Орлица-мысль, игривей зяблика,
за море в глуби уплыла
и солнцезолотое яблоко
в горящем клюве принесла.
Есенин признал в нём своегои по характеру, и по стилистической походке в поэзии, и по гражданскому настрою: Ганин был, с одной стороны, легче и улыбчивее, чем Карпов, а с другойкуда жёстче и упрямее в принципиальных для него вопросах.
В июле, 17-го числа, демобилизованный Ганин и отпросившийся на три дня у Ломана Есенин поехали в Вологду. Ганин имел знакомства в местном издательстве и заверил Есенина, что ту самую, запрещённую цензурой, поэму «Галки» будет возможно напечатать там.
Помимо «Галок», «Уса» и «Марфы Посадницы», которую даже Горький, взявшись её опубликовать, протолкнуть в печать не смог, под цензуру попало написанное Есениным тем же летом детское стихотворение «Исус младенец», запрещённое духовным цензором протоиереем Павлом Лахостским. Согласно сюжету стихотворения, маленький Боженька, накормив птиц кашей, проголодался сам и заплакал. Услышавший плач аист унёс его в своё гнездо. Пречистая Дева, отыскав сына, с той поры повелела аистам приносить в семьи малых деток. Цензуре показалось, что с христианским здесь перемешано слишком много языческого.
С «Галками» тоже ничего не вышло: в местном издательстве им дали совет обратиться в Московский цензурный комитеттам-де не так строго судят, как в Петрограде; если Москва разрешит, тогда опубликуем.
Есенин оставил автограф поэмы у вологодских издателей; с тех пор эта рукопись считается утерянной.
Вернулся Сергей за считаные дни до одного из тех мероприятий, ради которых Ломан избавил его от передовой.
21 июля полковник Ломан отдал приказ: «По случаю тезоименитства Её Императорского Высочества Великой княжны Марии Николаевны в Лазарете будет устроено увеселение поздравительные приветствия скажут В. Сладкопевцев и С. Есенин, Русь прочтёт С. Есенин». Следом, согласно программе, выступали карлики, чародей, китайцы, скоморохи и балалаечник.
Императрица и народ!
Константиновский паренёк, карлики, китайцы, пересмешники, балалаечникивсё вперемешку.
Представление было намечено на 22-е число, но есенинское стихотворение, посвящённое великим княжнам, в программе ещё не значилось.
В тот же вечер он, наконец, сочинил желаемое полковником Ломаном: «Приветствует мой стих младых царевен»
Стихи почти проходные; слова подворованы:
Где тени бледные и горестные муки,
Они Тому, Кто шёл страдать за нас,
Протягивают царственные руки,
Благословляя их грядущей жизни час
Однако жуткий, пророческий финал стихотворения придал ему совсем иное звучание:
Всё ближе тянет их рукой неодолимой
Туда, где скорбь кладёт печать на лбу.
О помолись, святая Магдалина,
За их судьбу.
Вспомнил ли Есенин эту строфу, эту увиденную им «неодолимую силу», поведшую царевен по скорбной дороге, когда в советских газетах прочёл известие о казни царской семьи?
Ломан страшных предзнаменований в стихах не увидел и к чтению их одобрил.
22 мая прибыли императрица Александра Фёдоровна и великие княжны Мария и Анастасия.
Текст посвящения княжнам успели выполнить славянской вязью на листе плотной бумаги, украшенном орнаментом.
В иные времена это посвящение могло дорого ему обойтись.
«Значит, Сергей Александрович, вы говорите, что участвовали в революционной работе и с восторгом приняли Октябрьскую революцию? А вот это что у нас такое, не можете объяснить?»и листом эдак в воздухе перед лицом махнули бы, пока Есенин сидел бы с пылающим от прихлынувшей крови лицом.
«А вот у нас ещё и подарочный, специально переплетённый в чёрно-белую набойку, с надписью, экземпляр вашей книги Радуница. С вашей, смотрите, Сергей Александрович, дарственной надписью гражданке Романовой Александре Фёдоровне. Напомнить, что вы ей написали?»
Предваряя скоморохов и чародеев, Есенин прочёл посвящение княжнам и «Русь».
Александра Фёдоровна обменялась с ним несколькими фразами.
Много позже Есенин рассказывал очередной своей пассии, как после выступления они спрятались на чёрной лестнице с Настенькой Романовой, царевной. Есенин читал ей стихи, и они целовались. Нацеловавшись, Есенин признался, что с утра от волнения ничего не ел. Царевна сбегала на кухню, раздобыла горшочек сметаны«а вторую-то ложку попросить побоялась». Пришлось есть сметану одной ложкой поочерёдно.
В «Исповеди хулигана» Есенин опишет, как в детстве по очереди с пегим псом кусал краюху хлеба, «ни капельки друг другом не погребав». Анастасия здесь, кажется, выступает в роли того самого пса; просто есть с ней хлеб было бы слишком прозаичным. С царевнамитолько сметану.
Догадываясь, что эта история однажды может всплыть, в автобиографии 1923 года Есенин коротко сообщит: «По просьбе Ломана однажды читал стихи императрице. Она после прочтения сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил ей, что такова вся Россия».
Мог бы сказать: грустното, что с вами случится. Грустнее не бывает.
* * *
Позже Есенин придумает другую историю: якобы от него потребоваливидимо, Ломаннаписать цикл стихов в честь царской фамилии, он отказался и за это угодил в дисциплинарный батальон.
Тоже не было.
29 августа Есенин, возвращаясь из Петрограда, из очередной своей, неизвестно какой по счёту, увольнительной, опоздалсудя по всему, не менее чем на сутки. Ломан, и так прощавший своему подопечному слишком многое, а сделавший для него ещё больше, отправил его под арест. Не за отказ восславлять императора и императрицу, а за банальное опоздание, и не в дисциплинарный батальон, а на общих основаниях с другими солдатами, которые давно заметили, что он службой себя не утруждает, спит сколько хочет, а вино и пиво ему выдают по первому требованию.
Мурашёву Есенин написал, что пробыл под арестом 20 дней, но и это неправда.
Впрочем, его отсутствие никак не могло сказаться на порядке службы. В строю он или нет, никто, кажется, и не заметилего не для этого держали.
Просил Ломан о другом.
Если вы, Сергей Александрович, напишете стихи о Феодоровском соборе, то я готов поспособствовать выходу сборника с этими стихами.
С той же просьбой Ломан обратился и к Николаю Клюеву.
Клюев и за себя, и за Есенина ответил полковнику цитатой из древней рукописи: «Мужие книжны, писцы, золотари заповедь и часть с духовными приемлют от царей и архиреев и да посаждаются на седалищах и на вечерях близ святителей с честными людьми».
Явственно намекнул: допустите нас в самые высокие покои, усадите рядом с императором и императрицейи тогда мы напишем «про аромат храмины Государевой».
«Дайте нам эту атмосферу, и Вы узрите чудо, писал Клюев. Пока же мы дышим воздухом задворок, то, разумеется, задворки и рисуем. Нельзя изображать то, о чём не имеешь никакого представления».
Наглость удивительная!
Что сделал в ответ Ломан? Пообещал Есенину, что отправит его в окопы?
18 сентября он обратился к заведующему канцелярией её величества с просьбой облагодетельствовать подарками Есенина и Сладкопевцева.
Тем временем Есенинявно не из-под арестаподал прошение в Литературный фонд оказать ему «вспомоществование» в 150 рублей, так как он, «находясь на воинской службе», «ходит в дырявых сапогах» и «часто принуждён» «голодать и ходить оборванным».
Прочёл бы это Ломан, чуть ли не лично выдававший Есенину новую форму!
На фотографиях того временис Клюевым, например, сделанной на той же неделе: он в форме с иголочки, а Николай с восьмиконечным дониконианским крестом на груди, Есенин выглядит на удивление здоровым и ухоженным.
Но если можно получить 150 рублейотчего бы не попросить?
Арест для Есенина закончился тем, что 25 сентября он пригласил в Царское Село на свои именины Михаила Мурашёва, а 30-го уже снова был отпущен в увольнительную и вместе с Пименом Карповым читал стихи на квартире того же Мурашёва.
В октябре ему был вручён подарок императрицызолотые часы с цепочкой.
* * *
3 ноября Есенин получил у Ломана очередную увольнительную, теперь уже на 16 дней, и поехал в Москву, а оттуда в Константиново. Хотел было взять часы с собой, но только вообразил себе, что скажет: «а вот, мама, золотые часы от императрицы в подарок», и ответ схватившейся за сердце матери: «Сынок, да что ты такое говоришь, Христос с тобой!»и раздумал.