Кисть Маркуса едва заметно дрогнула. Благо, она находилась на клавиатуре, и никто не заметил. Пропуская мимо чужие разговоры, Маркус зацепился за всего одну мысль, которая не давала ему покоя уже больше минуты. Он хотел пойти в ва-банк, поставив на кон все, что у него было. Хотя, со стороны это выглядело не так драматичнопросто парнишка, который завис в своем мире, но в душе Маркуса шло сражение. Он чуть опустил экран ноутбука, чтобы лучше видеть друга.
И что ты думаешь об этом?
О чем? Хван отвлекся от экрана, автоматически прокручивая статью дальше. Об армии? Я тоже не особо рвусь туда. Там ведь учат людей убивать. А я не хочу никого убивать. Это жестоко и негуманно. Армия буквально готовит тебя к войне. Как будто другого выхода, кроме как вымочить ладони в крови, больше нет. Не люблю политические игры. Пока верхушки развлекаются, на поле боя гибнут простые горожане. Многие жители Полусвета до сих пор Инферию не переносят, а столько времени уже прошло
Культура Инферии становилась все популярнее и популярнее с каждым годом, но старшее поколение, что видело своими глазами жестокость и смерть, не могли признать в них друзей. Слишком много страха и боли принесло то роковое столкновение, чтобы так просто отпустить прошлое. Войнаесть война, страшное зрелище. Маркус согласно кивнул. Он вернул взор на технику, пальцы снова забарабанили по кнопкам.
Чуть позже
Маркус уверенно шел по коридору боулинг-клуба. Он знал, что Хван будет там с Эмили и Куан. Они приглашали Маркуса сходить вместе, но тот лишь отмахнулся, сославшись на помощь по дому. Однако на самом деле Маркус был не в ладах с своим разумом. Прошло несколько недель с тех пор, как его посетило осознание. Все стало напряженным. Он думал, что притворятьсяпроще простого, но лишь из неопытности, ведь раньше не влюблялся так сильно. Все начиналось спокойно, но каждая их встреча заканчивалась очередной странностью. То Маркус пододвигает слишком близко, то тискает Лима до потери сознания, даже сам Хван заметил, что бесполезные поцелуи в висок в порыве шутки приобрели другой оттенок. Особенно, когда их взгляды встречались, а щеки Маркуса моментально начинали пылать. Он стал более дерганным и суетливым, постоянно куда-то торопился и сбивался по ходу разговора.
Ты говорил, что не придешь, Хван удивленно смотрел на него, сидя на диванчике. Они заказали пиццу и пару литров газировки. Пока девочки развлекались у дрожек для мячей, Лим списывался с отцом о покупке продуктов на обратном пути.
Маркус обнаружил себя, стоящим перед другом, словно мраморное изваяние. Он не продумал план действий. Как ему это сказать? Ты мне нравишься? Я влюбился в тебя? Я хочу быть с тобой? Только в боулинге его осенило, что Хван явно не разделит его чувства. На секундочку, у Лима есть девушка, это уже о многом говорит. Вот Маркус и вляпался. А дальше что делать? Он просто пялился на парня, немой, будто рот зашили. Хван немного напрягся. Раздумья зудели в его голове, он давно подозревалчто-то не так. С Маркусом происходит какая-то чертовщина.
Теперь ум Маркуса насмехался над ним. Совсем забылся? С чего вообще взял, что Хван примет это признание? Совершенно о нем не подумал. Да, они друзья, но всему может быть предел. Что, если Хвану станет неудобно рядом с ним после импровизированной исповеди? Готов ли Маркус так просто потерять близкого человека? Сколько угодно можно говорить, что настоящие друзья не отворачиваются от тебя из-за трудностей, но реальность выглядит иначе: некоторые не способны вынести подобное. Они хотят уберечь себя, понимая, что отношения прежними не станут. Признание означало жирную точку в конце параграфа. Маркус ведь может никогда больше не заговорить с ним. Принимая это во внимание, становилось дурно.
О, черт, Хван встревоженно подскочил с дивана. Ты в порядке?
По подбородку пробежала красная капля. Маркус заметил ее, только когда та попала на губы и пробралась в рот. У него пошла кровь из носа. Маркус прислонил тыльную сторону руки к лицу и, покачиваясь, побежал в уборную. Голова шла кругом. Видимо, перепады давления. Подлетев к зеркалу, включил воду. Набрал в руки бумажных полотенец и приложил, стараясь хоть как-то остановить поток. Маркус облажался. Почти совершил фатальную ошибку. Почему вообще решил, что все рассказатьэто хорошая идея? Нет, ни в коем случае, нельзя так делать. Нельзя рисковать настолько ценным. Он должен сопротивляться, держать себя в руках.
Чуть позже
Кушай, кушай, приговаривала Мама, подвигая к Маркусу тарелочки с едой.
Парень охотно принял пищу на ужин. Отца дома не былозадерживался на работе. Ложка загребала белый рис, свежая рыба смачивалась в соусе. Мама была полненькой женщиной, по дому ходила в фартуке, а волосы заплетала в высокий пучок. Ее ладони пропахли специями и пряностями. Она погладила сына по макушке, выражая тем самым свою искреннюю любовь.
Мой милый мальчик, мама потрепала его щеку. Вымахал таким красавцем. Мои подруги обзавидуются, когда ты полетишь в Элизиум. Присылай побольше фотографий, чтобы я всем показывала. Станешь хореографом или актером Или вообще петь начнешь.
Не начну, Маркус отрицательно мотнул теменем, это по части Хвана. Он на все руки мастер, а я просто Второй пилот.
Не принижай себя! она отвесила ему легкий, но поучительный подзатыльник. С таким настроем лучше не обернешься! Ты должен стать гордостью нашей семьи. Чтобы прилетел туда, всему научился, а потом кормил нас в старости. И не ухлестывай за девчонками! Знаю вас, молодежь Хотя, если приведешь домой иностранку, буду только рада. Интересно посмотреть на них, заграничных пташек. Да и дети красивыми получатся. Или вообще переехать можно Столько планов, столько планов! А ты кушай, кушай.
Но у Маркуса пропал голод. Ну, конечно. О чем еще может думать его Мама? О том, что придет день, когда сын поднимет фату на невесте и поклянется ей в вечной любви, надевая кольцо на палец. О том, что появятся внуки, которые станут носиться туда-сюда, а дом наполнится детским смехом. Маркус еле проглотил сваренную крупу. Он уже понял, что не способен показать такое будущее своим родителям. А еще понял, каково этобыть разочарованием семьи.
Он тихо прикрыл дверь в свою комнату и, не отходя далеко, осел около стены. Как же тяжело. Тоска придавливала вниз, будто груз. Все растворилось, словно кто-то провел ластиком. Ничего. Полная пустота. Он совершенно потерялся, запутался в своих же думах. Жизнь шла под откос. Приходится переписывать свою же историю, запинаясь о новые преграды. Свадьба? Ее не будет. Дети? Разве что големы из земли. Жена? Очень смешно. Он будто находился в точке невозврата. Ничего больше ничего хорошего впереди не ждет. Ничего не будет нормально. Родители этого не переживут. Если они узнают правду, то просто откажутся от него. Маркус остался один на один со своим проклятьем. На рассвете он впервые помолился. Попросил вернуть все назад, как было прежде. Но, увы, этого не случилось.
С каждым днем становилось все хуже. Буквально любое слово давило. Казалось, вселенная хочет свести его в могилу. Фильмы как назло только о любви, где пара уезжает в закат или очередной шпион спасает даму в беде. Родители налегали в своей манере, разглагольствуя об Элизиуме, важности учебы и том, какой же Маркус дуреньсовсем иностранный язык не учит, в отличие от Хвана. Хван, Хван, Хван. Он был повсюду. Даже во снах приходил. Маркус уже не мог отвязаться от него. Иногда пропускал дни, лишь бы не пересекаться, а на сообщения отвечал, что приболел. Совсем расклеился. Он просыпался под вечер, почти ничего не ел и мало пил. Происходящее больше не походило на влюбленность, а превратилось в настоящую агонию. Вскоре мама заметила, что Маркус нездорово бледный, а скулы выпирают слишком сильно. Он ослабел, начал сверкать синяками под глазами. Парень медленно чах.
Маркус перестал понимать свои чувства и мысли. Начал искать способы вернуть себе прежнее ощущение жизни. Даже согласился пойти на службу в храм. Зачем? А вдруг поможет? Однако Зря, очень зря. Пока прихожане разбрасывали в дань Владыке разукрашенный в оранжевый рис, пока пели песни золотой статуе, пока Глава прислонял к лбам благословение в форме светила, Маркус гас с каждым шагом. Ковровая дорожка казалась бесконечной, а холодный металл, приложенный к темени, обжигал. Глава храма посмотрел ему в глаза, произнося священный текст: