Брюнет, которого мадам обзывала милордом и темнейшеством, хмурил брови и понимающе кивал, демонстрируя участие, но, впрочем, не очень-то старался, что только больше распаляло даму и она скороговоркой живописала тридцать три несчастья, которые настигнут правящий дом, если наследники останутся без наставницы хороших манер.
Участливо внимал даме и ларсен Акишико.
Лис кивал с куда более внимательным видом, чем его хозяин и время от времени даже покачивал головой, сочувствуя.
Одна я не кивала.
Потому что с интересом рассматривала наряд из тёмно-синей плотной ткани.
На мне, кстати, было похожее платье. По старомодности, не по крою. Моё было из мягчайшего, невероятно приятного на ощупь бархата, к тому же глубокого винного оттенка. И ещё кружевом отделанное. Тонким, как паутинка.
И, как назло, ни одного зеркала рядом!
Впрочем, не самая большая моя проблема на настоящий момент.
Заверения хозяина дома, что он со своей стороны, работает над поставленной задачей, не покладая рук и уже почти решил проблему, осталось только уладить некоторые формальности, дама, которая и была та самая мистрис Сапота, встречавшая утром новую гувернантку, пропустила мимо ушей, продолжая восклицать и вздыхать, чудньш образом перемежая вопли фальцетом с громким свистящим шёпотом.
При этом она ещё умудрялась нервно оглядываться назад, тяжело дыша, из чего я сделала вывод, что мистрис Сапота бежала по залитой солнцем анфиладе нам навстречу.
А может, и убегала от кого-то.
Нет-нет, а в её выпученных глазах вдруг мелькало такое, затравленное выражение...
Когда мистрис Сапота пошла в живописаниях несчастий по второму кругу, мне стало скучно, - готова поспорить, что «милорду» и ларсену тоже, но они, в отличие от меня, глаза отвести не смели, - и я принялась зыркать глазами по сторонам.
Кстати, о доме, в котором я оказалась. Прежде я такие только в кино и в инете видела. Не дом даже, а дворец. Картины в тяжёлых рамах, повсюду позолота, патина и вензеля с лепниной. Статуи опять же, фонтаны.
Но после цветочков, проросших из моей подписи, которые, в отличие от мотылька никуда не делись, я решила поберечь нервы с психикой и удивиться уже потом, всему сразу. Чтоб за один присест.
Махом.
И желательно в безопасности.
Оглядывания мистрис Сапоты вскоре объяснились.
Из-за статуи в виде держащихся за руки танцующих дев в венках показалась.
Я не сразу признала в грузной неопрятной фигуре чопорную гувернантку, мистрис Потаерх которая. Ещё час назад строгое коричневое платье с идеально отглаженным белоснежным воротником сейчас напоминало не то гигантскую палитру, не то костюм для пейнтбола, не то просто упавшую в чан с красками тряпку, невыжатую к тому же. С тряпки, то есть с платья прямо на мозаику пола задорно стекали цветастые ручейки. В шагах пятидесяти за гувернанткой следовали на четвереньках две девушки в чепцах, которые с завидным рвением оттирали с пола кляксы и бросали на несчастную мистрис любопытные взгляды из-под накрахмаленного кружева, но ближе подойти, то есть, подползти не решались. Совсем недавно уложенные в идеальную гулю на макушке, локоны гувернантки сейчас торчали во все стороны, словно её током прошибло и больше всего напоминали воронье гнездо. Нет, пожалуй, подобное гнездо больше подошло бы попугаям.
Потому что было оно разноцветным.
В общем, та самая гувернантка, которую я каким-то чудом наблюдала давеча из-под потолка, за потрясающе короткий срок успела, похоже, посетить индийский праздник красок. И ещё на пейнтбол сгонять. Но, несмотря на увеселительный характер сих мероприятий, её они не осчастливили.
- Фа-ше тем-ней-шест-фо! Уфашаемый лорд Эскуро! - чеканя каждый слог, голосом королевы-девственницы в изгнании пропела мистрис Потаерх. - Фы-нуж-де-на, с фашего позфоления, отказаться от фаш-шего, так скас-сать, лестного пред-лош-шения!
- Мистрис Потаерх, - сдавленно воскликнула мистрис Сапота, всплеснув полными руками.
- На кого ж вы нас покидаете? Вы уже почти что часть нашей семьи! Ну, скажите же, милорд!
Я метнула любопытный взгляд на «милорда».
У которого, кажется, все силы сейчас уходили на то, чтобы банально не заржать.
Но брови хмурил кто-то почти убедительно.
И даже на слова мистрис Сапоты, моргнув, кивнул.
- Нам будет так вас не хватать! - растекалась патокой мистрис Сапота. - И дети к вам привязались... Почти... Где-то в глубине своих невинных душ... Где-то очень, очень глубоко!
Под взглядом гувернантки мистрис Сапота отпрянула к стене и икнула, прикрыв пальцами рот.
- При-фя-с-са-лись?! Та простит меня достопочтенный лорд Эскуро.
- Конечно, конечно, - подтвердил брюнет, который, вот, помимо остальных своих сомнительных достоинств, ещё и милорд. - Вы прощены от и до! Целиком и полностью.
Мистрис Потаерх нахмурилась, явно пытаясь понять, издевается ли над ней темнейшество, или просто стебётся.
Мне, кстати, тоже любопытно было.
Но вроде «потэйтоусом» не обозвал, и то сахар.
- Фаш-ши так насыфаемые дети - не дети фоф-се, а настоящие чудовища!
И тут с «милордом», кем бы он ни был, что-то произошло.
Как в русских народных сказках: ударился добрый молодец о сыру землю - и стал недобрым.
Нет, биться брюнет ни обо что не бился.
Вот только ростом стал выше. Раза так в полтора! И в плечах расширился... Загорелая кожа его внезапно почернела. Что особенно контрастно смотрелось с вдруг полыхнувшими голубым огнём глазами!
В общем, жуть жутковская!
Ещё ж и желваки на щеках танцуют!
Тёток обеих, то есть, мистрис этих, к стене так и отшвырнуло.
Не осуждаю их за это.
Как я-то ещё на ногах устояла.
Причём даже не шелохнулась.
И когда брюнет изрёк низким раскатистым голосом: «Дети - наследники империи Даркарис!» я, в отличие от тёток, почему-то не дрогнула. Даже поймала себя на мысли, что раскаты эти, в его и без того низком бархатистом голосе... на звуки горного обвала похожие.
Такая мощь в них прозвучала.
Короче, меня проняло. В хорошем смысле.
Можно даже сказать, в эстетическом.
Чего не скажешь о тётках.
Та, что разноцветная, гувернантка, чуть по стенке не сползла. Мне было видно, как под её превращённой в шедевр абстракционизма юбкой колени так и дрожат.
- Конечно, фаше темнейшество, - пролепетала она. - Но моих скромных снаний и на-фы-коф не хфатает в фашем, так на-с-сы-фа-е-мом, случае! Удачи! Она фам пригодится!
Когда мистрис Потэйтоус оторвала свою объёмную тушку от стены, не смотря на сверкающего глазами брюнета с громовым раскатистым голосом, я её почти зауважала.
А когда ещё и книксен умудрилась проделать, желая при этом здоровья и долгих лет наследникам, я от души позавидовала выдержке женщины. Вот это, я понимаю, гувернантка. Моща-а! Уважаю.
И эта женщина, которая не спасовала перед «громовым брюнетом», обиделась на парочку пейнтбольных выстрелов?
Не-а. Не верю.
Что-то тут нечисто.
- А я вам говорила! - патетично заломила руки мистрис Сапота, нервно оглядываясь на удаляющуюся спину гувернантки. - Она уволилась! Уволилась!
Брюнет же снова стал нормального, человеческого роста и вдруг обернулся ко мне.
- Зря вы не согласились на пари, - он с готовностью продемонстрировал часы на цепочке. Тоже ещё, проводник выискался! - Глядите, целый час десять. Рекорд!
Угум. Можно подумать, если б мы то дурацкое пари заключили, ты бы меня отсюда выпустил.
Так я и поверила.
Ответить брюнету, который то ли темнейшество, то ли милорд, то ли вообще лорд Эскуро, я не успела.
По коридору как раз просеменила горничная, до смешного кинематографичная, в чёрном закрытом платье с белоснежным передником и кружевной наколкой на гладко зализанных волосах. Поравнявшись с нами, девушка присела в книксене, не поднимая взгляда. И уже хотела следовать дальше, когда я вдруг заметила у неё в руках. зонтик!
Зонтик!!!
Белый, отделанный кружевом!
Мой зонтик!!!
- Это моё! - воскликнула я, опережая разумное, внутреннее «какой ещё зонтик, Машенька!» и в ту же секунду кружевной зонтик вырвался из пальцев девушки и прыгнул ко мне, с удобством устроившись белоснежной костяной ручкой в моей ладони.
У меня аж пальцы на ногах поджались от удовольствия.
А у мистрис Сапоты, которая, казалось, заметила меня только после того, как брюнет ко мне обратился - и её, понятно, за это нельзя винить, бедная женщина тут аки пчела, вся в трудах праведных, помимо изучающего прищура, открылся рот.