Я родилась и росла, вскормленный моими хозяевами. Нельзя сказать, что они меня угнетали. Я была всё равно, что младшей в семьино, в отличии от детей, я была из тех младших, кто никогда не станет старше.
Я была рада, что хозяева знают меня в лицо и готовы меня накормить. Мне не придётся выходить замуж за нелюбимого, или пытаться продать себя, как это приходится делать свободным девушкам. И никто не осмеливался высмеивать меня за то что я рыжая, а не пышнобёдрая гераклейка с кудрявыми черными волосами.
Так что детство было счастливымнасколько счастливым может быть детство в рабстве.
Но смерть всегда стояла рядом со мной. Точно так же, как она стоит рядом с каждым из вас. Мы стараемся о ней не думать, а она просто приходит. К каждомув его час, и всегдане вовремя.
Моя мать и отец семейства умерли в один год, когда пришла холера. И нас осталось двое в домикея и хозяйка. По возрасту она годилась мне в бабушки.
Я была ещё достаточно молода, чтобы верить, что меня ждёт беззаботная жизнь. А вот хозяйка переживала это тяжелее.
Она говорила, что собирается отпустить меня на волю и завещать мне часть имущства за всё то, что я сделала в эти годы. Но не сразу, а потом, когда закончится её жизнь. Она боялась, что если дать мне свободу, то я немедленно её брошу. Убегу за море или ещё неизвестно куда.
Я что, не помню себя в твоём возрасте? повторяла она по десять раз в день.
Дом опустел, с птицами возни было мало, и всё равно каждый день у неё находились для меня десятки и десятки самых разных дел. Я не смогу сейчас вспомнить, что это были за дела но она так и не успела даже нацарапать на восковой табличке всё то, что обещали её губы.
А потом она умерла. Я омыла её и закрыла ей глаза моими монетками. Было странно чувствовать, что я теперь хозяйка над всемнад домом и над её птицами.
Пришёл агораном, другие из города. Пришли и мужья её дочерей. Я распоряжалась похоронами.
Наутро мне объявили, что завещания от покойной не было. Дом вместе с птицами отходит старшей дочери. А мне не отходит ничего. Даже через год после холеры город их хозяйство ещё не оправилось. Они не желали кормить лишнюю служанку, а работать в поле я не умею.
И меня повели продавать. Я клялась, что хозяйка любила меня и обещала свободу. Но по законом Ольвии клятвы рабов не имеют никакой силы
На этом месте Лик заметил, что кое-что изменилось. К холму подошли ещё двое, оба мелкие и в синих хитонах.
Да что за нашествие такое! Холм, где обосновались юные скифы, за счёт какого-то волшебства привлекался к себе новых и новых гостейкак та волшебная гора пастуха Магнеса, что притягивает к себе всё металлическое.
И каждому из этих гостей было что-то нужно
Первого из новых гостей Лик узнал сразу. Как не узнать Ихневмона? Его даже ночью опознаешь, по голосу и блеску любопытных глаз.
Второй был незнаком. Вроде бы одного возраста с Ликом, он был чуть низенький и узкоплечий, а выглядел необыкновенно спокойным. Так выглядит человек, который привык, что за него всё делают слуги. Смуглое, почти сарматское лицо с жёлтыми, как прибрежный песок глазами, а волосычёрные, густые, и кучерявые, какие и в Херсонесе не у каждого гераклейца встретишь.
Какой-то родовитый полукровка, не иначе. На головевышитая серебром повязка. Такая защищает не хуже, чем шлем. Сразу ясно, что у мальчишки есть богатые и влиятельные родственники, и ты не хочешь, чтобы они стали твоими врагами.
Лику страшно хотелось узнать, с чем мальчики пришли. Но они не подали вида и почтительно слушали, с таким видом, словно понимали скифское наречие.
Хотя кто знает Тот, что был с повязкой, может и знать. Только посмотрите, как он внимательно слушает А Ихневмон наверняка захочет выучить, после всего, что творится. Интересно, как по-скифски будет ихневмон?..
Когда закончилась экзекуция, мне сказали, что в приличном доме меня не потерпят, продолжала говорить Каллиопа, А потерпят только в неприличном, где я буду работать не только руками или ногами, а всем телом. Я закричала, что дорого продам свою жизнь. Они посмеялись, и сказали, что строптивым там рады. А потом снова начали бить, просто так. Потом бросили в подвал и заперли. Надо было, чтобы сошли синяки, иначе за меня не дадут хорошую цену. И вот я лежала в какой-то комнате, где даже в полный рост не встанешь. Окно было почему-то на потолке, с деревянной решёткой, которую не сломаешь и не согнёшь. Кормили, конечно. Осматривали. Но кормили с каждым днём хуже и хуже. Я всё больше не верила, что смогу налиться силой и красотой н
Я пыталась откусить язык и выплюнуть им в лицо, а сама истечь кровью. Четыре раза пробовала! В песнях это намного проще, чем в жизни.
Но страшне всего была пыль. Пол, стены даже решётка узилища словно пропитались мерзкой белой пылью. Голова начинала кружиться и болеть, а ночью ей снилось, что её опускают в чёрную воду.
В конце концов она едва могла подниматься. Лежала на полу в душной, обложенной камнем комнате и смотрела, как ползёт по полу солнечное пятно, расчерченное на квадраты решётки и как танцует в солнечном столбе белая пыль.
В один из дней, который ничем не отличался от прочих, дверь распахнулась, но не было слышно даже лязга оловянной плошки с жидким варевом. Каллиопа лежала на полу, хитон прилип к телу.
Она даже не подняла голову, а просто скосила глаза. Ей было всё равно
В дверях стоял человек. Прекрасный. Рыжий. С окладистой бородой. И он сказал Каллиопена языке её матери:
С сегодняшнего дня ты свободна.
Это был скифский воин.
Царь киммерийских скифов Палак взял Ольвию и поставил наместником своего двоюродного брата, Эминака. Эминак в первый же день разрешил перейти без выкупа в свободное состояние всем рабам скифского рода.
КРАК!
Это стрела сломалась в руках у Лика.
Теперь я одета в парадную одежду, и путешествую на царском коне под царским флагом, ответила девушка, Хозяева поместий и агораномы гордых гераклейских городов прислушиваются к каждому моему слову. Вот что сделал для меня царь Палак!
Хорошо рассказала, сказал Лик, Теперь уходи! Прочь!
Застрелишь меня? спросила Каллиопа.
Нет. Теперь я тебя понимаю. Выполняй свой долг и доставь моё послание.
У тебя есть послание?
Появилось, пока ты рассказывала. Доставь и его тоже, вместе с тем, что передавал покойный агораном Аттал.
Что мне сказать великому царю?
Скажи Палаку, чтобы в следующий раз посылал других посыльных. Потому что если мы встретимся сновая тебя застрелю. У Палака, я уверен, достаточно других женщин, чтобы посылать с известиями. Посыльныйне мать, не гетера, и даже не повариха, ничего ей уметь не надо.
Каллиопа отсалютовала заляпаным кровью флажком и тронула коня.
14
На холме снова царило спокойное оживление. Лик решил, по случаю гостей и последней ночи на этом месте, сварить рыбный суп. Лодки столкнули на воду, под безмолвным взглядом с городских башен.
Конечно, это была городская бухта и городская рыба. Но жителям Калимена сейчас рассматривали мёртвое тело агоранома с разбитой головой. Едва ли им было дело до юных рыболовов.
Тень убийства ещё не покинула этих мест. Даже весёлые тавры невольно нет-нет, но косились на пятно, что продолжало темнеть среди травы под холмом.
Настало время принять последних посетителей. Ихневмон и его новый приятель.
Это Еловрит, представил юный дак своего спутника, Он из Понта, путешествует для образования. А этоЛик, родом из скифов-невриев. Он великий герой, победитель, изгнанник и просто замечательный человек. И это всёв шестнадцать лет. Сам понимаешь, как непросто выжить при такой жизниа он ещё и ходит, командует и разговаривает.
Он и есть тот самый учитель? спросил второй.
Да. У него ты научишься тому, что не даст тебе ни один философ большого города.
Эй, вступил в разговор Лик, Погодите! Чему я должен учить? Меня не предупредили!
Говорить было непросто. Юный невриец только что услышал столько скифских слов, что с трудом возвращался к гераклейскому языку.
Многим вещам, как ни в чём ни бывало, ответил Ихневмон, Например, страху.