Послышался шум подъехавшей коляски, потом шаги на лестницеэто поспешали князь Сергей и доктор.
Доктор был из молодых, просвещенных интеллигентовон верил только в прогресс и революцию и уж, конечно, не верил в Бога. Свое назначение в больницу, которую открыла Елизавета Феодоровна, он принял как величайшее наказание и только ждал случая, чтобы отказаться от места. Князя Сергея он презирал, а к Елизавете Феодоровне относился как к барыне с причудами, которая открыла больницу от безделья.
Стоило доктору взглянуть на княгиню Александру, как он понял все.
Почему же раньше-то? Не предупредили? он говорил отрывисто и почти злобно.
Она была на седьмом месяце, Василий Никитич, спокойно ответила княгиня Елизавета, тяжело опустившись на стул.
Доктор еще раз осмотрел мертвую княгиню, резко задернул простынь, накрыв Александру Георгиевну с головой. Потом приказал распеленать младенца, осмотрел и его.
Ничего не поделаешь, сказал он, закон природы. Одна жизнь уходит, другая начинается. Ребенок замечательный. Простите, вы что же, акушеркой были? обратился он к княгине Елизавете.
Мама водила нас в больницы, приучала ухаживать за больными. Мы научились делать все, что нужно в таких случаях.
Похвально. Э-э-э руки помыть. Князьям мне сказать или вы сами?
Я сама. Даша, проводи доктора.
Даша повела доктора за собой. Он помахал рукой, показывая князьям, чтобы они расступились и пропустили его.
Доктор, обратился было к нему князь Павел.
Княгиня все скажет, княгиня, и он поманил пальцем Дашу, которая замешкалась и остановилась. Увидев жест доктора, Даша закрыла лицо руками и побежала к кухонной двери. Доктор пошел за ней.
Что? Что? выкрикнул князь Павел, почувствовав беду.
Елизавета Феодоровна подошла к нему, взяла его руки.
У тебя сын, Павлуша, сказала она. Теперь у твоей Маши есть брат.
Сын? Сын? Зачем сын? Какой сын?
Павлуша, милый Ты сильный человек Офицер. Христианин. Ты должен знать, что конец жизни земной есть только начало жизни вечной.
Что? Что такое ты говоришь?
Она скончалась.
Князь Павел рванулся в спальню, следом за ним пошла Елизавета Феодоровна, князь Константин и Сергей Михайлович. Князь Павел снял простыню с мертвого лица жены. Опустился на колени и прижался к ней.
Сашенька, милая Родная моя
Он зарыдал, сгреб мертвое тело в охапку, стал раскачивать его, словно баюкая.
Елизавета Феодоровна пошла за доктором. Тот стоял на кухне и был в состоянии крайнего раздражения. Подняли среди ночи, привезли, теперь бросили Можно бы, конечно, уехать, но деньги нужны. А это царское хамье и не думает, разумеется, о плате за визит
Василий Никитич нервно расхаживал по кухне, когда вошла Елизавета Феодоровна.
Вы нужны, доктор Князь Павел надо бы сделать укол успокаивающий
Разумеется, княгиня. Только знаете, нынче все лекарства стали намного дороже, а я, знаете, не князь и не граф
Да-да, деньги я сейчас принесу. Вы только пойдите к князю Павлу.
Василий Никитич глянул на Елизавету Феодоровну, и язвительная сентенция, которую он хотел продолжить, замерла у него на губах. Глаза княгини были так скорбны, в них было столько горя и боли, что просвещенный доктор вздрогнул и сердце его усилило свой бег.
Да что это с вами? Вы первый раз видите смерть?
Нет, не первый.
Может, сначала вам укол сделать?
Нет, не надо. Идите к князю Павлу, прошу вас.
Доктор ушел, а княгиня Елизавета пошла в свою комнату, все время повторяя про себя, что надо взять деньги, не забыть, взять, отдать Он беден, этот надменный доктор, молод, неухожен, раздражен Мать у него в Москве, где-то ютится Надо привезти ее в Одинцово, да и доктора получше разместитьне в лечебнице, а снять ему дом или построить при больнице Да, лучше построить Деньги, не забыть про деньги
Ей двадцать один год! услышала она крик князя Павла. Вы понимаетедвадцать один год!
Она вошла в спальню, увидела князя Павла с закатанным рукавом белой рубашки, доктора, который держал в руке шприц, князя Константина, мужаон держал брата за другую руку и что-то говорил
После укола тело князя Павла обмякло, он закатил глаза, застонал
Даша, сказала Елизавета Феодоровна, надо позвать отца Серафима, кого-нибудь из причта. Приберем Сашеньку, отпоем Как хорошо, что она успела исповедаться и причаститься
Ночь была теплая и лунная. Спали сад и парк. Тишину нарушали лишь редкие в эту пору трели соловья да шорох листьев. В комнатах дома горели огниникто не спал. Промелькнет то одна, то другая тень.
Елизавета Феодоровна вышла на террасу. В лунном свете ее лицо было бледно-голубым, неземным. Кто-то плакал в углу террасы, сидя в плетеном кресле. Елизавета Феодоровна подошла, увидела князя Константина.
Элла, я ничего не понимаю, ничего! сказал он. Зачем все это? Видишь, природа спит, как будто ничего не случилось. А прекрасной королевны нет. Ты можешь объяснить, для чего Бог все так устроил? Если он мудр и справедлив, то почему бы ему не поступить иначе?
Никогда не думала, что ты сомневаешься в Боге.
Я не сомневаюсь. Я не перестаю удивляться. И иногда думаю: почему бы все это не прекратить?
Прекратить жизнь?
Да! Зачем столько страданий, убийств, войн, несчастных случаев, как с Сашей? Зачем она умерла? И это продолжается из поколения в поколение Зачем?
Елизавета Феодоровна не ответила.
Я знаю, о чем ты думаешь, продолжил князь Константин. Не нам судить дела Божьи. И еще ты думаешь о жизни вечной. И о том, что будет Страшный Суд. А если и мои дети погибнут так же нелепо? Зачем гадать? У каждого свой крест.
Так что же делать?
Жить.
Но Так хочется знать, что будет там, впереди Так хочется знать
Ухнул филин. Соловей оборвал песню, едва начав ее. И опять наступила тишина, и лился лунный свет, и дрожали тени у ступенек террасы.
Глава втораяТомление духа
Февраль 1905 года
Великокняжеский дворец князя Сергея в Нескучном красив и богат, но нет в нем показной роскоши. Парадная лестница хороша и даже торжественна, комнаты убраны мебелью удобной, добротной; у Елизаветы Феодоровны уютно, строго; у Маши, как у всякой семнадцатилетней девушки, немало безделушек (это все подарки), у Дмитрия, при рождении которого мы присутствовали (ему теперь четырнадцать лет) видно его пристрастие ко всему военному, хотя он вместе с сестрой, после смерти матери, воспитывается здесь, в доме Сергея Александровича и Елизаветы Феодоровны, а не в военном заведении.
Маша в последний раз повернулась перед зеркалом и побежала к тете показаться; Дмитрий пригладил волосы, одернул куртку, которая ему явно не нравилась.
В кабинете князя Сергея большой письменный стол, бронзовый чернильный прибор, часы с фигуркой римского воина, письмо на зеленом сукне стола.
Князь покосился взглядом на это письмо, прочел строки, которые выглядывают из-под согнутой пополам страницы: «именем народа наемные слуги капитала суд истории»
Он сидел в кресле, глубоко задумавшись. Механически пощипывал холеные усы, поглаживал бородку. Его прекрасные голубые глаза, чаще всего с выражением твердости, уверенности в своей силе, сейчас были подернуты дымкой печали и растерянности. Но вот в них мелькнула искра, дымка исчезла. Князь Сергей взял перо, придвинул чистый лист бумаги, написал:
«Ники!
Я решил написать тебе это письмо, потому что более не могу оставаться в бездействии. Враги наши не просто угрожают, а уже чувствуют себя хозяевами положения. Мы на краю бездны, и если»
Перо остановило свой быстрый бег.
«Есличто? думает князь Сергей. Если не принять мер? О, как опостылели эти слова«принять меры!» Какие меры? Повесить одного, завтра появится десять новых. Повесить еще десять, появится двадцать. «Со штыками можно все сделать, на них только нельзя сидеть». Наполеон, кажется, в Испании сказал. Но ведь он был завоевателем, подчинил себе чужую страну, а мы-то у себя дома. Это они к нам приехали, они развращают народ и учат ненавидеть нас»
Князь Сергей скомкал лист и бросил его в корзину.