Пойдем вот по этой тропе. Она круто взбегает на ближнюю к поселку невысокую сопку.
Ветер привычно посвистывает в густой траве. Бегут и бегут облака. Временами проглядывает солнце.
В стороне справа остается старое, заброшенное кладбище. Покосившиеся деревянные кресты, расколотые, заросшие мхом каменные плиты. Никто из островитян уж и не помнит ничего о тех, чей жизненный путь закончился здесь, кого привели сюда, на этот островок, либо постылая царская служба, либо пагубная страсть к наживе.
С сопки открывается необозримый простор океана, с лиловыми облаками, плывущими над ним, с полоской зеленоватой лазури над горизонтом.
Хорошо идти и идти навстречу ветру!..
Но вот тропа приводит на острый гребень. Невольно замедляешь шаги. Справакрутая осыпь в ущелье, заваленное внизу громадными обломками скал. Слевапочти отвесный обрыв к воде. Высотаметров сто, может, больше. Океан подходит к самому берегу. Тяжело дыша, он лижет и лижет серую грудь скалы. Под ногами у меня кружатся чайки.
Почти отвесный обрыв к океану; высотаметров сто, может, больше (остров Медный)
Хватитдальше идти страшновато. Начинает казаться, что ветер задувает сильнее, налетает порывами, будто хочет столкнуть с узкого гребня
* * *
От самого поселка за мной неотступно шел песец. Только теперь, когда я уселся на гребне, он куда-то пропал. Он нисколько не таился: обернусьотбежит с тропы в траву, остановлюсьостановится и он. Остановится и смотрит на меня.
Вид у него жалкий: песцы в это время линяют. Свалявшаяся шерстьне голубая, а просто грязнаявисит клочьями. Хвосткак старый веник.
Его планы, его намерения не были мне понятны. Зачем он шел за мной? Что задумал? Быть может, рассчитывал, что я внезапно умру или просто лягу и засну в траве? Тогда он позавтракал бы моим носом и ушами, как это любили делать песцы с мертвыми, по свидетельству Стеллера, одного из спутников Беринга
Почему-то этот, похожий на лису небольшой зверек с торчащими ушками, белесыми нагловатыми глазами не вызывал во мне того интереса, а главное той душевной симпатии, которые дикие животные вызывают в человеке. Должно быть, потому, что я знал о дурной славе песцов, что они жадны, нахальны, злы. Должно быть, потому, что я вспомнил рассказ Стеллера о том, как песцы забирались днем и ночью в землянки, тащили все, что им попадалось, даже такие бесполезные для них вещи, как ножи и палки. Они сталкивали тяжелые, в несколько пудов, камни с бочек, наполненных провиантом. Когда в теплое время люди спали на воздухе, песцы стаскивали с них шапки, одеяла из бобровых шкур, вытаскивали вещи из-под головы. Пока мертвому готовили могилу, песцы объедали у трупа нос и пальцы на ногах и руках, а от больных цингой их с трудом можно было отогнать.
Вокруг поселка Преображенское шныряет довольно много диких песцов. Они подходят к самым домам, тащат все, что плохо лежит
* * *
В один из дней пробирался я вдоль берега, перелезал с одного камня на другой. И вдруг оказался на берегу маленькой бухточки.
Над головойвысоченные, похожие на серые башни скалы. В трещинах, на неприметных снизу выступахкустики травы.
Тучи птицкайры, бакланывились над скалами. Там их гнезда. Ни на минуту не смолкавшие птичьи крики сливались в странный, жалобно звенящий плач.
Со стороны океана бухточку прикрывали камни, ребристые, угловатые. Черные и того серо-зеленого цвета, который характерен для скал острова Медного: он похож на цвет окислившейся меди.
Ласковые волны набегали на песок. Всюду валялись обломки досок, бревна. У самой водыпохожий на спрута комель какого-то дерева с корнями, добела обглоданными океаном.
Где, когда я мог видеть это? Конечно, не мог, и все-таки видел, видел!
И вдруг понял: это же бухта моей отроческой мечты! Да разве только моей?.. Сколько поколений школьников уносилось в мечтах на берег такой же бухточки!.. О ней рассказывали и Дефо, и Жюль Верн, и Стивенсон, и прочие властители отроческих дум. Ведь именно в такой бухте мог упасть на колени любой из героев старых бессмертных романов, чудом спасшийся после кораблекрушения. Он падал на колени, чтобы возблагодарить небо за чудесное спасение. Потом он сложит вот здесь, на песке, первый свой костер из сухого плавника, просушит на нем одежду и начнет одинокую жизнь, преисполненный непреклонной волей все преодолеть, победитьи жить!..
Долго лежал я на песке, мысленно беседуя с давнишними своими друзьями, преданность и любовь к которым сохранил на всю жизнь: с Робертом Грантом, разыскивающим своего отца, с Джимом Гокинсом, узнавшим окладе, зарытом капитаном Флинтом на Острове Сокровищ
Какая тишина кругом! Ее только усиливают крики птиц, слабый плеск волн
Между прибрежными камнямиозерца прозрачной, как хрусталь, зеленоватой, с аквамариновым оттенком воды. И каждое озерцосвоего рода чудо.
Под водою колышутся густые заросли золотисто-коричневых водорослей, похожих на пальмовые леса в миниатюре. Серебряной стрелкой мелькнула и спряталась в них рыбешка. Дно этих маленьких водоемов разукрашено фантастическими узорами всех цветовкак драгоценный персидский ковер. Оно и белое, и фиолетовое от мелких, накрепко прилепившихся к камню ракушек. Оно и ярко-розовое, и зеленое, и синее, и желтоене знаю уж и отчего, должно быть, от каких-то подводных лишайников. Камни под водой покрыты сотнями, тысячами, миллионами морских ежей, распушивших зеленые колючки. Их известковые остовы, похожие на большие пуговицы белого и розовато-сиреневого цвета, покрывают весь берег, хрустят под ногой, как яичная скорлупа.
Синяя толстая морская звезда с шестью лучами лежит на атласно-розовом дне водоема. Словно нарочно выбрала место, где будет выглядеть красивее всего. А рядом с ней маленькая огненно-красная пятиконечная звездочкану, прямо бери и прикалывай к красноармейской пилотке!..
Рак-отшельник выставил из витой раковины паучьи волосатые лапы. Плавно колышется медуза с синей каймой. Красная, как спелый помидор, актиния расцвела в зеленой воде сказочным цветком; ее щупальца-тычинки медленно шевелятся, ждут добычи
Было бы время, часами можно лежать на камне возле такого водоема и смотреть, смотреть
ВЕЧЕРОМ
Вечереет. Сумерки здесь долгие-долгие! Медленно гаснет палевая заря над океаном. Неподвижен караван золотистых облачков.
К ночи простимся с островом Медным, возле которого корабль стоит четвертые сутки.
Сизый, как голубиное крыло, сумеречный океан спокоен. Нет громадных волн, с которых ветер срывает пену и брызги. Но и в мирном колыхании океана чувствуется сила и мощь громадного пространства ничем не скованной воды.
Возьмите бинокль, смотрите на линию горизонта, говорит помощник командира. Он протягивает мне морской бинокль, тяжелый, как гиря. Правее, еще правее! Теперь чуточку вниз. Видите?
Вижу темный предмет, похожий на лодку.
Это же наш вельбот!
Наш вельботвот он! Простым глазом видно. Это кашалот.
Наверное, каждый пережил бы сильнейшее волнение, если бы увидел на воле дикого слона или, скажем, носорога. А чем, собственно, кашалот хуже? Огромный, зубастый морской зверь! Боясь пошевелиться, словно могу спугнуть его, смотрю, как он нежится на волнах в этот тихий теплый вечер. Эх, если бы поближе подплыть!..
* * *
Мы ловили с кормы камбалу. За какой-нибудь час натаскали десятка полтора плоских крупных рыбин с белым атласным брюхом, с коричневой бугристой спиной. Я ахал, восхищался уловом, а матросы бранились: «Разве это улов?..»
И верно: подошел моторный вельбот до бортов полный отличной рыбы. Командир шхуны и несколько матросов ходили «на часок» к банке, километров за пять-шесть от стоянки корабля.
Ловили «судачков». Так моряки называют терпугакрупную красивую рыбу тигровой раскраски, в желтых и черных полосах. Улов подняли на корабль, грудой свалили на корме. Да, вот это улов! Больше всего полосатых терпугов. Есть камбала. Есть темно-красные, пучеглазые, страшноватые на вид, похожие на бескрылых драконов морские окуни. И еще много противных, слюняво-скользких, оливкового цвета «морских огурцов». Наловили их с помощью «кошки», которой водили по дну.