Потом моторный вельбот тянет понтоны на буксире к берегу. Там их разгружают. Один из понтонов опрокинулсяпо счастью, тот, что с дровами. Два матроса приняли холодную ванну. Дрова долго, заботливо собирали по всей бухтедо последнего полешка. Дрова драгоценны: на островах нет не то что ни единого деревца, но и ни единого кустика! Растет лишь, теряясь в густой траве, рябинка высотой сантиметров в тридцать.
Помню, сидел я в теплой сухой комнате. Дождь бил в окна. Под напором ветра жалобно позванивали стекла. У прибрежных камней глухо шумел прибой. И все тонуло в тумане, который, как из прорвы, полз и полз по долине, заволакивая сопки, скалы, корабль на рейде. А разгрузка шла своим чередом. Вельбот, таща за собой понтоны, бегал от корабля к берегу, от берега к кораблю Люди работали не покладая рук, спешили изо всех силк ночи ожидался шторм
В КОМАНДИРСКОЙ КАЮТЕ
Вас, людей пишущих, что интересуеткакие-нибудь этакие особенные случаи, приключения. А без приключений никак невозможно?.. Не сердитесь, это я так, шучу!.. Знаю, вы теперь народ серьезныйреалисты. Вам подавай правду жизни А ведь так и не знаешь: что особенное, что не особенное. Это как на чей взгляд. Вот вы говорите: «потрепало нас ночью». А я говорю: «ходили по кочкам». Привыкаешь!.. А, может, со стороны кто посмотрит вся наша жизнь особенная. Вся жизнь на воде, а водачто? Слепая стихия. Я вот не люблю особенного. Люблю, чтобы порядочек был, это я очень люблю
В опрятной командирской каюте над койкойкнижная полка, наполовину задернутая занавеской. Вижу, кроме специальных книг, рассказы Чехова, «Историю второй мировой войны» Типпельскирха, том Джека Лондона, политический словарь.
Дома у меня книг порядочно. А здесь так, случайные Ну, завозился, нечистая сила!..
Кто?
Да воробей морскойтак я его называю.
В теплой шапке-ушанке, на подстилке из ватывзъерошенная, нахохлившаяся пичуга величиной с дрозда. Лапки с перепонками, черный остренький клювик. Круглые белесые глазки тревожно следят за руками командира.
Да не бойся ты, дурень! Что я тебясъем?.. Ночью на палубе подобрал. Дождь ночью был, ветерок, ну, видно, вымок, потерял летные качества. А вернеестукнулся в темноте обо что Ничего, подсохнет, отдохнетеще как полетит! Вот только не ест ничего. Чем его кормитьума не приложу!
Лицо у командира в эту минуту озабоченное, доброе. Невольно смотрю на фотографию трехлетнего малыша, висящую над столом. «Мой воробушек», сказал о нем командир «Да ты добряк!»думаю я.
Стук в дверь.
Войдите!.. Минуточку, минуточку, товарищ старший лейтенант. Пояс ваш где? На койке остался? Почему воротник не застегнут? Пойдите и приведите себя в порядок. Кстати уж и побрейтесь. А потом придете Вот так-то!.. В Москве я был в последний раз в 1956 году. В отпуск с женой ездили. Она все зудит: Сочи да Сочи. А чтоСочи? Воды там меньше, чем у нас. Горы у нас покрасивей. Нет, говорю, милая, залетели в Москвуиз нее ни шагу!.. Хороша Москва! Народу только многовато, прямо скажу. Я, знаете, какделал? Встану в четыре утра и гулять. Тихо, просторно, народу мало, воздух чистый, свежий. Три раза Москву по Садовому кольцу обошел. А приехал из отпускасразу попал в переплет».. О, вот вам и особый случай!.. Закуривайте.
Ходили на Парамушир. Такая, знаете, петрушка получилась!.. Сколько раз хожено на Парамуширс закрытыми глазами дойду, подойду, встану. Подходим самым малым. Глубина четырнадцать метров. Вдругудар. Весь корабль задрожал. Сердце, знаете, оборвалось. Кричу: «Глубина?»«Двенадцать метров!» Что за чертовщина? Командую: «Стоп!». Только всталиснова удар, да еще посильнее. В глазах потемнело. Под суд, знаете, пойдешь, если дно задел. «Глубина?»«Двенадцать метров!» Сам с боцманом трюм осмотрелни вмятины, ничего. А в журнале запись: два удара о дно. Ну потом, после похода, целая комиссия нами занималась. Обследовали подводную часть суднани царапины. Как говорится, ясно, что ничего не ясно. Вулканологи помогли: сообщили, что в районе острова Парамушир было зарегистрировано землетрясение. С эпицентром под водой. И как раз в тот самый день, в тот самый час. Мы и почувствовали толчки. А так ничегохорошо плаваем, спокойненько!..
Нет, вы только посмотрите, красота какая! Он наклонился к окну. В командирской каюте не круглый иллюминатор, а квадратное в полстены окно. Смотрите, цвет у моря какойчистейшая бирюза! Это солнце пробилось сквозь облака. Кругом-то море темноесвинцовое, что ли, и вдруг бирюзовая полоса. Очень красиво! И привыкнуть к этому нельзя: каждый час что-нибудь новое. Люблю наши края!.. Ну и потом, знаете, работа здесь такая как бы вам сказать, чтобы вы правильно поняли? В общем крепкие люди здесь нужны. Моря здесь, прямо скажу, строгие. И от человека они требуют, чтобы и он строгим к себе был, крепким! И это хорошо. Это мне по душе. Ударит иногда штормягану держись!.. Видели картинку в кают-компании? Механик рисовал. Я его, механика, он только что на корабль пришел, молодой был, затащил в шторм на мостик. «Смотри, говорю, проникайся, чтобы все по правде изобразить. Потому что наша жизнь не какая-нибудь Наша жизнь, говорю ему, борьба!.. Ктоя романтик?!.. Ну это вы зря. Мы народ простой, нам, знаете, не до романтики!..
Смотрит на меня смеющимися, чуть прищуренными глазами. И я вспоминаю, как его помощник говорил мне: «Командир у насчеловек горячей, беспокойной души. Влюблен в свое дело и всех нас за собою тянет!..»
КОМАНДОРЫ
ЗЕМЛЯ!
Ненастный рассвет. Зябко, сыро. На палубе, за что ни схватишьсятросы, поручни, брезент, покрывающий спасательный вельбот, все мокрое, холодное. То ли от тумана, то ли от дождя, прошедшего ночью.
Ах, каким манящим, каким желанным кажется душное, прокуренное тепло кают-компании! Но уйти с палубы невозможно: вот-вот откроется земля.
Никто ни минуты не сомневался, что в положенное время и не где-нибудь, а вот именно тут объявится земля. И все-таки все немножко взволнованы. Ну, если и не взволнованы, то в приподнятом настроении. Все на палубе. Все смотрят вперед, по курсу корабля.
Земля! Слово, извечно волнующее мореплавателей. Земля! Цель и смысл всех усилий, вложенных в достижение ее, оправдание всех пережитых невзгод, лишений, опасностей
* * *
Океан все так же медлительно вздымает свинцово-серые пологие волны. Но что-то в нем изменилось. Вот оно что: он ожил! Появилось несметное множество птиц.
Быстрые чайки и кайры. Черные бакланы с вытянутыми в полете длинными змеиными шеями. Симпатичные кургузенькие топорки с тупыми красноватыми носами и белыми щечками, с зеленоватым оперением, похожим на плюшевую шкурку игрушечных медвежат.
Они быстро проносились над кораблем, и все в одну сторонутуда, где должна появиться земля. Они кружились над мачтой. Большими стаями покачивались на волнах.
Впереди, по курсу корабля, резвились косатки. Их огромные, веретенообразные тела с острыми акульими плавниками на спинах взлетали над водой, вздымая пенные буруны. Потом они исчезли, но только затем, чтобы появиться совсем близко у кораблявозле самого носа. Вода кипела, бурлила, пенилась от их титанического веселья. Быстрота, с которой эти темно-коричневые, почти черные пятиметровые туши ныряли, выскакивали из воды, вертелись, кружились, казалась невероятной. Черт возьми!.. Ведь это не что-нибудь, а свирепые зубастые киты! Их панически боятся киты значительно более крупные по размерам, но совершенно беззащитные перед этими хищниками северных морей. Косатки загоняют китов на отмели и там расправляются с ними.
Вспомнился какой-то морской рассказ. Матрос плыл после кораблекрушения на утлой лодочке. Поглядел за борт, в воду, с ужасом увидел устремленные на него глаза, полные холодной, бешеной злобы. Косатка! Она долго плыла за ним Ужас его понятен: что стоит этому огромному сильному зверю перевернуть не то что лодочку, а любой из наших вельботов?..
Косатки внезапно пропали, словно их и не было. А земли все не видно.
Вдруг у самого борта появилась круглая, облизанная волной голова морского зверя. Котик? Ну, конечно, котик!