Я так понимаю, что Велихов пообещал дать вам слово на следующем заседании Президиума?
Да, верно.
Мы проработали этот вопрос. До этого иностранцы никогда не выступали перед Президиумом Академии наук. Вице-президент Велихов, конечно, человек очень влиятельный, но его влияния все же недостаточно, чтобы создать подобный прецедент.
Фредкин молчал.
Так что перед Президиумом вы выступать не будете.
Не зная, как на это реагировать, Фредкин смог сказать лишь «спасибо».
Но на следующий день неизвестный позвонил снова и сообщил, что, несмотря на все сложности, выступление все же одобрено: «Когда в назначенное время я прибыл на место и начал выступление, исполняющий обязанности президента человек, которого я, как мне казалось, хорошо знал и которого считал своим другом, демонстративно встал, собрал бумаги в дипломат, захлопнул его и пулей вылетел из зала совсем как Громыко на заседании Совбеза ООН».
Фредкин делал все возможное, чтобы растопить лед. Он рассказывал о своих русских корнях (его родители поставляли лес императорскому двору в Санкт-Петербурге), объяснял, насколько велика технологическая пропасть между СССР и США. Он говорил о том, что соотношение производительности и цены компьютеров улучшается в два раза каждые два года, что выгодно отличает новую отрасль от других технологий. Но первый вопрос, который задала ему аудитория, а какое ему, Фредкину, дело до технологических проблем Советского Союза? Ответ у Фредкина был наготове: «Мы с женой чувствовали бы себя в куда большей безопасности в нашем доме в Бостоне, зная, что в мире соблюдается баланс сил».
После встречи Велихов отправился на Старую площадь, в штаб-квартиру ЦК КПСС, в большое шестиэтажное здание с огромными окнами, построенное еще в 1914 году для одной из страховых компаний. Теперь здесь находились кабинеты самых высокопоставленных чиновников Центрального комитета КПСС. Велихова ждали на четвертом этаже у него была назначена встреча с Юрием Андроповым, тогда уже секретарем ЦК по идеологии, временно замещавшим заболевшего Брежнева. Велихов сам попросил о встрече, надеясь преодолеть сопротивление, с которым принимали идею персональных компьютеров в СССР.
Встреча с Андроповым длилась час. «Он хорошо подготовился, вспоминал Велихов. Заранее поговорил с иностранными учеными, так что мне не пришлось объяснять азы». Ему удалось убедить Андропова создать новое подразделение внутри Академии наук Отделение информационных технологий и вычислительных систем.
Это был тот же Андропов, чьи подопечные годом ранее заставили Кудрявцева сократить количество международных телефонных линий. В то время никто и меньше всего Андропов не думал, что персональные компьютеры должны быть доступны каждому советскому гражданину.
Вернувшись в США, Фредкин начал работать над проблемами экспорта персональных компьютеров в Союз. Он пытался убедить Вашингтон, что компьютерные технологии заставят советские власти отказаться от политики тотального контроля над информацией, наконец-то выпустить ее из заточения: «Но я понял, что ничего не изменится, пока кто-нибудь не решится разбить лед».
«Я создал компанию Computerland USSR, позвонил Велихову и сказал ему, что, если он сделает заказ на небольшое количество компьютеров IBM, я сделаю все, чтобы доставить их в Союз и тем самым прорвать плотину», вспоминал Фредкин.
Велихов немедленно сделал заказ. Computerland USSR купила у европейского отделения IBM около шестидесяти компьютеров, а Фредкину удалось убедить друзей из вычислительного центра Академии наук сделать набор микросхем, которые позволили бы выводить на дисплей кириллицу (они уже делали это раньше с компьютером, привезенным контрабандой для нужд центра). Компания Фредкина перевезла все необходимое в Европу, адаптировала клавиатуры и дисплеи, получила разрешение у Министерства торговли США и привезла груз в Академию наук. «Мы прорвались, рассказывал Фредкин. Computerland USSR стала, наверное, единственной в мире компанией, которая выполнила один заказ и закрылась».
На протяжении почти всей своей истории Советский Союз был настоящей тюрьмой для информации. Но эта тюрьма, как и многие другие советские здания, была сломана в августе 1991-го.
Глава 2Первый контакт
Курчатовский институт, где родилась советская атомная бомба, построили на территории бывшего артиллерийского полигона на севере Москвы. Для атомного проекта ресурсов не жалели, и институту выделили сто гектаров. С тех пор институт остается главным и самым известным в стране исследовательским центром ядерной энергетики.
Среди зданий, рассеянных по его территории, есть двухэтажный коттедж, в конце 1940-х построенный специально для Игоря Курчатова. Недалеко от него, в похожем на барак одноэтажном здании, в декабре 1946 года был запущен первый советский ядерный реактор Ф-1.
Институт всегда был и остается закрытой организацией. Чтобы попасть внутрь через хорошо охраняемые ворота, нужно предъявить документы и подождать, пока военнослужащий c автоматом Калашникова досмотрит вашу машину. Только тогда вас пропустят к внутренним воротам, которые не откроются до тех пор, пока не закроются внешние.
В СССР Курчатовский институт имел особый статус и пользовался исключительными привилегиями. Его сотрудники были в авангарде советской оборонной программы. Помимо атомной бомбы, местные ученые работали и над другими, не менее важными военными проектами, от атомных подлодок до лазерного оружия. КГБ не просто контролировал деятельность института по выражению Евгения Велихова, руководившего институтом с 1988-го по 2008-й, КГБ был «одним из <его> акционеров». Но при этом сотрудники пользовались большей свободой, чем обычные советские граждане, их выпускали за границу, а руководство института умело пользовалось тем обстоятельством, что власти высоко ценили их деятельность и отчаянно в них нуждались. Курчатовский институт требовал к себе особого отношения и получал его.
В ноябре 1966 года более шестисот человек, в основном начинающих физиков, собралось в институтском клубе, Курчатовском Доме культуры, чтобы встретиться с Солженицыным, быстро набирающим популярность писателем. Первое же его опубликованное произведение напечатанная в журнале «Новый мир» в 1962 году повесть «Один день Ивана Денисовича» стало сенсацией: в нем честно и открыто рассказывалось, как жили люди в сталинских лагерях.
Солженицына пригласил Велихов, в то время заместитель директора института, известный своими широкими взглядами и уже побывавший в США. Для Солженицына это было первое публичное выступление. «Все прошло хорошо, вспоминал Велихов. Он рассказал свою историю о том, как оказался в лагере». А еще прочитал отрывки из неопубликованного романа «Раковый корпус», который надеялся провести через советскую цензуру, но так и не провел. Он также читал отрывок из «В круге первом», романа о Марфинской шарашке. Рукопись последнего в 1965 году конфисковал КГБ, и чтение его вслух было поступком очень смелым, причем не только для гостя, но и для принимающей стороны. По словам Велихова, коллективу Солженицын понравился. Позже, в 1970-м, Солженицыну дадут Нобелевскую премию по литературе, а еще через четыре года его лишат советского гражданства и выгонят из страны. Но это не заставит Курчатовский институт изменить себе и прекратить организовывать встречи с писателями-диссидентами.
Элитарный статус института и относительная свобода действий позволят программистам и физикам впервые подключить Советский Союз к интернету.
В середине 1980-х на Западе полным ходом шла компьютерная революция, оставив СССР далеко позади. Страна пыталась научиться делать собственные микропроцессоры, правда, без особого успеха, а советские персональные компьютеры оставались плохими имитациями западных моделей. Тем временем холодная война продолжалась.
Компьютерные технологии завораживали молодых советских ученых, в том числе Велихова, но возрастные партийные лидеры и промышленники, ровесники Брежнева и Андропова, смотрели на вещи по-другому. Технологическая пропасть между Востоком и Западом продолжала расти.