А остальные как живут?
Работают много. Рабочка у нас по три смены.
А можно не работать?
Можно. Только в карцер пойдешь, а потом оттуда запросишься работать. Колония трудовая.
А там что, в карцере?
Кровать опускают только на ночь. Вода по щиколотку стоит. После такого стояния в воде черев неделю подхватишь все что угодно. А чего ты работать не хочешь- то?
Ну, шить я как-то не умею, не мое это.
Научат. У тебя срок большой, будут учить. На тех, кому дают год-два, время никто не тратит. Они там, на швейной фабрике на побегушках: принеси, подай, тряпку на ниточки разбери. А там ты профессию получишь.
Радостное будущее уныло говорила я.
Работать на швейной фабрике очень не хотелось. Говорили, что работали девушки очень много, чтобы фабрика не простаивала ни днем ни ночью, а получали за свою работу копейки. На те деньги ничего нельзя было купить в дорогущем магазине. Подтверждением тому были худые изможденные лица, которые я видела в окно.
Ты посмотри на них, сокрушалась Юля. Они же падают.
Женщины и правда, качались, как на ветру, в бесформенных одеждах, с косынками на головах. Белые эти косыночки оттеняли и без того серые лица. И как эта зона может быть образцовой? Видимо на заключенных просто никто и никогда не смотрит. Отводит взгляд как от чего-то непристойного. Да, кровати с подушечками, клумбы с розами, огородик с помидорамиэто хорошо. Значит, всем здесь хорошо. А на людей ни одна комиссия не поднимает глаз.
Сверху в окно я наблюдала за ежедневным пересчётом лагеря. Смотрела на эту бело-синюю массу людей и приходила в ужас от того, что скоро и я там буду. Стоять в рядах этих несчастных и изможденных, шатаясь от голода, подтягивая сваливающуюся юбку. А зимой надо будет ходить в фуфайке или телогрейке, даже не знаю, как это называется правильно. Представлялся сразу мужик, закоренелый такой зэк, в полосатой телогрейке, ушанке и с «козьей ножкой» в зубах.
Неужели и я такой буду? Почему-то казалось, что ходить в таком виде это выбор самих преступников. Думая об этом, я уже не хотела, чтобы ко мне приезжали родные. Увидеть меня в телогрейке? Она еще будет на три размера больше. Да ни за что!
Гулять мы ходили на небольшой дворик, спрятанный за корпусом. Он был у самой стены, окутанной колючей проволокой. Нас от нее отделяла еще одна из сетки- рабицы. По всему периметру стены, огораживающей лагерь, стояли смотровые вышки, в которых сидели охранники. Якобы готовые в любой момент начать огонь на поражение, если только ты попытаешься бежать. Куда там бежать? Стена высоченная, отвесная, гладкая. Кто в здравом уме начнет карабкаться на эту стену на глазах у всех? Если у кого и будет план побега, то явно не отсюда. Никаких киношных авантюр женщины не планировали. Если байки и ходили, то только о неудавшихся побегах, где беглецов тут же расстреливали на месте. Юля, которая сидела здесь уже восемь лет, сказала, что на ее памяти никогда подобного не было.
- Никто в настоящее время не бежит. Если у тебя есть друзья на свободе, которые готовы помогать и все организовывать, то намного проще человека просто выкупить из тюрьмы, чем устраивать побег.
И сколько стоит выкупить человека?
Годтысяча долларов.
То есть у меня пять лет, за пять тысяч я буду дома?
Примерно так.
А как же они официально это проделывают? Не могут же они просто так отпустить?
Конечно, нет. Но у них есть свои схемы. Например, делают справку, что ты смертельно больна, и жить тебе осталось недолго. Подобных смертников нет смысла держать в заключении и их отпускают.
Но они же не умирают потом?
На все воля божья, смеялась Юля. Назад тебя никто не запрет.
Здорово. Вот только денег таких у моей семьи нет. Моя квартира стоила три тысячи. Есть деньги и ты уже не такой как все. Вот тебе и закон один для всех.
Есть еще много схем разных. К сожалению или к счастью начальник тюрьмы со мной ими не делится.
* * *
В первый же день, как я попала на прогулку, пришла Катя. Вести у них там разносились быстро, и о новом этапе она узнала сразу, потому что очень ждала кого-то из Крыма. Она была очень рада увидеть меня, но когда узнала о моем сроке, расплакалась. Разговаривать нам не разрешалось, и она делала вид, что просто сидит за забором, а ячто разговариваю сама с собой. Конечно, никого обмануть этим было нельзя, но приличия мы соблюдали и на нашу болтовню закрывали глаза. Правда, увидав мою Катю, остальные тут же отдалились от нас на безопасное расстояние, зато мы смогли свободно поговорить.
Ну как там у нас?
Все по-старому. Шприц по тебе там с ума сходит. Письмо передал. Оно у меня наверху, завтра принесу.
Хорошо.
А ты тут как? Как здесь вообще живется?
Мне неплохо.
А почему ты не на работе?
Я же слепая. Мне нельзя. У меня освобождение.
Это хорошо. Неужели они о твоем здоровье пекутся?
Да при чем тут мое здоровье? Я им с таким зрением такого брака нашью, смеялась Катя. Я вот в школу записалась. Я же не окончила среднюю школу. А здесь могу доучиться.
Вот это здорово. Я так тобой горжусь.
Катюшкина форма очень отличалась от моей. Короткая юбочка, рубашка по фигурке. Сидела одежда на ней просто шикарно, Катя и здесь оставалась верной себе. Хоть и некого было соблазнять, она все равно выглядела эффектно.
Откуда у тебя такая форма?
Мы же на швейной зоне, рассмеялась Катюха, заплатишь, и девочки тебе сошьют все, что хочешь.
А разрешают в таком ходить?
Вообще нет, но кому какое дело?
Никто не трогает тебя?
Никто. Все нормально здесь. Тут наши крымские вместе держатся, так что не переживай за это. Домой только хочу. Хотя и дома у меня уже нет.
Почему?
Мать опять письмо прислала. Говорит, что я опозорила всю семью, что они теперь не могут в глаза людям смотреть, им приходится переезжать. Письмо длинное, на несколько страниц и в каждой строчке обвинения. Говорит, что не хочет меня видеть больше никогда, и чтобы я не смела возвращаться. А еще сказала, что сожалеет, что мне так мало дали, что теперь они ждут меня и боятся. И куда мне идти?
Она плакала, а я не могла ее пожалеть, обнять, потому что между нами был забор. Она заслуживала счастья, семьи, любви. Но что ждало ее после освобождения? Какие мытарства?
Ты знаешь, я ведь попросила прощения у моей терпилы, встрепенулась Катюшка.
Правда? И как?
Хорошо. Она потом поднялась и попросила суд не давать мне много. Сказала, что прощает меня. А мне после ее слов еще более стыдно стало
А как она вообще?
Нормально. Ничего не видно. Насколько я поняла, у нее никаких повреждений сильных не было.
Всем участникам, по-моему, просто очень повезло.
Да, а ведь все могло обернуться трагично.
Климат в Днепродзержинске был холодней, чем я привыкла. В середине августа начались сильные дожди. Температура упала чуть ли не до десяти градусов, дождь лил несколько дней подряд. Однажды ночью мы проснулись от того, что вода лилась нам на головы из открытого окна, мы передвинули кровати, а потом все утро мыли окна и полы, чтобы ни один водяной потек не нарушил картину идеальности в нашем лагере. Стало очень холодно, но из вещей у нас были только тонкая юбка и рубашка. Ночами все сильно мерзли, но одеял не было.
Теплую одежду выдадут только в октябре, сказала Юля.
Как в октябре? А до октября что, замерзнуть?
Здесь все по расписанию, а не по погоде. Выдача теплых вещей осуществляется пятнадцатого октября и ни днем раньше никто вам теплого ничего не даст. Одеял тоже.
Мы ложились спать, надев на себя всю одежду, потом просыпались в мятой форме и получали выговор. Три выговора и карцер обеспечен. Я с ужасом думала, что же здесь будет в сентябре и октябре. Хотя к тому времени меня, скорее всего, переведут в лагерь.
У нас забирали раз в неделю стирать постельное белье и приносили его чистым, накрахмаленным, отглаженным. Также раз в неделю мы ходили в баню. Раз в месяц наш этаж посещал парикмахер, и все желающие могли у нее постричься. Наверное, в лагере можно было получить весь спектр парикмахерских услуг: покраску, завивку. Но здесь на касачке нас только подстригали.