А вы знаете древние обычаи, вазимба?
Да. Я бывал в деревнях, где они живут так, как жили их предки.
Где находятся эти деревни и как они называются?
Если вы снова приедете в Андакану, я сам поведу вас в деревни вазимба. Эти деревни расположены в труднодоступных районах, и только посвященный знает туда дорогу, В одиночку вы никогда не доберетесь до них, и, кроме того, вазимба просто не пустят вас к себе.
Мне как-то не верилось, что я так близка к цели.
Я обязательно вернусь, обязательно вернусь!
Тогда мы вместе отправимся к вазимба, пообещал Махатао.
Почему жители плато так боятся вазимба? И почему столь живучи слухи, будто вазимба злые духи?
Махатао рассмеялся:
Я расскажу вам одну историю. Во времена правления Андрианампоймерина, сильного и энергичного короля племени мерина, память которого чтится до сих пор, племя амбаниандро потребовало у вазимба, чтобы те платили им дань рисом и кукурузой. Вазимба не могли открыто восстать против амбаниандро и поэтому решили пойти на хитрость. Они положили кукурузные початки в горячую воду, отчего початки раздулись, но потеряли всхожесть. То же самое они проделали с рисом. Затем они отнесли посевное зерно в хранилища. Когда посланцы короля явились за данью, они получили ее без всякого сопротивления. Через некоторое время амбаниандро посеяли зерна, но посевы не взошли. «Вазимба заколдовали наши посевы, они злые духи!»воскликнули амбаниандро. С тех пор они стали ненавидеть и бояться вазимба.
Кем были вазимба раньше: пастухами или рисоводами? спросила я.
Вазимба возделывали рис, кукурузу и маниок. И только позже стали скотоводами.
Им было известно железо?
У них имелись орудия и оружие из железа. Среди вазимба было много искусных кузнецов.
Я видела вчера на плантации сахарного тростника несколько человек, у которых кожа была очень тёмной, а волосы не гладкие, а курчавые. Эти людивазимба?
Нет, не вазимба, а бара. Вазимба ниже бара и сака-лава, и, кроме того, у них более светлая кожа.
Какого они роста?
Вот такого, и Махатао показал мне рукой метра на полтора от земли.
Все это было очень интересно и взволновало меня. Неужели я действительно напала на след таинственных вазимба?
Мы могли трогаться в путь, но у нас был всего один носильщик, остальных добровольцев староста забраковал. Однако Жерар не желал больше ждать. Примитивная жизнь в деревне окончательно доконала его.
Я совсем не так представлял себе работу этнографа, откровенно признался он мне.
А как?
Интереснее и опаснее. Во всяком случае теперь я знаю, что никогда не стану этнографом. Это слишком тяжелая и утомительная работа. Когда же мы наконец уйдем отсюда?
У нас всего один носильщик.
Мы можем взять этого старика. Он же дал согласие.
По-моему, старик слишком стар и слаб. Он не выдержит утомительного перехода.
Здешнее население привычно к большим переходам и тяжелой ноше, возразил Жерар.
Старик, прислушивавшийся к нашему разговору, закивал головой и подтвердил, что он еще достаточно силен и может целую неделю, не уставая, идти по горам.
Делать было нечего, и я согласилась. На следующее утро мы вышли в поход. Было пять часов утра, чуть брезжил рассвет, день только начинался.
Мы шли гуськом по узкой тропке, проложенной в степной траве высотой с человеческий рост; впередиМартина, старшая жена Махатао, с поклажей на голове, весившей добрых сорок килограммов, за нейСомила, сильный мужчина из племени бецимизарака с восточного побережья. Он давно жил в горах, привык к трудным переходам и тяжелым ношам и передвигался по крутым склонам с легкостью серны. Старик тяжело дышал и все время отставал. После одного из подъемов по крутому склону у него случился сердечный приступ; лицо стало землистым, он задыхался. Лишь после того как я дала ему таблетку, он немного отошел.
Что с ним делать? обратилась я к Мартине. Отослать назад?
Пусть идет с нами. Он может нам пригодиться, решила она, надо только забрать у него ношу.
Мы подождали, пока он окончательно придет в себя, и перераспределили груз. Жерару пришлось-таки нести самому свой тяжелый рюкзак, килограммов тридцать весом, который он бездумно набил лишними вещами, уверенный, что к его услугам всегда найдется носильщик. В моем рюкзаке общим весом килограммов двадцать кроме кинокамеры с двумя штативами поместились магнитофон и два фотоаппарата. Около девяти часовк тому времени воздух стал уже горячим, как раскаленные угли, мы спустились в долину. Сомила, который, несмотря на тяжелую ношу, далеко опередил нас, успел уже развести костер и повесить на деревянную перекладину посуду с водой для варки риса.
Мы позавтракали вареным рисом с остатками свиного жаркого, освежились в чистой воде небольшого ручья и пошли дальше. Солнце поднималось все выше и выше и припекало все немилосерднее. Мой термометр показывал пятьдесят градусов в тени. Лямки натерли мне плечи, и ко всему прочему я получила солнечные ожоги.
Жерар настолько ослаб, что едва волочил ноги.
Эта жара уморит меня! стонал он.
Я поменялась с ним рюкзаками, но вскоре и двадцать килограммов оказались ему не под силу. Пришлось остановиться на кратковременный отдых. Пока мы отдыхали, Сомила и Мартина поймали двух угрей. Мы решили приберечь их на ужин.
К пяти часам жара заметно спала. Тени стали длиннее. Мы карабкались по голым скалам, помогая себе руками; тропа давно кончилась; взобравшись на очередную вершину, мы видели позади и впереди себя только голые скалы и крутые склоны.
От бесконечных спусков и подъемов я почти совсем потеряла ориентацию. Тем не менее я пыталась запомнить дорогу с помощью карты и объяснений Мартины.
Вон там, на востоке, находится Белобака, а западнее и немного севернее от нееАндакана, и Мартина показала пальцем на далекий горизонт. Но, несмотря на прозрачный сухой воздух и хорошую видимость, я так и не увидела обеих деревень.
Видите вон ту гору, плоскую, как стол?
Вижу, ответила я.
Протяните вперед руку и подведите указательный палец к ее северной оконечности.
Я протянула руку.
К северу от пальца находится Белобака.
Только теперь я заметила серебристую полоскугофрированную жесть крыш.
К северо-западу от нее, в низине, расположена Андакана.
Но я видела только темное пятнышкоокружающий деревню лес. Мартина же различала даже Цируанумандиди и еще более отдаленные населенные пункты. Просто удивительно, какая поразительная зоркость и какое великолепное чувство ориентации у жителей гор.
Пора останавливаться на ночлег, сказала Мартина, скоро стемнеет.
Время от времени нам попадались кучи камнейдоказательство того, что многие до нас пользовались этим путем. Камни служат дорожными указателями: всякий проходящий мимо бросает в кучу камешек в знак благодарности за успешное окончание перехода; это фато-мазина, святые камни.
Когда мы спустились в небольшую долину, солнце уже скрылось за хребтом.
Переночуем вон там внизу, за рощей, предложила Мартина.
Мужчины срезали всю траву на месте ночлега, прикрепили к фиговым деревьям москитные сетки и надули матрацы.
Вскоре над одним костром на трех камнях уже стоял горшок, в котором варился рис, а на другом чуть поодаль поджаривались на вертеле два угря. В небе ярко светили звезды, потрескивал костер, и в воздухе стоял чудесный запах от сгорающих сучьев кустарника катрафая. После ужина оба мужчины и Мартина спели для меня несколько пастушьих песен. Я была им чрезвычайно благодарна.
Посидев у костра, мы стали укладываться спать. Неожиданно загремел гром, и почти мгновенно небо заволокло тучами.
Горы Бунгулава сердятся на вазаху, пошутила Мартина.
Ави орана, надвигается гроза, сказала я.
Нет, грозы не будет. Дожди не начинаются раньше середины октября, а сейчас только сентябрь.
Но не прошло и минуты, как на нас обрушился ливень. Мужчины со всей поспешностью собрали вещи и сняли москитную сетку. Где-то совсем рядом вонзились в землю молнии. Я страшно перепугалась, как бы молния не ударила в наш лагерь.
Нам нельзя быть вместе, да еще так близко от воды. У нас слишком много металлических предметов, испуганно сказала я и откинула оба штатива в поле.