Да, я ходила по квартирам, стучала в каждую дверь и наивно спрашивала: «Я студентка, не возьмете ли вы меня пожить?», «Здравствуйте, простите, я поступила в училище, мне негде жить», «Добрый день, подскажите, вы не сдаете комнату?» Мне не нужна была квартира какая квартира на жалкую стипендию? Комнатка, просто комнатка даже маленькая, даже и не комнатка, а просто уголок, где можно оставить свои вещи и куда я бы просто приходила поспать. Лишь поспать мне больше ничего не было нужно.
Здравствуйте, извините за беспокойство, я студентка. Нельзя ли у вас пожить?
А в ответ тишина. Или странные взгляды: что за девочка с такими дурацкими вопросами? Или усмешки: с ума, что ли, сошла, пускать домой непонятно кого? Или пожимание плечами да нет, нельзя. Или просто закрытая перед носом дверь
Я обошла так где-то квартир двадцать пять. В большинстве со мной даже не стали разговаривать. В нескольких мягко объяснили, что мои поиски ни к чему не приведут. Но я не сдавалась. Я не хотела сдаваться, я не могла сдаться ведь вот же, моя мечта, я трогаю её за крыло, как я могу потерять её из-за того, что мне негде жить?
Мне хотелось плакать, я уже перебирала в голове варианты пожить на вокзале или повесить объявление в училище что угодно, как угодно, лишь бы найти угол!
Это была старая кирпичная сталинская пятиэтажка. Из тех, где даже нет мусоропровода, и все ходят к мусорным бакам, в которых роются жадные голуби. Подъезд был выкрашен голубовато-зеленой краской, а на бетонной проплешине там, где краска облупилась, шариковой ручкой было накарябано «Оля дура». Я немного даже позавидовала Оле пусть дура, но живет в своей квартире в Новосибирске.
Я нажала на кнопку звонка. Где-то в глубине квартиры раздалась хриплая трель. О, сколько я таких трелей наслушалась за то время, пока обходила дома! Где-то чирикала птичка, где-то орало что-то, больше похожее на пожарную сирену, где-то верещало, булькало, цокало
Здесь звонок пронзительно забрякал точь-в-точь, как брякал звонок на моем велосипеде в Барабинске. Мне даже на секунду показалось, что я провалилась на несколько дней назад, в свой родной дом, и что мне все это на самом деле снится.
За дверью прошаркали шаги, провернулся замок и дверь приоткрылась. Ровно настолько, насколько позволяла накинутая цепочка.
Из щелки выглянул любопытный глаз.
Я глубоко вздохнула и начала заученную за этот день фразу:
Здравствуйте, я студентка, поступила в музыкальное училище. Мне негде жить
Тут мой голос предательски прервался, и я готова была уже развернуться и уйти да все уже понятно, зачем что-то еще говорить? но я собралась и продолжила:
Мне негде жить. Можно ли поселиться у вас?
Дверь закрылась.
Я вздохнула.
Ну что ж
Послышался скрежет снимаемой цепочки.
Дверь распахнулась.
На пороге стояла старушка. Она, прищурившись, внимательно осмотрела меня с ног до головы, пожевала губами, откашлялась и медленно произнесла:
Ну-у-у, девочка
Я снова вздохнула. Все понятно. Сейчас, как и много раз до этого: «Взять я тебя не могу, да и вряд ли кто возьмет, я тебя не знаю, вдруг ты квартиру обнесешь».
Знаешь, продолжила бабушка, а вот чем-то ты мне понравилась. Возьму-ка я тебя. А потом посмотрим, как будешь себя вести.
Это была однокомнатная пятнадцатиметровая квартирка чистенькая, аккуратненькая, немного даже какая-то запустелая. В ней мне любезно выделили даже не уголок, а диванчик. Старый, продавленный, из него то и дело лез ворс и немного пахло опилками, а пружины иногда в ночи истерично взвизгивали но какой уж есть. На тот момент я была на вершине счастья и этот диванчик казался мне спасательным плотом, на котором меня несет по океану жизни к берегу моей мечты.
Сама хозяйка спала на кровати классической кровати, как на картинках в книжках: аккуратно заправленной, с горкой разномерных подушек. Всегда чистой, всегда пахнувшей накрахмаленным бельем и пудрой.
Ах, как мне хотелось хоть раз прилечь на этой кровати! Но это оставалось лишь безумной идеей, которую я не собиралась претворять в жизнь. Да и не смогла бы.
Я поступила в училище по классу фортепиано, а это означало необходимость постоянных, ежедневных занятий с инструментом. Но пианино! Дорогущее и громоздкое пианино разумеется, его не было в однокомнатной хозяйской квартирке.
Но это было лишь трудностью, а не трагедией. Училище предполагало, что у многих ребят будут такие же проблемы, как и у меня, и поэтому в нем была общая аудитория с инструментом как раз для таких занятий. Но аудитория одна а таких, как я, много. И заниматься надо в одиночестве, а не когда тебе дышат в спину и сверлят голодными до пианино глазами.
Подъезд был выкрашен голубовато-зеленой краской, а на бетонной проплешине там, где краска облупилась, шариковой ручкой было накарябано «Оля дура». Я немного даже позавидовала Оле пусть дура, но живет в своей квартире в Новосибирске.
Ничего, не страшно! Я девочка из провинциального Барабинска смогла поступить в это училище, пройдя большой конкурс, я смогла найти квартиру в этом огромном городе так неужели я не смогу решить вопрос, как и когда заниматься?
И я решила его.
Мне приходилось вставать в пять утра.
Быстро-быстро и тихо чтобы ни в коем случае не разбудить хозяйку! завтракать на маленькой кухоньке. Закипая, огромный чайник дребезжал, словно ракета на взлете, поэтому приходилось буквально дежурить над ним и при первом же «бр-р-р» сдергивать с плиты. Чайник был тяжелым даже со стаканом воды в нем, ручка нагревалась мгновенно, поэтому приходилось обматывать её полотенцем.
В шесть часов я уже была за инструментом.
А в восемь на нем.
В первый раз, когда я внезапно куда-то провалилась, а потом проснулась на пианино, лицом вниз, мне стало безумно стыдно. Я потирала лоб, на котором отпечатались клавиши, и корила себя: ну как же так, как можно быть такой ленивой и слабой, ты же мечтала об этом, почему же ты посреди занятия взяла и заснула?
Во второй раз я уже лишь зевнула, потирая лоб и прикидывая, как быстро сойдут отпечатки и не будут ли смеяться встречные прохожие, если я выйду на улицу прямо так.
Вскоре эти обрывочные, словно украденные, куски сна вошли у меня в привычку. В такую рань аудитория никому не требовалась, так что я могла подремать минут двадцать-тридцать даже не вставая, сидя, положив голову на клавиши.
Прохожие не смеялись лишь искоса и удивленно поглядывали. Но мне это было неважно я торопилась домой. Я мечтала лишь об одном: еще немного поспать. Как угодно, где угодно, хотя бы просто подремать!
Как угодно и где угодно Ну что ж, желания имеют свойство сбываться.
Бабушка-хозяйка была домоседкой. Во всяком случае, я не помню, чтобы при мне она куда-то надолго отлучалась.
К моему приходу её кроватка была все так же аккуратно заправлена, а подушечки так же ровненько сложены в горочку словно экспонат в музее советского быта, не хватало только таблички «Руками не трогать».
Сама же хозяйка уже посиживала на моем диванчике, почитывая газетку или смотря телевизор. Если я садилась рядом, она бросала на меня несколько недовольный взгляд: мол, чего тут расселась, неужели дел никаких нет, не мешай мне тут. Вслух она этого не говорила, конечно, но я ощущала её недовольство. И, конечно, попросить её подвинуться или пересесть мол, я бы хотела прилечь и поспать или хотя бы вытянуть ноги я и подумать не могла. Мое место в этом доме было четко определено скажи спасибо, что вообще тут живешь. Ты должна быть благодарна за это и быть тише воды, ниже травы.
Ты должна быть благодарна. Ты должна быть благодарна за это. Поэтому молчи и радуйся тому, что имеешь
Сколько раз мне потом когда, казалось бы, я уже стала известной певицей! говорили это. Говорили в лицо или не менее выразительно молчали за спиной. Ты должна быть благодарна и не жужжи. Не жужжи. Не жужжи
Тогда я была одинокой девочкой в большом городе. Я действительно была благодарна и просто не знала, как отстаивать свои права, чтобы при этом не превратиться в склочницу, да и что греха таить чтобы просто не вылететь на улицу.
Я уже научилась спать на фортепиано а это высший пилотаж в умении засыпать где угодно и как угодно. Мой диванчик был вне зоны доступа, бабушкина кровать неприкасаемый экспонат, так что я садилась за стол, осторожно расчищала краешек от вещей и клала голову на столешницу. Сон приходил моментально, словно обнимая теплыми мохнатыми лапами. Куда-то далеко-далеко, за край сознания отходили и громкий телевизор, и недовольно бормочущая хозяйка, и жесткое дерево столешницы, и боль в затекающей шее Да, потом приходилось махать руками, разминать спину, а лоб практически ничего не чувствовал но я хотя бы высыпалась. Я могла думать, мыслить, соображать. Я могла жить. Это был кайф.