Впрочем, конкретная историческая подоплёка, как и в других подобного толка вещах Есенина, не столь важна: ему важно сказать о своём, имена и реалиилишь форма.
У Есенина Марфа раззадорена тем, что царь московский велел «выгомонить вольницы бражные загулы», то есть лишить новгородцев их природной свободы.
Царь в есенинской поэме общается с Антихристом, жалуясь: «Новгород мне вольный ног не лобызает!»
Сатана просит царёву душу в обмен на 400 лет сроку, после которого Новгород освободится. Царь продаёт душу, и Антихрист помогает задавить бунт Марфы Посадницы.
В Новгороде, хвалится московский государь жене, происходит «пир на красной браге».
В последней главке поэмы Есенин пророчествует: 400 лет миновало, пора будить Садко и Василия Буслаева, чтобы «заглушить удалью московский шум»; пришло время Новгороду и Киеву посбивать колокола в Москве:
Пропоём мы Богу с ветрами тропарь,
Вспеним белую попончу,
Загудит наш с веча колокол как встарь,
Тут я, ребята, и покончу.
В разгар всемирной бойни большевики бросили призыв превратить империалистическую войну в гражданскую. Но эта установка едва ли не ранее была объявлена в «Марфе Посаднице», в то время, когда большинство российских литераторов испытывали необычайный патриотический подъём.
Иванов-Разумник только после большевистской революции вдруг догадается: пока «все наши большие поэты восторженно воспевали внешнюю силу государственную», Есенин написал «первую революционную поэму»«о внутренней силе народной».
Пафос есенинской поэмыантимосковский, но, естественно, прорусский: Бог в народе, а царьАнтихристом куплен. Русь надо сделать той, которой и была она задумана: народной вольницей, послушной воле Господа, а не Антихриста.
Не менее характерна в этом смысле «маленькая поэма» «Ус», написанная следом, зимой 1914-го.
Василий Усказачий атаман и соратник Степана Разина, поднявшего бунт против Москвы. Ус был в каком-то смысле разинским предшественникомна Москву двинулся ещё до него, в 1666 году; шёл, правда, не военным походом, а с жалобными грамотами государю на беззаконие; но по дороге его казачки начали грабить помещичьи усадьбы Поняв, что зарвался и рискует быть наказанным, Ус развернул своё удалое посольство и вернулся на Дон.
К Разину он присоединился в 1670-м, захватил совместно с ним несколько городов. В Астрахани Разин оставил его за старшего. Спустя год Ус умер от болезни.
В стихах Есенина повествовательная канва совсем иная.
Ус прощается с матерью, обещая ей:
«Соберу я Дон, вскручу вихорь,
Полоню царя, сниму лихо»
Под Калугой, вьюжной зимой, Ус погибает в бою с боярами.
Мать ждёт сына, вглядываясь в метель за окном, и вдруг понимает:
«Это ты, о сын мой, смотришь Иисусом!»
Берёт гребешок, выходит на порог и «чешет волосья младенцу Христу»расчёсывает русскую метель, у которой глаза сына, после погибели обернувшегося Христом.
Удивительные образы складывались в юной есенинской голове!
Но суть здесь та же: метельный, бунтующий, гибельный народ несёт в себе Христа, а трон московский заслуживает своего вихря, который рано или поздно снесёт его.
Отсюда до есенинской драматической поэмы 1921 года «Пугачёв»рукой подать.
Есенин не стал бунтарём после революциион тянул свою тему с юношеских лет.
* * *
21 декабря у Сергея и Анны родился сын; нарекли его Георгием, но звать впоследствии все будут Юрой.
Жену из больницы Есенин встречал всё-таки в снятой ею квартирке. Натопил печь, вымыл полы. Настроение у него было приподнятое, праздничное.
Долго разглядывал младенца, повторяя: «Вот я и отец».
Сам только что перестал быть ребёнком.
Некоторое время жил с Анной, много пел малышу, Анне тоже говорил: ты пой ему больше.
Казался заботливым и добрым.
Новый год, наверное, встречал с ними, хотя Анна ничего об этом не пишет в своих воспоминаниях.
В январе 1915-го он съезжает от Изрядновойнаверняка сославшись на то, что работать рядом с ребёнком трудно, и селится на Пречистенке, в Афанасьевском переулке, сняв комнату в доме 10.
Там, как и во многих иных пристанищах Есенина, почти отсутствовала мебель, к тому же было холодно; зато имелся огромный стол, а на нём чернильница с красными чернилами.
Жил один, мёрз, сочинял.
Некоторое время считал самым близким своим товарищем молодого поэта Ивана Колоколова. Даже предлагал на троих с другим приятелем и не самым сильным поэтом Дмитрием Семёновским выпустить совместный сборник стихов. Причём, как считал нужным уточнить Есенин, «с портретами», словно осознал уже, что его портреты послужат немаловажным дополнением к стихам.
У Колоколова и Семёновского не хватило сообразительности зацепиться за эту идею; они, конечно же, не осознавали, с кем имеют дело.
Тогда же Есенин написал приветственное письмо Александру Ширяевцусильному крестьянскому поэту, 1887 года рождения, уроженцу поволжского села и тоже выпускнику церковно-приходской школы, жившему в Туркестане и служившему в почтово-телеграфном ведомстве.
Так Есенин понемногу начал по голосам распознавать своих, в надежде однажды собрать собственную стаю.
Стихи Ширяевца в тот момент привели Есенина в едва ли не большее восхищение, чем стихи Клюева или Блока. Ширяевец писал так, как Есенин сам хотел научиться:
Говорил ты мне, что мало
у меня удалых строк:
Удаль в городе пропала,
замотался паренёк
«Такой он русский, деревенский!»радовался Есенин.
Стихи Ширяевца, пожалуй, стали последним поэтическим уроком для Есенина; теперь он наверняка понял, чего хочет.
В какой-то момент Есенин твёрдо сообщил Семёновскому, что писать дальше будет только о деревне. Это стало судьбоносным решением.
Попав в Суриковский литературный кружок и, следом, в редакционную коллегию журнала «Друг народа», Есенин на первом же заседании резко выступил против публикации тех вещей, которые нашёл слабыми, а когда его мнения не учли, в буквальном смысле вышел вон, прихватив с собой ещё одного товарища со словами: «Делать нам тут нечего, забирай монатки и айда».
Есенин явно стремился проявлять черты лидера, в сущности, ещё не имея к тому никаких веских оснований, кроме внутреннего знания, что всё равно будет первым.
Происходящее подсказывало ему: надо перебираться в Петроград, только там живут настоящие поэты, а в Москвекупеческая неспешность, филёры; семейные, невесть откуда взявшиеся тяготы; присмотр отца, который вот-вот обо всём догадается; вялая литературная жизнь, а если и есть сочинители, то какие-то не настоящие: по земле ходят, а не по небу летают.
С начала 1915 года стихи у Есенина начнут, наконец, получаться небывалые, удивительные.
Сочиняемое удивляло его самого:
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачетсяна душе светло
Такоепеть надо, от такогодуша танцует.
«Он весь светился юностью, светились его синие глаза на свежем лице с девически-нежной кожей, светились пышные волосы, золотистыми завитками спускавшиеся на лоб Держался скромно и просто. Доверчивая улыбка усиливала привлекательность его лица»таким описывал Есенина той поры Семёновский.
Есенин, неизменно нуждавшийся в напарнике, собеседнике, а иногда и в наставнике, звал Семёновского с собой в град Петра.
Тот не поехал.
«Славу надо брать за рога!»эту фразу Есенин повторял тогда своим знакомым московским сочинителям.
8 марта 1915 года Есенин выехал в Петроград.
Изрядновой сказал, что вернётся. Обманул.
* * *
Далее следует классическаято ли сказовая, то ли, с позволения сказать, кинематографическаяистория. Есенин является к Блоку в день приезда, 9-го числа.
Между прочим, в Москве тогда жил Валерий Брюсоведва ли не центральный персонаж литературной жизни той поры; но к нему Есенин странным образом не обратился.
В Брюсове, на взгляд молодого Есенина, не было русского в природном, кровном смысле. Не оттого ли отсутствовала надежда на взаимопонимание?
Весной 1915-го на очередных поэтических посиделках Есенин отзывался о Брюсове отрицательно: на тот момент считал его совершенно чуждым себе.