Подожди, сказал бывший Чуня и взял сигарету. Помнишь, тогда, на молу
Чуня закурил, а я опустил глаза. «Ну, вот и аукнулось, пронеслось в голове. Кто у нас такими иномарками рулит. Сейчас кликнет мой водила братков, повезут меня на мол и снова поиграем в «морского партизана». Только на этот раз партизаном буду я.
Классно тогда поиграли, выдохнул неотечественный дым Чуня. Это самое дорогое воспоминание моего детства.
Глава четвёртая. Соседи. Анастастия Фёдоровна
Наш дом очень большой, можно идти вдоль него целый квартал, завернуть за угол и снова идти, идти вдоль нашего дома, который застыл огромным квадратом на шумном проспекте.
Этажей в нашем доме где семь, где восемь, где девять, архитектура ступенчатая, необычная. На последнем этаже в углу дома бывшая мастерская скульптора. Очень большое помещение. Фамилию скульптора уже никто не помнит.
Я живу на седьмом этаже в малонаселённой квартире. В исполкоме мне так и сказали: «Квартира малонаселённая, дом сталинский»
Как это «сталинский», спросил я, с решётками?
Женщина-инспектор строго на меня посмотрела и ничего не сказала. Тогда я задал ещё один глупый вопрос:
А капитальный ремонт был?
Мне объяснили, что сталинским домам капитальный ремонт нужен будет не скоро, потому что построены они прочно, стены у них толстые, а потолки высокие. Малонаселённые квартиры в этих домахбольшая редкость, обычно в одной коммунальной квартире людей много, но когда они вселялись, люди были согласны на всё, и все были очень счастливые, потому что въезжали из бараков.
Я иду за чайником, он должен быть на плите. Так и есть. У меня прекрасный чайниккуда поставишь, там и стоит. За мною на кухню выходит Анастасия Фёдоровна. Это моя соседка.
Вчера, когда вас не было, звонил ваш приятель. Который вежливый такой. Всё говорит «пожалуйста», «будьте любезны», что-то он давно не звонил и не заходил.
Прикован к постели, поясняю я. Женился две недели назад.
Это Эдик. У него медовый месяц. Не так давно он увидел в своей холостяцкой кухне таракана, то ли задумался, то ли испугался, и женился.
Анастасия Фёдоровна сначала картинно пугается, а потом довольно кивает: «Дай-то Бог, дай-то Бог»
Даст, говорю я уверенно, потому что этого вежливого знаю давно.
Мы с Эдиком наведывались сюда перед моим визитом в исполком. Я ещё сомневалсясоглашаться мне на этот вариант поселения или нет. Дважды я уже отказывался. Эдик сомнения мои развеял, он резко открыл форточку и принюхался: «Чистейший воздух! Не выдумывай, соглашайся. Тем более я тут рядом работаю, на Школьной. Буду к тебе на чай приходить».
Я согласился. Так в моей жизни появился Дом-на-Энгельса. Дом, в котором, как выяснилось, мне предстояло прожить многие годы
А Эдик так ни разу и не заглянул. За чаем мы сиживали с Анастасией Фёдоровной. Вот как сейчас.
Асенька, Асенькараздаётся из комнаты пенсионеров.
Это Фёдор Иванович. Когда я вселялся, Фёдор Иванович встретил меня радостно: «Мы старые, нам вдвоём скучно, а комната твоя хорошая, она только летом жаркая, зимойхолодная, и всё время шумная. Окно, как у нас, на проспект. Но я не слышуглухой».
Да, вам повезло, сказал я. Хорошо, что этих слов старик не услышал.
Асенька
Пойду, что-то мой раскудахтался, вздыхает Анастасия Федоровна и нехотя уходит. На сегодня мы с ней поговорили.
«Асенька, слышится из соседней комнаты, я пойду погуляю. Погода хорошая» «Никуда ты не пойдёшь, нельзя тебя выпускать!»
Анастасию Фёдоровну узнать трудно, со мной она говорит мягким, душевным голосом, немного нараспев, а сейчас слова отрывистые, хлёсткие, отчасти для того, чтобы слышал туговатый на ухо Фёдор Иванович.
Нельзя тебя выпускать, ты мигом провинишься.
Так ведь время непродажное, хитрит Фёдор Иванович.
А ты и в непродажное своё добудешь. А мне надоело тебя на седьмой этаж волочить.
В комнате пенсионеров нависает тишина. Фёдор Иванович обиделся, и Анастасия Федоровна его жалеет: «Подожди, Федя, обед приготовлю, так вместе и погуляем».
Но эта совместная прогулка интересует Фёдора Ивановича гораздо меньше. Весь фокус в том, что слово «провинишься» двоит, выдавая старика как ветерана винно-водочных баталий.
Интересно Фёдор Иванович выразился о времени: мол, оно «непродажное», но, по всем приметам, ошибся старик.
Я ополаскиваю чашку и начинаю одеваться.
Анастасия Фёдоровна! нужно сказать, когда я приду. Анастасия Фёдоровна! Вы меня слышите?
Иду, иду, иду, приближается мягкий и певучий голос Анастасии Фёдоровны.
Я приду поздно, будут звонить, так и говоритепридёт поздно.
Моя соседка широко улыбается и кивает. Когда я уезжаю по делам дней на семь-десять (моя малоответственная работа связана с ответственными командировками), старушка провожает меня особенно торжественно: приобнимет и для порядка немного всплакнёт. Сегодня расставанье штатное.
Я роюсь в сумке в поисках ключа.
Да вы идите, я за вами закрою.
Да что вы, я сам, вот он, этот проклятый ключ
Нет, я закрою, закрою.
В лифте я думаю о том, что Анастасия Фёдоровна хорошая и что надо бы ей подарить цветы. Когда я еду в лифте вниз, мне всегда приходят в голову правильные, светлые мысли. Да, нужно обязательно подарить цветы Анастасии Фёдоровне. Вот и Восьмое марта скоро, прекрасный повод отличиться. Если только меня не зашлют куда-нибудь к восьмому. Опять это «если только». Как только соберёшься на доброе дело, обязательно возникает какое-нибудь «если только».
Стоп, приехали. Первый этаж. От седьмого до первого этажедвадцать пять секунд. Поздно вечером я войду в этот лифт и нажму кнопку седьмого этажа. Наверху буду долго искать ключ, который, в отличие от чайника, всё время от меня прячется, и, закрывая за собой дверь, громко щёлкну засовом.
«Пришёл», зафиксирует Анастасия Федоровна. Спит она очень чутко: одним ухом прислушивается, как дышит Федя, а вторымчто происходит в квартире. Засовом можно и не щёлкать, но тогда, выждав некоторое время, Анастасия Фёдоровна встанет проверить, закрыта ли входная дверь.
Но всё это будет вечером, а сейчасвперёд. Сегодня я начинаю новую жизнь. Я начинаю её каждый понедельник, каждый новый месяц. И уж, конечно, каждый Новый год неистребимо во мне желание начать новую жизнь, как сказано у поэта, «с белоснежного дня и листа». Эта жизнь должна быть чистая, неудачами не запятнанная
Сегодня старикам принесут пенсию. Для Фёдора Ивановича пенсияпраздник, под это дело удаётся выпить чекушку. Ну, а дальшекак получится. Обычно получается лихо. Второй радостный момент заключается в том, что принесёт пенсию Ниночкасимпатия Фёдора Ивановича. Молоденькая, крепенькая, не так давно ещё деревенская девчушка.
Обычно в день пенсии Фёдор Иванович с утра беспокоен, а нынче что-то тише воды, ниже травы. Старику нездоровится. Утром мы повстречались в коридоре, на вопрос о здоровье Фёдор Иванович ответил: «Хуже некуда».
У старика склероз, он часто пьёт крепкий чай. Врач сказал, что крепкий чай расширяет сосуды головного мозга. Про коньяк врач предусмотрительно не сказал, но Фёдор Иванович о свойствах спиртных напитков знает без подсказок.
Ниночка! Непрерывный и громкий звонок. Ниночка никак не может приладиться к нашему звонку. Она сильно давит крепким пальчиком, кнопка западает и звон-трезвон наполняет нашу квартиру. Я открываю дверь и поправляю кнопку.
Ниночка стоит сконфуженная:
Ну вот, опять забыла про ваш звонок.
Ничего, ничего, проходите.
Ну, уж теперь-то я его запомню
Фёдор Иванович услышал знакомый голос и как есть с дивана выскакивает в коридор. Старик улыбается и юлит вокруг молоденькой девушки. В прошлом Фёдор Иванович ходок, это видно по неугасшему блеску в глазах. «Ты на него, на молодого, не смотри. На меня смотри, на старого. Старый конь борозды не испортит», говорит Фёдор Иванович. И ещё добавляет: «Хоть глубоко и не вспашет». Этой добавки я раньше не знал. Ниночка краснеет и спрашивает Фёдорова Ивановича, как его здоровье. «Отличное! бодро отвечает старик. Мы ещё на танцы пойдём, если от жёнки сбегу».
Фёдор Иванович задорно подмигивает, Ниночка прыскает в кулачок, Анастасия Фёдоровна стоит тут же рядом и качает головой: «Надо же, кобель старый, а только-то лежал на диване, стонал»