Против всего этого Гайдай не возражал. Одновременно хитроумные соавторы исподволь подбирались к пресловутой тройке, которая всё никак не давала им покоя.
В третьей новелле, осторожно начали сценаристы, наш студент может подрабатывать сторожем и разоблачать расхитителей социалистической собственности.
И это можно, согласился не ожидавший подвоха режиссер.
Тут один из соавторов выпалил:
А играть этих расхитителей, конечно, должны Никулин, Вицин и Моргунов.
Действительно, подхватил второй. Кто же еще, как не они?
Послушайте, мы, кажется, с вами договорились, сурово начал Гайдай.
Леонид Иович, дайте нам сказать! Мы вовсе не хотим копирования образов из ваших короткометражек. Эти фильмы были немыми. В «Самогонщиках» герои спели по куплетуи всё. А у нас они заговорят. И это будет что-то совсем другоевот увидите.
В конце концов Гайдай сдался. Еще одну короткометражку про Труса, Балбеса и Бывалого он, так уж и быть, может себе позволить. Тем более что и в ней центральным героем будет новыйположительныйперсонаж.
Однако же первые наброски будущего сценария Гайдая решительно не удовлетворяли. Он настойчиво объяснял соавторам, что они должны писать именно эксцентрическую комедию, то есть такую, в которой действие превалирует над словом. И для Слободского, и для Костюковского подобный подход был в новинку.
Должен быть кинематограф, а не текст, не уставал напоминать сценаристам Гайдай. Текстпрерогатива литературы или радио. А в кино главноекартинка, движение.
В конце концов режиссер сам стал полноценным соавтором будущей комедии. Так родилось знаменитое шести-десятническое трио сценаристовКостюковский, Слободской, Гайдай.
Каждый из троих соавторов обладал своими достоинствами, необходимыми для написания комедийного сценария. У Слободского был особый талант на придумывание емких реплик, но далеко не все из них получались удачными. Здесь незаменимым оказывался вдумчивый Костюковский, обладавший сильно развитой интуицией. Из многих вариантов он умел отобрать тот единственный, который можно было считать беспроигрышным.
На этой почве у Костюковского нередко возникали споры с Гайдаем. Яков Аронович настаивал на одном художественном решении, Леонид Иовична совсем другом. Переубедить Гайдая было трудно, тем более что никто не мог помешать ему оставить последнее слово за собой. Постановщиком являлся только он, и на съемочной площадке Гайдаю никто был не указ. И всё-таки в ряде случаев Костюковский и Слободской уговаривали его зафиксировать в сценарии именно ту реплику, в уместность которой верили они, а не режиссер.
Во время одного из подобных споров Костюковский высказался примерно так:
Хорошо, Леонид Иович, делайте по-своему. Но я печенкой чувствую, что в данном случае правы мы, а не вы.
Гайдай неожиданно удивился и задумался:
Как-как вы сказали? Печенкой?! Ну раз так, то, видимо, вы действительно правы. Ладно, делаем, как вы придумали.
Позже фразой «Печенкой чувствую, что клюнула настоящая рыба» трое сценаристов снабдят майора Михаила Ивановича в «Бриллиантовой руке».
«За долгие годы работы в кино, вспоминал Яков Костюковский, я не видел другого режиссера, относящегося с таким огромным уважением к автору и к авторскому слову. Иногда он даже унижал себя, хваля нас. Перед его семидесятилетием в газете «Экран и сцена» было напечатано интервью с ним. И когда Гайдаю сказали, что фразы из его фильмов пошли в народ, он тут же ответил: «Это не я, это мои авторы, Костюковский и Слободской» В этом была и правда, и некоторое преувеличение, так как он тоже часто являлся автором текста фильма, но в благородстве своем старался об этом забывать и был к себе несправедлив. Некоторые знаменитые фразы были придуманы именно им. В отличие от него, некоторые артисты, снимавшиеся у нас во всех трех фильмах, утверждали, что это они придумали все эти крылатые выражения и трюки. Но это не совсем так, а чаще всего совсем не так.
На съемочной площадке были талантливые артисты и талантливый режиссер, я бы даже сказал, сверхталантливый. И постоянно что-то рождалось: жест, трюк, поворот сюжета. Но если вдруг появлялась новая фраза (что было очень редко), то Леонид Гайдай всегда согласовывал ее с нами, советовался по поводу малейшего изменения текста. Это происходило не только потому, что он относился к нам с уважением. Гайдайтот редкий тип режиссера, который понимал важность и ценность звучащего слова, отдельной реплики. Очень часто он нас жестко ограничивал. Например, мы говорили: «Ну, Леня, ну еще одно слово» Он отвечал: «Словоэто три секунды на экране, а три секунды на экранеэто три часа в жизни» В конце концов мы научились писать смешно и коротко. Может быть, от этого и пошли фразы в народ»{76}.
В процессе работы над сценарием «Операции «Ы»» авторское трио благоразумно отказалось от изначальной идеи второй новеллы, где должен был фигурировать нерадивый выпускник школы. Если б оставили этот сюжет, получилось бы, что в каждой из трех историй студент кого-нибудь перевоспитывает, разоблачает или клеймит позором. В конце концов вместо новеллы с репетиторством решено было сделать новеллу о сдаче экзаменов. В высшей степени оригинальный сюжет этой истории был позаимствован из польского юмористического журнала «Шпильки».
Сценарий сочинялся преимущественно у Гайдая дома. Нина Гребешкова была свидетельницей создания грядущих «Приключений Шурика» и не могла надивиться эксцентричности собственного мужа, неустанно что-то изображающего для своих соавторов, слабо разбирающихся в природе кинематографа. Супруга заставала Гайдая то стоящим на голове, то ползающим по ковру. Это напоминало сцену из будущего «Напарника», где занятый своим делом Шурик не без удивления поглядывает на те методы образного воздействия, которые прораб Пал Степаныч применяет к «пятнадцатисуточнику» Феде.
Чуть ли не над каждой фразой авторы бились по нескольку часовГайдай добивался предельной естественности. При этом он не терпел и банальности. Авторы писали фактически по рецепту Ильфа и Петрова: если фраза одновременно приходила в голову хотя бы двум из трех соавторов, ее немедленно отбрасывали.
Чрезвычайно долго возились с финальной сценой «Наваждения». Шурик, уверенный в том, что впервые оказался в квартире Лиды, очень серьезно спрашивает у девушки: «Скажите, Лида, у вас не бывает Вот вы приходите куда-то в первый раз. А вам кажется, что вы здесь уже были, и всё вам вроде знакомо: предметы, запахи, звуки У вас не бывает?» Что должна ответить Лида? Никому из трех сценаристов на этот счет не приходило в голову ничего путного.
В конце концов Костюковский, заслышав, что домой пришла Гребешкова с покупками, обратился к ней из гайдаевского кабинета:
Ниночка, можно вас на минутку?
Да, Яша, что такое? вбежала Нина, у которой на кухне уже что-то шипело в сковороде.
Нина, скажите, пожалуйста, у вас не бывает, степенно начал Костюковский, не бывает так, что вы приходите куда-то впервые, а вам кажется, что вы здесь уже были?
Гребешкова ответила не задумываясь:
Нет, Яша, не бывает. Я всегда помню, где я была, когда и с кем.
После чего хозяйка дома спешно ретировалась к своей готовке.
Ответ понравился всем троим авторам, и эти слова они немедленно внесли в сценарий. В «Наваждении» Лида в исполнении Натальи Селезневой произносит именно эту реплику.
Сцена с проверкой телепатических способностей Шурика тоже имеет под собой «жизненную» основу.
«Говорят, что Шурик был списан с самого Гайдая, но это не совсем так, рассказывала Нина Гребешкова. Хотя в сценарии и правда множество автобиографических деталей. Стихи «Хорошая девочка Лида» Ярослава Смелякова Леня читал на приемных экзаменах. Или взять момент, где Шурик с Лидой практикуют телепатию: она прячет предметы, а он угадывает, где они находятся. Так ведь и мы играли, когда к нам в гости приходил Сережа Бондарчук с женой Ирой Скобцевой. Мы с Ирой прятали что-то, а Сергей и Ленянаходили. И это всегда было очень смешно. Потому что, несмотря на то, что найти им удавалось каждый раз, они не верили в собственные телепатические способности. Находили какие-то рациональные объяснения.