемный задом, и неспешно подошла ко мне.

- Ei unessa? - спросила она по-своему, а затем повторила: - Не спать? Хорошо. Смотреть бок. Vaikka kiitoksia kopioinnin, mutta olet onnekas. Toinen ei ole sailynyt. Ты - Оннекас. Твой Бог - любить тебя. Твой муж - есть радованный. Ты - сила. Olet vahva .

Говоря все это, она поставила миски на табурет, стащила с меня одеяло и ловко повернула на левый бок. Я ужаснулась, увидев свое тело, изрядно смахивающее на скелет - одна кожа да кости! Все мясо, которое раньше на мне было, теперь усохло, ноги походили на две тонкие палки, руки - не лучше! Кости таза торчали вверх, так и норовя прорвать синюшную кожу. О-хо-хо! Эк, меня ушатало!.. Это ж мне теперь всю зиму придется здесь отлеживаться! Как же быть?! Я и так всех жутко этим ранением задержала. Как придут девочки, надо будет посовещаться и решить, как быть дальше. Ох, взгреет нас настоятельница по первое число за столь длительное путешествие!..

- Ты терпеть. Хорошо? - прервала мои размышления Ута. В уме я уже не смела назвать ее толстухой, как никак она меня выхаживала. - Nyt vedan pois jouset, haava oli jo myohassa. Sinun taytyy olla karsivallinen, Onnekas. Шить убирать, - и ткнула меня пальцем в бок.

Я чуть извернулась, чтобы рассмотреть багровый рубец, стянутый льняными нитями: он начинался от нижних ребер и уходил наискось куда-то под лопатку. Ничего себе меня развалили! Едва ли не пополам!..

А женщина, удерживая меня одной рукой (я сама еще была не в состоянии лежать в столь неудобной позе), взяла из большой плошки тряпку, резко пахнущую дегтем, и протерла шов. Затем, подхватив маленький острый нож, разрезала пару стежков, и ловко дернула, зажав кончик нитки между пальцем и лезвием. Я невольно вздрогнула, ощущение было не из приятных.

- Терпеть, - повторила она, разрезая следующую пару стежков, и не давая мне опомниться, тут же дернула.

Но я была уже готова, лишь зубы покрепче сцепила. Ничего, и не такое бывало! Все-таки деготь - не уксус, так не жжет.

Ута за какие-то четверть часа выдернула из шва все нитки, еще раз смазала чуть кровоточащий рубец смесью дегтя и лавандового масла, и, обмотав меня от подмышек до талии полотнищем чистой ткани, не говоря ни слова, удалилась. Я же, невероятно устав от такой мелочи как снятие шва, вновь задремала.

На этот раз я проснулась от чудеснейшего запаха мяса. Мой желудок взвыл едва ли не на всю комнату, мигом напомнив о себе. Открыв глаза, я увидела Агнесс тащившую корзину, из которой шел этот божественный аромат.

- Ой, ты проснулась?! - ее улыбка походила на солнышко, выглянувшее из-за туч. - А я тебе поесть принесла. Саллоу приготовила такой чудесный мясной суп из зайчатины. Ушастого сегодня с утра брат Мурскё в силок поймал. Он сказал, что его специально для Оннекас ловил, то есть для тебя, - девочка водрузила на табуретку корзину, достала оттуда небольшой горшочек и деревянную ложку. - Ну, сама сможешь поесть, или тебя пока покормить? - поинтересовалась она.

- Давай, сама попытаюсь, - немного хрипловато предложила я и, улыбнувшись, добавила: - А то чего-то я залежалась.

- Это верно, - кивнула девочка. - Ты не поверишь Есфирь, но так было страшно, пока мы тебя везли. Юза все боялась, что не успеем, а Гертруда ругала ее, что она позволила тебе в седле ехать. Если бы мы на следующий день не встретили брата Мурскё и старшего брата Вайво, все могло бы плохо кончиться. На пути такие буреломы попадались, Юза все опасалась, чтобы кони себе ноги не переломали и мы насовсем в лесу не остались. Верхом местами было сложно проехать, а с волокушей и вовсе тяжело приходилось. Но кончилось все хорошо! Братья взвалили себе на плечи носилки и прошагали так целый день. Представляешь, целый день?! Не останавливаясь! Даже Гертруда к вечеру устала, а они нет, - и резко поменяв тему, спросила: - Тебе подушку повыше сделать? А то, наверное, так неудобно.

Она положила горшок и ложку обратно в корзину, и, привстав, вздернула мою подушку чуть выше. Затем кое-как с моей помощью (не для ее цыплячьих сил было меня приподнимать) помогла сесть и вновь достала суп.

- Вот. Держи, - она сунула в руку мне ложку, а горшочек оставила у себя в руках.

Я неловко зачерпнула из него и отправила себе в рот. М-м-м! Боже, как вкусно! Есть хотелось просто зверски.

Агнесс же продолжала тараторить:

- Знаешь, когда мы приехали сюда, Юозапа жутко ругалась, и даже хотела немедленно уехать отсюда, только настоятель Лемихарий ее удержал. Она обозвала Ёлли - жену брата Бьерна грязной... Ой ну этого я тебе повторять не буду, потому что не все запомнила. А она так сильно ругалась, едва за оружие не схватилась. Но потом все же немного успокоилась, когда ей настоятель сказал, что сам их в церкви венчал. Знаешь у Ёлли такие милые мальчик и девочка в прошлом месяце родились, я их уже видела. Я бы тоже хотела детишек... Брату Бьерну так повезло, у него такая красивая жена!

- Кто у него?! - я аж подавилась. Первые минуты, пока Агнесс рассказывала мне это все, я была очень голодна и не соображала, что она говорит, но теперь, когда мне повторили три раза...

- Жена, - спокойно пояснила девочка, явно не понимая, чего я так удивлена.

- У любого священнослужителя не может быть ни мужа, ни жены! - сдавленно начала я. - Мы все даем обет безбрачия и целибата! Агнесс, ты что?! Этого быть не может!

- Почему?! - теперь девочка удивилась. - Ораван - жена младшего брата Ульво, у них дочка Луми уже есть. У брата Соан и Кауны - двое близнецов. А позавчера была свадьба у старшего брата Ильвексена и родной сестры брата Уно - Лийвало. Все законно. Ты же сама мне объясняла. Ну, помнишь тогда в Святом Городе? Ты говорила, что если мужчина и женщина живут вместе как муж и жена, то ничего плохого не будет, что это очень хорошо.

- Но не церковники, - с трудом выдавила я из себя, ошарашено слушая Агнесс. - Мы НЕ выходим замуж, и НЕ женимся! Чтоб жениться или выйти замуж, нужно покинуть орден, уйти из церкви. А это не так-то просто. Мало того, что нужно разрешение настоятеля того монастыря, где ты находишься, так еще нужно, чтобы это одобрил епископ твоей епархии! Девочка моя, таков закон! Так сказано в Писании! - и с надеждой переспросила: - Может, ты все-таки ошибаешься?

Агнесс помотала головой.

- Не-а. Поэтому-то Юозапа ругалась; даже Гертруда ругалась. Она говорила, что этот монастырь неправильный, что здешние блудни - происки Искусителя. И когда они уезжали, то очень не хотели оставлять тут тебя и меня. Юза сказала - если бы не тетин приказ, то она бы забрала меня отсюда немедленно.

- В это я верю, - прошептала, я, осмысливая ее слова, а потом уточнила: - Так что, девочки уже уехали?

- Да, - кивнула Агнесс. - Как только у тебя жар спадать начал, ты перестала метаться в бреду и пошла на поправку, они уехали. Герта очень торопилась обратно, хотела как можно скорее сообщить тете, что со мной все в порядке. Что я на месте.

- Долго я так провалялась? - поинтересовалась я, проглотив пару ложек.

- Две недели точно, - ответила Агнесс. - Едва тебя привезли сюда, Ута взялась за лечение. Она долго с тобой возилась, что-то делала - я не видела что, меня не пускали - но на пятый день ты перестала метаться в горячке. А потом когда тебе стало легче, то есть - Ута сказала, что теперь ты точно поправишься, сестры подождали еще пару дней и поехали в орден. Гертруда все Юзу подгоняла, говорила, что надо торопиться, пока дорогу совсем не завалило.

- Ясно, - выдохнула я, проглатывая очередную ложку. - А сестры просили что-нибудь мне передать?

- Да нет, - в раздумьях девочка пожала плечами. - Вроде, ничего. Ну, сказали, что как только ты выздоровеешь, так возвращайся домой в монастырь, а так - больше ничего.

- Ладно, - махнула я ложкой. - Все я наелась, забирай.

Агнесс заглянула в горшочек, и изогнула бровь:

- Ты мало съела? Ута сказала, что ты должна скушать не меньше половины.

- Мне хватит, - отмахнулась я, чувствуя, что сыта.

- Есфирь! - девочка попыталась скопировать интонацию Юзы, когда та начинала мне что-нибудь выговаривать. - Если ты не будешь есть, ты не поправишься, - и вдруг неожиданно предложила: - Ой, а давай я тебя с ложечки покормлю, а?

Я улыбнулась:

- Нет, чуть попозже. Хорошо?

Агнесс еще раз с сомненьем заглянула в горшочек, но потом, вздохнув, убрала его в корзину.