Я частенько раньше думала что, сохранив «физическую невинность», я принесу самую трудную жертву любви к Е(сенину). Никого, кроме (него). Но не было бы это одновременно доказательством того, что я жду и моя преданность вызвана именно этой искусственной верностью. А нарушение этой «верности», с одной стороны, устранит невольные требования к Е(сенину), а с другой стороны, может дать хорошие, ничего не обязывающие отношения с другими. Если я хочу быть именно женщиной, то никто не смеет мне запретить или упрекнуть меня в этом!
Пожара уже нет, есть ровное пламя. И не вина Е(сенина), если я среди окружающих не вижу людей, все мне скучно, он тут ни при чем. Я вспоминаю, когда я «изменяла» (ему) с И., и мне ужасно смешно. Разве можно изменить человеку, которого любишь больше, чем себя? И я «изменяла» с горькой злостью на Е(сенина), и малейшее движение чувственности старалась раздувать в себе, правда, к этому примешивалось любопытство.
08.04. Так любить, так беззаветно и безудержно любить. Да разве это бывает? А ведь люблю, и не могу иначе: это сильнее меня, моей жизни. Вот сегодняБоже мой, всего несколько минут, несколько минут нетерпеливого внимания, и я уже ничего, никого, кроме Него, не вижу. Вот как-будто уляжется, стихнет, но стоит поманить меня, и я по первому зовутут. Смешно, обреченность какая-то. И подуматья не своя, во власти другой воли, даже не замечающей меня.
А как странно: весна в этом году такая, как с Ним, то вдруг совсем пересилит зиму, засверкает, загудит, затрепещет, тозима расправит свои мохнатые крылья и крепко придушит весну. Так и с ним: неожиданно радость, как птичка, прилетит, и тут же снова выпорхнетне гонись, не догнать все равно, жди, может, вернется.
12.04. Была с Яной на диспуте. Был и он с Айседорой), и никого не видел, никого, кроме (нее). А(йседора) это другой берег реки, моста и переправы обратно нет! А(йседора), именно она, а не я предназначена ему, и я для негонечто случайное. Онароковая, неизбежная. Встретив ее он должен был все, все забыть, ее обойти он не мог. И что бы мне ни говорили про ее старость, дряблость и проч., (Айседора Дункан была на 15 лет старше Есенина. Прим, ред), я же знаю, что именно она, а не другая должна была взять его. Я осталась далеко позади, он даже не оглянется, как тот орел, даже если бы я за ноги стала его хватать. Не физическая близость, от него мне нужно больше: от него нужна та теплота, которая была летом, и все!!!
27.04. Так грустно, как будто дочитываю последние страницы хорошей книги. Вот закрою, и все как сон, будет опять обыденная жизнь. И Он никогда не оглянется на меня, так бесцельно и мимоходом сломанную им. И все же мне до боли радости! эта обреченность, и я ни на что ее не променяла бы.
22.05. Уехал. Вернее, улетел с А(йседорой). «Сильнее, чем смерть, любовь». Страшно писать об этом, но это так: смерть Е(сенина) была бы легче для меня. Я была бы вольна в своих действиях. Я не знала бы этого мученияжить, когда есть только тяга к смерти. Ведь что бы ни случилось с Е(сениным) и А(йседорой), возврата нет, после Айседорывсе пигмеи, и, несмотря на мою бесконечную преданность, я ничто после нее (с его точки зрения, конечно). Я могла бы быть после Л. К., 3. Н., но не после нее. Здесь я теряю.
16.07. «Она вернется через год сейчас в Бельгии»так ответили по телефону. Значит, и Он тоже. А год иногда длиннее жизни. Как ждать, когда внутри такая страшная засуха?..
03.10. Сегодня год, как увидела А(йседору). «Как искусство?»«Не трогает». Сейчас они там, на другом берегу Завтра «Его рождение».
1924 год.
Я опять больна, и, кажется, всерьез и надолго. Неужели возвращаются такие вещи? Казалось, крепко держу себя в руках, забаррикадировалась, а ничто не помогло. И теперь хуже. Тогда я верила в счастье любви, а теперь знаю, что «невеселого счастья залог сумасшедшее сердце поэта». И все же никуда мне не деться от этого
26.08. Крым, Гурзуф. Вот, как верная собака, когда хозяин ушел, положила бы голову и лежала, ждала возвращения.
1925 год.
11.07(?). Прошло, по-моему, много-много лет. Это последняя глава первой части. Авось на этом моя романтика кончитсяпора уж.
Сергейхам. Под внешней вылощенной манерностью, под внешним благородством живет хам. А ведь с него больше спрашивается, нежели с простого смертного. Если бы он ушел просто, без этого хамства, то не была бы разбита во мне вера в него. Обозлился за то, что я изменяла? Но разве не он всегда говорил, что это его не касается? Ах, это было все испытание?! Занятно! Выбросить с шестого этажа и испытывать, разобьюсь ли? Сергей понимал себя, и только. Не посмотрел, а как же я должна реагировать, когда я чинила после Крыма кровать (история с Ритой!). Всегдашнее«я как женщина ему не нравлюсь» и т. п. И после всего этого я должна быть верной ему? Зачем! Чтобы это льстило ему! Пускай бы Сергей обозлился, за это я согласна платить. Мог уйти. Но уйти не так, считая столы и стулья«это мое тоже, но пусть пока останется», нельзя такие вещи делать и
Почему случилось? знаю. Клевета сделала больше, чем было на самом деле, факт, Сергею трудно было не взбеситься, и не в силах он был оборвать это красиво Боже мой, ведь Сергей должен был верить мне и хоть немного дорожить мной. Я знаю, другой такой, любившей Сергея не для себя, а для Него, он не найдет. И если я себя как женщину не смогла бросить ему под ноги, то разве ж можно было такое требовать от меня, ничего не давая?..
16.11. Я оказалась банкротом. Не знаю, стоил ли Сергей того богатства, которое я так безрассудно затратила. Я думала, ему правда нужен настоящий друг, человек, а не собутыльник. Не хочется идти к Толстой, ну, а сюда просто, как домой: привык, что не ругаю пьяного и т. д. То, что было, было не потому, что он известный поэт, талант.
Иногда я думаю, что он мещанин и карьерист Погнался за именем Толстойвсе его жалеют и презирают: не любит, а женился. Даже она сама говорит, что будь она не Толстая, ее никто не заметил бы даже. Он сам себя обрекает на несчастье и неудачу. Спать с женщиной, противной ему физически, из-за фамилии и квартирыэто не фунт изюму. А я знаю, отчего у меня злость на него, оттого, что я обманулась, идеализировала и отдала своей дуростью и глупым самопожертвованием все во мне хорошее и ценное. И поэтому я сейчас не могу успокоиться
Декабрь 1926 года.
Да, Сергунь, все это была смертная тоска. Оттого и был ты такой, оттого и так больно мне.
И такая же смертная тоска по Нему у меня.
1926 год.
Вот, мне уже наплевать. И ничего не надо, даже писать не хочется постоянно продолжающаяся болезнь. Ясно? Понятно? Полгода во всех состоянияхдумаете, и все тот же вывод? Ну, отсрочила на месяц, на полтора, а читали, что лучше смерть, нежели. Ну, так вот, вот
Сергей, я тебя не люблю, но жаль «То до поры, до времени» (писала пьяная).
Дневник, в котором столько эмоций, желания устоять и выстоять, несмотря на испытываемые муку и униженность, на этом обрывается. Неотвратимо сознание невозможности жизни без Него: «Так любить, так беззаветно и безудержно любить. Да разве это бывает?» Бывает и не такое у психически неуравновешенных людей.
Год спустя после смерти Есенина она застрелилась на его могиле.
Самоубийства вдов во многих странах являлись доказательством верности мужу. В римской истории известен случай, когда Порция, жена Брута, узнав о смерти супруга, немедля проглотила горсть горящих углей. Н. М. Карамзин (17661826) в своей «Истории государства Российского» свидетельствует: «Славянки не хотели переживать мужей и добровольно сжигались на костре с их трупами. Вдова живая бесчестила семейство».
Это было давно, а после самоубийство стало считаться преступлением против Бога и приравниваться к убийству. Ведь жизнь человеку дана Богом, и только он вправе забрать ее.
Попытка избежать страданий, ниспосланных Всевышним, объявлялась религиозными теоретиками христианства грехом, лишающим удавленника или утопленника прощения и спасения души. Им отказывали в погребении на кладбище, их позорно хоронили на перекрестках дорог. Страдала и семья грешника, лишаясь законного наследства. А чудом оставшийся в живых приговаривался к заключению и каторжным работам как за убийство. В Военном и Морском артикуле Петра I имелась довольно суровая запись: «Ежели кто себя убьет, то мертвое тело, привязав к лошади, волочить по улицам, за ноги повесить, дабы, смотря на то, другие такого беззакония над собой чинить не отваживались».