Василий ШурыгинОктябрьские зарницыДилогия
Гражданин, большевик, писатель
С творчеством Василия Федоровича Шурыгина я познакомился раньше, нежели узнал его как собеседника и человека. Но уже тогда я догадался, что автор романа «Октябрьские зарницы» не только патриот, не только талантливый русский писатель, но и Человек.
За его плечами была гражданская война, большая и трудная жизнь, встречи с В. И. Лениным и Н. К. Крупской, а главное, за его плечами была школа борьбы и мужества.
Потом, много позже, я встретился с Василием Федоровичем в Смоленске. Он был болен, а вел себя как юношатемпераментно, забывая о своих недугах и возрасте, спорил, волновался, был в беспрестанном движении чувств и мыслей.
Есть люди красивой внешности и есть люди красивой души. В облике Василия Федоровича сочеталось и то и другое.
Строгое и гордое русское лицо его гармонировало со строгой совестью, светлым умом и одухотворенностью.
Он был певцом революции, певцом обновления русской действительности. Писал он о героях и тружениках революции, о своих сверстниках, которые принесли на смоленскую землю надежды, мечты и свершения, внушенные гением Владимира Ильича Ленина.
Сын бедного крестьянина, Василий Шурыгин стал интеллигентомсначала сельским учителем, а потом революционером и уже много позже писателем.
Василий Федорович Шурыгин хорошо знал душу хлебороба, почувствовал его стремление к свободе и творческому труду и с завидным мастерством воплотил русский характер в своих произведениях.
Главный герой его творчества, учитель Северьянов, как бы олицетворяет жизненный путь писателя. Выходец из беднейших слоев крестьянства, этот человек поднялся до уровня революционера. Ему присуще все человеческоелюбовь и ненависть, сомнения и дерзкая уверенность, ребячьи шалости и поступки мужа, осознавшего свою ответственность за судьбу своей многострадальной Родины. Таких людей на Руси миллионы. Это они в трудные годы кормили Россию, защищали ее от враговвнешних и внутренних, творили ее славу и ее будущее, ошибались и исправляли свои ошибки, падали и поднимались, чтобы идти к заветной цели, ради достижения которой не жалели ни сил, ни здоровья.
Личная судьба писателя причудливо переплетается с судьбами героев его книг.
Литературным трудом Василий Федорович Шурыгин начал заниматься с 1930 года. Писал о близком и наболевшем. Это были рассказы из жизни смоленских крестьян. Первая его книга «На большак проселками» (1933 год) уже своим названием определяет главную тему творчества писателя. В ней явственно выражены думы и чаяния людей, познавших вкус счастья и одержимых верой в свое право быть хозяевами жизни.
Василий Шурыгин был человеком разносторонне одаренным. Его перу принадлежали не только «взрослые» рассказы, но и произведения о детях и для детей («На Красном профинтерне», «Большая свекла» и др.).
Деревенская тематика в его творчестве, естественно, соседствует с произведениями о революции (роман «Октябрьские зарницы» и повесть «Девичье поле»), эпические рассказы о Великой Отечественной войне («Мои друзья»1945 г.) с книгой о чекистах («Черные ручьи»).
О чем бы ни писал этот талантливый человек, он всегда оставался сыном России, скромным и мужественным, отзывчивым к чужому горю и самоотверженным в трудератном и мирном.
Как сын русского народа, Василий Федорович Шурыгин отдал дань его истории и его поэтическому творчеству. В 1938 году он издает сборник народных сказок, занимается сбором и публикацией воспоминаний участников гражданской войны («За республику Советскую»1948 г.). С 1944 по 1951 год собирает устные рассказы смоленских партизан-колхозников и издает их отдельной книжкой («Пережитое»).
Читателей всегда интересует вопрос: как человек стал писателем?
Василий Шурыгин так объясняет это: «Будучи студентом Ленинградского государственного университета, я часто бывал у А. П. Чапыгина. Он читал мне своего «Степана Разина» в рукописи. Потом мы с ним подолгу беседовали. Под влиянием Алексея Павловича я написал два рассказа. Он одобрил их и настоятельно рекомендовал мне писать. Собственно, Алексей Павлович и заразил меня писательской страстью».
Так сын безвестного и бедного крестьянина стал известным советским писателем. О его творчестве похвально отзывались смоленский критик А. Македонов, поэт Михаил Васильевич Исаковский и многие другие.
Василий Федорович Шурыгин ушел от нас в расцвете творческих сил, но книги его живут и продолжают борьбу за торжество света и разума. Порукой тому и дилогия «Октябрьские зарницы» (повесть «Девичье поле» публикуется посмертно).
Николай Далада
Октябрьские зарницыРоман
Глава I
На скамейке возле одноэтажного, обшитого тесом здания уездной земской управы сидел смуглый черноволосый парень в солдатской шинели и сдвинутой на затылок бурой папахе. Он держал перед собой «Губернские ведомости» за 31 августа 1917 года и, покусывая тонкие губы, пробегал глазами приказ главнокомандующего армиями Западного фронта генерала от инфантерии Балуева. В приказе говорилось, что германское правительство использует беспорядки внутри России и отсутствие дисциплины в русской армии для развития своего успеха, что с этой целью оно заслало в Россию многочисленных агентов, снабженных значительными суммами денег, которые возбуждают и поддерживают всеми способами несогласие и недоверие между командным составом и солдатами, чтобы лишить Россию стойкой и могучей армии; что эти агенты распространяют среди населения и войск мысль о необходимости заключения сепаратного мира без аннексий и контрибуций и побуждают крестьян отбирать землю у помещиков, не ожидая Учредительного собрания, а рабочих подстрекают на забастовки и бунты
Парень положил на колено газету и пристукнул ее сжатым до блеска смуглым кулаком. По нервическому движению нижней челюсти видно было, что прочитанный им приказ сильно задел его за живое. Он быстро сложил и сунул газету за широкий кавалерийский обшлаг шинели, повел в сторону черными цыганскими глазами и встал. Частыми короткими шажками к нему приближались две девушки. Одна из нихбелокурая, с веселым, смелым выражением лицабыла одета в демисезонное клеш-пальто; на другой как-то по особому ладно сидело тоже демисезонное пальточерное бархатное, покроем напоминавшее манто; глаза у этой зоркие, карие, взгляд быстрый, проницательный. Козырнув девушкам по всем правилам строевого устава, парень проводил их глубоким, по-солдатски въедливым взглядом до каменного крыльца деревянного здания земской управы. Девушка в черном бархатном пальто оглянулась с веселой, ласкающей улыбкой. Будто утреннее солнце выглянуло из-за тучки и ярким светом всего озарило. Ни одна еще так не улыбалась Степану Северьянову, демобилизованному младшему унтер-офицеру Кульневского гусарского полка. А может быть, она и сама впервые так улыбнулась?
Северьянов сел и долго не мог успокоиться; он сердито вертел на пальце левой руки серебряный перстень с изображением рогатой головы Мефистофеля. Под конец выругал себя: «Глянула на тебя девка красивая, а ты уж из седла вон». Перевел мысли на только что прочитанное генеральское воззвание: «До сих пор травили нас на митингах, а теперь в приказах объявляют немецкими шпионами Не выйдет, господа толстобрюхие! Вашей подлости всегда и везде была дорога широка, мы ее вам сузили, а скоро и совсем семафор закроем. Учредительное собрание кто отложил? Вы. Народ волнуется, а вы на нас ушатами грязь льете. Сердитесь, господа. Видно, забыли, что на сердитых воду возят! Лаете на нас на всех перекресткахскоро сами себе языки прикусите, а мы чихали на ваш лай. Собака лает, ветер носит, а рабочие и крестьяне свое дело делают». Снял папаху и погладил ею черные, коротко остриженные волосы. Но, вспомнив что-то, быстро нахлобучил свой изрядно поношенный головной убор и опять встал.
На крыльцо вышла та самая девушка, которая одарила Степана хорошей улыбкой. Бархатное пальто сейчас спокойно облегало ее стройную фигуру. Северьянову вдруг показалось, что карие ясные глаза девушки давно ждали встречи с его глазами, потому и засияли они необыкновенным светом женской радости, счастьем желанной встречи. Степан молчаливо любовался чаровницей, цепенел под ее проникающим в кровь взглядом, боясь спугнуть его грубым солдатским движением, неуместным вахлацким словом. И сделал самое смешное: выпрямился, как в строю, и встал в положение «смирно».