Михайло Ломоносов, он смотрел прямо, не опуская глаз. Ну понятно, в двадцать лет, он был гораздо старше, чем его сокурсники, и уже устал слушать насмешки. Прости, Михайло Васильевич, но мне ты гораздо больше нужен как физик-химик, чем как философ. Философов, их много, а после рюмки-другой так вообще не сосчитать, а вот таких кто обладал бы настолько гибким умом, чтобы быть способным постигнуть любое направление и добиться в нем успеха, только ты и есть.
Вот, Михайло Ломоносов, например, точно не понимает, что здесь творится, я полюбовался покрасневшим лицом Бильфингера. Этого господина я уже изучил и прекрасно понимаю, что работать он будет, закусив удила, только в одном случае, если его натыкают носом в его мнимую несостоятельность, при этом пообещав в случае успеха много вкусного. Но делать это часто нельзя, необходимо в промежутках между тыканьем гладить его по шерстке, говоря, какой он гениальный, и как я без него по миру пойду. Ну, мне не сложно, лишь бы дело делалось. Например, как в мануфактуре, которая разрослась уже до неприличных размеров и выпускала много важного для нас денима, используя какой-то новый челнок того англичанина. Самое смешное заключалось в том, что никакого навязывания нового производства не было, более того, этот летающий челнок так сильно захотели держать в тайне, что им волей-неволей заинтересовались конкуренты проклятые. До меня дошли слухи о том, что Джона Кейна в складчину напоили в каком-то кабаке до изумления, чтобы тот секретом поделился. А я всегда знал, что производственная тайна, в совокупности со шпионажем и рекламойвот самые главные двигатели прогресса. И не надо ничего навязывать, чтобы избежать всяких неприятностей типа забастовок. Люди-то никогда не меняются, и запретный плод, он слишком сладок, чтобы мимо пройти. Кое-что, конечно, нужно будет навязать, и очень скоро, но это проблема недалекого будущего, сейчас же у меня другие проблемы.
В общем так, вы, господа мои хорошие, берете этого молодого человека, Михайла Ломоносова со товарищи, и начинаете их обучение, вот прямо с сегодняшнего дня. Потому что я хочу убедиться в том, что учителя из вас все же более умелые, чем хранители редкостей. У вас есть год до того момента как университет начнет принимать студиозусов. Если через год он не покажет ничего значимого, я много раз подумаю над тем, продолжать ли вкладывать деньги из казны в это предприятие, которое мне кажется все более сомнительным. Да, пошлите кого-нибудь на Монетный двор, там весьма обширная библиотека привезена из Речи Посполитой, как раз под нужды университета, и, оставив выпучивших глаза студиозусов и скептически оглядывающих их с ног до головы ученых знакомиться, сам же подошел к Попову, таща на фарватере Шумахера.
Иван Данилович, ты так страстно просил у меня работу, что я решил тебя осчастливить. Вот прапорщик в отставке Попов проводит тебя к архиепископу Герману, и вы вдвоем подумаете и приготовите мне проект на тему: куда можно перенести Славяно-греко-латинскую академию, чтобы крыша не свалилась отрокам на головы. Проект должен быть вменяемый, мне его в Священном Синоде еще утверждать надобно будет. Так что расстарайся, будь другом. Потому как тебе еще и переносить академию на новое место придется и обустраивать. Надеюсь, что такого же фиаско, как с камнями, сваленными где придется в Кунцкамере, не возникнет? Шумахер отрицательно помотал головой, и я его оставил рядом с Поповым, а сам отошел в направлении двери. Вот и ладушки, все при деле. Что же я забыл? Ах, да, Даниил Иоганнович, я все же хочу узнать, что это за красный камень и какие у него свойства, да и вообще опись каждого из этих камней хочу увидеть, Бернулли рассеянно кивнул, продолжая рассматривать крокоит, из которого при определенных усилиях можно выделить хром, весьма и весьма полезный металл, который где только не применяется.
Вернувшись в Лефортово, я пошел в приемную перед моим кабинетом и сел в кресло для посетителей, вытянув гудящие ноги. Митька посмотрел на меня, и в его взгляде промелькнуло сочувствие.
Я хочу знать, когда его величество император примет меня? высокий француз ворвался в приемную и подлетел прямо к столу, за которым сидел невозмутимый Митька, который в это время точил перья небольшим, но очень острым ножиком.
А я еще раз вам говорю, виконт, что ваше прошение передано в императорскую канцелярию на рассмотрение, ответил Митька. И вообще, у вас получилось бы быстрее попасть на аудиенцию, если бы вы действовали через своего посла или через Иноземный приказ.
Но у меня важное сообщение для его величества, виконт стиснул кулаки, а Митька покосился на меня и пожал плечами.
Вы можете передать его мне, а я уже постараюсь сделать так, чтобы его величество непременно прочел его.
Это совершенно невозможно виконт протер лоб надушенным платком. Ну да, здесь жарковато.
Как хотите, и Митька вернулся к своему прерванному ненадолго занятию. Я же смотрел на него и думал, что при желании можно добиться чего угодно. Ведь кто-нибудь мог представить, что обычный холоп может свободно говорить на нескольких языках и вообще стать большой умницей? Главноеэто правильная мотивация.
Француз тем временем сел рядом со мной и вздохнул.
Никогда бы не подумал, что попасть на аудиенцию к императору будет настолько сложно, внезапно пожаловался он мне.
Можно подумать, что к вашему королю можно войти в любое время, я хмуро посмотрел на него. И так настроение не очень, так еще и вот этот пытается права качать.
Ну так ведь начал было француз и осекся, понимая, что может сейчас наговорить лишнего. Еще раз вздохнув, он подошел к Митьке. Вы меня уведомите, когда мне назначат?
Разумеется, даже не сомневайтесь, и Митька снова быстро взглянул в мою сторону.
Когда француз убрался, я потянулся и спросил.
Это кто?
Да какой-то виконт де Пуирье. Говорит, что у него послание от короля Людовика к тебе, государь Петр Алексеевич. Мы его проверили, и письмо вскрыли, не читали, правда, никакой ловушки, обычное письмо, поэтому-то он сюда каждый день повадился бегать. Не сомневайся, когда решишь принять, еще раз все перепроверится.
Я и не сомневаюсь. Давай на завтра его поставь в расписание. И Демидова позови, хватит уже без дела сидеть, так и с ума сойти можно, я встал и вместо того, чтобы пойти в кабинет, решительно направился к выходу из приемной, чтобы пойти в свою спальню и попытаться уже уснуть. В дверях я столкнулся с поручиком Безгиновым, который ежедневно приносил мне сведения из монастыря. Уж не знаю, как они передаются, но предполагаю, что кто-то из медикусов делает доклад, который записывается дежурным офицером оцепления и потом уже передается мне.
Развернув лист, я пробежал по нему глазами. После чего молча подошел к Митькиному столу, схватил стоящую на нем фарфоровую вазу и запустил ее в стену. После чего, тяжело дыша посмотрел на своего секретаря.
Встречи не отменяются, процедил я сквозь зубы. Но сегодня меня не беспокоить никому.
И я стремительно вышел, сжимая кулаки.
* * *
Дмитрий Кузиндоверенный секретарь государя императора Российской империи Петра Алексеевича развернул брошенную государем на стол бумагу-донесение и углубился в чтение. Прочитав ее, покачал головой.
Господи, не погуби душу безгрешную, прошептал он и перекрестился, потому что в бумаге было сказано, что ее высочество Филиппа-Елизавета слегла днем с лихорадкой. Возле нее сейчас Лерхе, но никто не может гарантировать, что все обойдется.
Глава 3
Иоганн Лерхе, которого здесь в России называли Иван Яковлевич, довольно необычно, но к этому вполне можно привыкнуть, вышел из кельи сестры Марии, которая вот уже второй день как впала в забытье, и решительно направился к выходу, чтобы глотнуть свежего холодного воздуха, приправленного крепким табаком, потому что в тесной душной келье, пропитанной тяжелым запахом болезни и приближающейся смерти, у него закружилась голова, а во рту появился неприятный горьковатый привкус. Он никак не мог справиться с проклятой болезнью, которая уносила одну жизнь за другой, и ей было наплевать на то, что происходит это в монастыре, фактически на святой земле. От этой болезни не было лекарства, или оно было еще не открыто, как не было лекарства от чумы. Он читал труды Фракасторо и Левенгука, которые утверждали, что болезниесть суть жизни мельчайших организмов, не видимых глазом, и Левенгук даже продемонстрировал, с помощью своего увеличительного прибора, как их много в обычной капле воды, и хоть труды этих мужей выставили на посмешище, Лерхе глубоко внутри был с ними согласенболезни вызывают мельчайшие живые существа. Еще бы узнать, как эти существа побеждать.