Он был заметно не в духе, и я понял отчего, когда он сказал про себя: «Дьявольски хочу есть». Затем он позвонил, приказал слуге, чтобы тот отвел меня к Попу, и, еле передвигая ноги, я отправился через блестящие недра безлюдных стен в настоящее путешествие к библиотеке. Здесь слуга бросил меня. Я постучал и увидел Попа, беседующего с Дюроком.
ГЛАВА XII
Когда я вошел, Дюрок доканчивал свою речь. Не помню, что он сказал при мне. Затем он встал и, в ответ многочисленным, молчаливым кивкам Попа, протянул ему руку. Рукопожатие сопровождалось твердыми улыбками с той и другой стороны.
Как водится, герою уступают место и общество, сказал мне Дюрок, теперь, Санди, посвяти Попа во все драматические моменты. Вы можете ему довериться, обратился он к Попу, этот ма человексущий клад в таких положениях. Прощайте! Меня ждут.
Мне очень хотелось спросить, где Молли и давно ли Дюрок вернулся, так как хотя из этого ничего не вытекало, но я от природы любопытен во всем. Однако на что я решился бы под открытым небом, на то не решался здесь, по стеснительному чувству чужого среди высоких потолков и прекрасных вещей, имеющих свойство оттеснять непривычного в его духовную раковину.
Все же я надеялся много узнать от Попа.
Вы устали и, наверно, голодны? сказал Поп. В таком случае пригласите меня к себе и мы с вами позавтракаем. Уже второй час.
Да, я приглашаю вас, сказал я малость недоумевая, чем могу угостить его, и не зная, как взяться за это, но не желая уступать никому ни в тоне, ни в решительности. В самом деле, идем, стрескаем, что дадут.
Прекрасно, стрескаем, подхватил он с непередаваемой интонацией редкого иностранного слова, но вы не забыли, где ваша комната?
Я помнил и провел его в коридор, второй дверью налево. Здесь, к моему восхищению, повторилось то же, что у Дюрока: потянув шнур, висевший у стены, сбоку стола, мы увидели, как откинулась в простенке меж окон металлическая доска и с отверстием поравнялась никелевая плоскость, на которой были вино, посуда и завтрак. Он состоял из мясных блюд, фруктов и кофе. Для храбрости я выпил полный стакан вина и, отделавшись таким образом от стеснения, стал есть, будучи почти пьян.
Поп ел мало и медленно, но вина выпил.
Сегодняшний день, сказал он, полон событий, хотя все главное еще впереди. Итак, вы сказали, что произошла схватка?
Я этого не говорил и сказал, что не говорил.
Ну, так скажите, произнес он с милой улыбкой. Жестоко держать меня в таком нетерпении.
Теперь происшедшее казалось мне не довольно поразительным, и я взял самый высокий тон.
При высадке на берегу дело пошло на ножи, сказал я и развил этот самостоятельный текст в виде прыжков, беганья и рычанья, но никого не убил. Потом я сказал: «Когда явился Варрен и его друзья, я дал три выстрела, ранив одного негодяя» Этот путь оказался заманчивым; чувствуя, должно быть от вина, что я и Поп как будто описываем вокруг комнаты нарез, я хватил самое яркое из утренней эпопеи.
Давайте, Молли, сказал я, устроим так, чтобы я надел ваше платье и обманул врагов, а вы за это меня поцелуете. И вот
Санди, не пейте больше вина, прошу вас, мягко перебил Поп. Вы мне расскажете потом, как все это у вас там произошло, тем более, что Дюрок, в общем, уже рассказал.
Я встал, засунул руки в карманы и стал смеяться. Меня заливало блаженством. Я чувствовал себя Дюроком и Ганувером. Я вытащил револьвер и попытался прицелиться в шарик кровати. Поп взял меня за руку и усадил, сказав: «Выпейте кофе, а еще лучше закурите».
Я почувствовал во рту папиросу, а перед носом увидел чашку и стал жадно пить черный кофе. После четырех чашек винтообразный нарез вокруг комнаты перестал увлекать меня, в голове стало мутно и глупо.
Вам лучше, надеюсь?
Очень хорошо, сказал я, и, чем скорее вы приступите к делу, тем лучше.
Нет, выпейте, пожалуйста, еще одну чашку. Я послушался его и, наконец, стал чувствовать себя прочно сидящим на стуле. Слушайте, Санди, и слушайте внимательно. Надеюсь, вам теперь хорошо?
Я был страшно возбужден, но разум и понимание вернулись.
Мне лучше, сказал я обычным своим тоном, мне почти хорошо.
Раз почти, следовательно, контроль на месте, заметил Поп. Я ужаснулся, когда вы налили себе целую купель этого вина, но ничего не сказал, так как не видел вас еще в единоборстве с напитками. Знаете, сколько этому вину лет? Сорок восемь, а вы обошлись с ним, как с водой. Ну, Санди, а теперь буду вам открывать секреты.
Говорите, как самому себе!
Я не ожидал от вас другого ответа. Скажите мне Поп откинулся к спинке стула и пристально взглянул на меня. Да, скажите вот что: умеете вы лазить по дереву?
Штука не хитрая, ответил я, думая, и лазить по нему, и срубить дерево, как хотите. Я могу даже спуститься по дереву головой вниз. А вы?
О нет, застенчиво улыбнулся Поп, я, к сожалению, довольно слаб физически. Нет, я могу вам только завидовать.
Уже я дал многие доказательства моей преданности, и было бы неудобно держать от меня в тайне общее положение дела, раз требовалось уметь лазить по дереву. По этим соображениям Попкак я полагаюрассказал многие обстоятельства. Итак, я узнал, что позавчера утром разосланы телеграммы и письма с приглашениями на сегодняшнее торжество и соберется большое общество.
Вы, можете, конечно, догадаться о причинах, сказал Поп, если примете во внимание, что Ганувер всегда верен своему слову. Все было устроено ради Молли; он думает, что ее не будет, однако не считает себя вправе признать это, пока не пробило двенадцать часов ночи. Итак, вы догадываетесь, что приготовлен сюрприз?
О да, ответил я, я догадываюсь. Скажите, пожалуйста, где теперь эта девушка?
Он сделал вид, что не слышал вопроса, и я дал себе клятву не спрашивать об этом предмете, если он так явно вызывает молчание. Затем Поп перешел к подозрениям относительно Томсона и Галуэя.
Я наблюдаю их две недели, сказал Поп, и надо вам сказать, что я имею аналитический склад ума, благодаря чему установил стиль этих людей. Но я допускал ошибку. Поэтому, экстренно вызвав телеграммой Дюрока и Эстампа, я все-таки был не совсем уверен в точности своих подозрений. Теперь дело ясное. Все велось и ведется тайно. Сегодня, когда вы отправились в экспедицию, я проходил мимо аквариума, который вы еще не видели, и застал там наших гостей, всех троих. Дверь в стеклянный коридор была полуоткрыта, и в этой части здания вообще почти никогда никого не бывает, так что я появился незамеченным. Томсон сидел на диванчике, покачивая ногой, Дигэ и Галуэй стояли у одной из витрин. Их руки были опущены и сплетены пальцами. Я отступил. Тогда Галуэй нагнулся и поцеловал Дигэ в шею.
Ага! вскричал я. Теперь я все понимаю. Значит, он ей не брат!?
Вы видите, продолжал Поп, и его рука, лежавшая на столе, стала нервно дрожать. Моя рука тоже лежала на столе и так же задрожала, как рука Попа. Он нагнулся и, широко раскрыв глаза, произнес:Вы понимаете? Клянусь, что Галуэй ее любовник, и мы даже не знаем, чем рисковал Ганувер, попав в такое общество. Вы видели золотую цепь и слышали, что говорилось при этом! Что делать?
Очень просто, сказал я, немедленно донести Гануверу, и пусть он отправит всех их вон в десять минут!
Вначале я так и думал, но, размыслив о том с Дюроком, пришел вот к какому заключению: Ганувер мне просто-напросто не поверит, не говоря уже о всей щекотливости такого объяснения.
Как же он не поверит, если вы это видели.
Теперь я уже не знаю, видел ли я, сказал Поп, то есть видел ли так, как это было. Ведь это ужасно серьезное дело. Но довольно того, что Ганувер может усомниться в моем зрении. А тогда что? Или я представляю, что я сам смотрю на Дигэ глазами и расстроенной душой Ганувера, что же вы думаете, я окончательно и вдруг поверю истории с поцелуем?
Это правда, сказал я, сообразив все его доводы Ну хорошо, я слушаю вас.
Поп продолжал.
Итак, надо увериться. Если подозрение подтвердитсяа я думаю, что эти три человека принадлежат к высшему, разряду темного мира, то наш плантакой план естьразвернется ровно в двенадцать часов ночи. Если же далее не окажется ничего подозрительного, план будет другой.