Но выполнить это задание (и это редчайший случай в его военной биографии) Суворов не смог по объективным причинам:
«Факты показывают, что одновременно с движением отряда Фермора на соединение с главной армией действительно были приняты меры для доставки запасов из Мемеля в Тильзит; но несмотря на личное участие в этом деле Фермора, несмотря на то, что сплав запасов и тяжестей был поручен знаменитому Суворову, запасы по неспособности реки не могли быть доставлены из Мемеля в Тильзит, а к концу августа их доставили из Ковно».
На следующий 1758-й год Суворов продолжал состоять при формировании третьих батальонов в Лифляндии и Курляндии, по завершении их комплектации ему поручили в команду 17 сформированных батальонов, которые он препроводил в Пруссию, после чего был оставлен комендантом в Мемеле. Здесь он снова занимался не только комендантской службой, но и вопросами снабжения нашей армии, так как город был важным складским и перевалочным пунктом. Из документов видно, что к началу марта в Либаве было приготовлено к отправке в Мемель 10 тысяч четвертей ржаной муки, а к 21 марта в Будендиденсгоф доставлена на подводах значительная партия муки и овса, почти целиком перенаправленная в Мемель.
Думается, что на этой сложной службе Суворов делал все очень исправно, ибо 8 ноября 1758 г. «на основании рескрипта бывшего при Высочайшем дворе Конференции на имя генерал-фельдмаршала Бутурлина произведен в подполковники». Числился же он тогда в Казанском пехотном полку. Вскоре жизнь сделала наконец поворот в желанном для него направлении: в 1759 г. Александр Суворов оказывается в действующей армии «при правлении дивизионного дежурства бессменно», как говорится в его формулярном списке. Однако там не сказано, в каком месяце и какого числа это произошло. А эти календарные подробности необходимы, чтобы правильно понять скрытый механизм чинопроизводств и служебных перемещений Суворова-младшего.
Он пробыл в чине премьер-майора с 6 декабря 1756 г. по 8 ноября 1758 г., в боевых действиях не участвовал, выполнял, конечно, ответственные, но не исключительной важности поручения, и тем не менее был повышен в звании. После этого через несколько месяцев и без высочайшего повеления был переведен в действующую армию, но не на строевую, а на штабную должность в начальствующий дивизионный штаб. И это при том, что все, что мы знаем о его службе в гвардии, говорит об увлечении Суворова именно строевой службой. Вся совокупность перечисленных обстоятельств позволяет предположить следующее: быстрое продвижение в чинах без участия в боях не могло быть для него возможным без продолжения вмешательства отца. Однако, судя по всему, именно он не допускал единственного сына на поля сражений. Но, думается, Александр постоянно просил отца именно об этом, справедливо полагая, что лишь там сможет не только исполнить по-настоящему свой офицерский долг, но и быть счастлив, ибо дух его стремился не к богатству и власти, не к обладанию женщинами, ибо этого жаждет посредственность. Нет, он хотел быть охваченным пламенем сражения, ибо только оно поглощало его беспокойный дух без остатка.
Очевидно, в начале 1759 г. его очередной натиск на отца достиг такой силы, что старший Суворов решил пойти на определенную уступку: подполковника нашего перевели в действующую армию, но на ответственную штабную должность, которая не позволяла бы ему очертя голову лезть в самое пекло. Должность бессменного дежурного штаб-офицера при дивизионном штабе была именно таковой, а чин подполковника позволял занимать ее.
Как сам отмечал впоследствии наш герой, он оказался сперва под началом князя М. Н. Волконского, человека видного, перед Семилетней войной занимавшего пост русского посла в Речи Посполитой. Когда молодой Суворов вступил в эту должность и сколько времени в ней пробыл, нам, увы, неизвестно. Но достоверно то, что в конце весны 1759 г. он был переведен на точно такую же должность в гораздо более важный по значению штаб графа Фермора. Как это произошлонам неизвестно, но можно предположить, что не без участия отца.
Фермор был фигурой непростой. Сын русского генерала, происходившего из Шотландии, родился в Пскове в 1702 г. Всю жизнь прослужил в русской армии, во время войны с турками в 17351739 гг. был начальником штаба у фельдмаршала Б. Х. Миниха. Отличный инженер, он руководил строительством Зимнего дворца и ансамбля Смольного монастыря. В Семилетнюю войну после отрешения фельдмаршала Апраксина с октября 1757 г. по май 1759 г. стоял во главе нашей армии, теперь же, сдав ее П. С. Салтыкову, был оставлен в ней помощником главнокомандующего. Хотя его смещение было результатом секретного следствия, проведенного Конференцией, он все-таки оставался в армии и официально занимал в ней почетное по значимости место.
В отличие от Апраксина, Фермор всегда был привержен партии императрицы Елизаветы Петровны и в придворные интриги не вмешивался. Несмотря на все косвенные обвинения в покровительстве немцам и чуть ли не фридриховским шпионам, которые бросает ему Н. М. Коробков, этот же автор вынужден был признать:
«несмотря на нерешительность главного командования, результаты действий русской армии имели громадное стратегическое и политическое значение. Прочная оккупация Восточной Пруссии давала базу для развития дальнейших наступательных операций к самой столице Фридриха; в то же время она ставила Россию в чрезвычайно выгодное положение при мирных переговорах».
Что же касается обвинений в покровительстве пруссакам, то, думается, итог в этом вопросе «подбил» император Петр III, наградивший Фермора. отставкой 6 апреля 1762 г. Вот к какому военачальнику в штаб был определен Александр Суворов.
Когда прибыл он в действующую армию? Точной даты в формулярном списке нет, но в автобиографии сказано: «был при занятии Кроссена в Силезии». Известно, что Кроссен был занят нашими частями 15 июля 1759 г. Значит, еще до этого числа наш герой уже находился в штабе князя Волконского, но 12 июля было сражение при Пальциге, которое он никак не упоминает. Отсюда можно предположить, что в тот день Суворова еще не было в строю. Зато 1 августа состоялась генеральная баталия при Кунерсдорфе, армия под предводительством Салтыкова сражалась с самим Фридрихом II, и была одержана победа. О своем участии в ней и о должности в тот день Суворов пишет определенно:
«Отправлял должность генерального и дивизионного дежурного при генерале графе Вилиме Вилимовиче Ферморе, был на франкфуртской баталии и в разных партиях».
Таким образом, он в течение двух недель переменил место службы, и переменил с повышением в должности, ибо в том месте, где написано о Волконском, рассказ более «скромный» и неконкретный:
«Был при занятии Кроссена в Силезии, под командою генерала князя Михаила Никитича Волконского».
Такой обтекаемый текст дает возможность для разных толкований.
Сражение при Кунерсдорфеэто не просто битва, в которой русская армия разгромила непобедимого прусского короля. Фридрих II и до этого проигрывал. Дело даже не в том, что русские солдаты в этот день продемонстрировали, что морально они сильнее пруссаков, хотя это очень важно. Но еще важнее, что это первое сражение, которое увидел Суворов.
Оно должно было произвести на него сильнейшее впечатление, ибо это было то, к чему он готовил себя долгие годы, может, со дня прибытия в лейб-гвардии Семеновский полк, а может, и ранее. И это было не в мечтах, а наяву, и сразу же с первоклассным противником и под началом такого полководца. Такие дни, как этот, для развития способностей и таланта значат не менее, чем несколько лет обычной рутинной службы, а стоят и того больше.
До нас не дошло его воспоминаний или писем об этом дне, мы знаем лишь, что вместе с корпусом Фермора он находился на правом фланге русской позиции и, следовательно, в первую фазу боя мог «спокойно» наблюдать, как неприятельская пехота атакует сначала холм Мюльберг, а потом Большой Шпиц. Очевидно, Суворов увидел то же, что видел двумя годами ранее А. Т. Болотов в день Гросс-Егерсдорфа, великолепную выучку прусской пехоты и стойкость русской: