Придется срезать неровные края, тщательно исследовать на предмет посторонних включений и попытаться стянуть кожу так, чтобы можно было зашить. А потом все решит дело случая, сила организма и Господь Бог. Конечно, вещи из гостеприимного дома синьоров Алькамо перенесли в монастырь еще три дня назад и в бауле Казакова обнаружилась прихваченная с разбитого вертолета аптечка, но... Гунтер не верил, что лекарства, называемые Сергеем "антибиотиками", могут серьезно помочь от заражения.
- Потом... Не забудь... - очень пьяно пробормотал Казаков. - Там флакончик, на нем латинскими буквами написано "Цефран"...
- Не забуду. Все. Можешь орать, можешь молчать. Главное, не шевелись. Кинжал острее бритвы, дернешься - руку отрежу.
Надрез, второй... Комочек малоприятного скользкого желе, бывший некогда живой плотью, полетел в глиняную мисочку. Беренгария даже не морщится - молодец девчонка! Видно, действительно у себя в Наварре перевидала многое. Острие зацепляется за что-то твердое - пожалуйста, искореженное колечко кольчуги, сорванное болтом. Удалить. Клочок войлока надо посмотреть внимательнее, чтобы не осталось волосков. Еще надрез. Казаков, под каким градусом бы ни был, тихонько взвыл и слезы потекли бурным ручьем. Только в бездарных книжках говорится, будто настоящие мужчины не плачут - естественные рефлексы, как это ни жаль признавать, присутствуют даже у Самых Настоящих Мужчин и слезоотделение к таковым рефлексам относится непременно.
Кажется, чисто. Тампоны из темно-пурпурного шелка, вымоченного в спирте и как следует просушенными, промокли кровью все до единого, но деятельная Мария Медиоланская, взявшаяся помогать, постоянно верит новые, разрезая жутковатого вида ножницами драгоценный шелк Беренгарии.
- Беренгария! Стяните пальцами рану! Нет, сначала дайте иголку!
- Возьмите, - принцесса вытащила из металлической коробочки с вычурной восточной чеканкой мокрую от спирта иглу со вдетой ниткой. - Как держать? Правильно?
- Края раны должны сойтись... Не перекашивайте, а то потом ему будет трудно работать рукой из-за грубого шрама. Серж! Серж, ты меня слышишь?
- Пошел в жопу, - очень тихо, но уверенно отреагировал Казаков.
- Пальцы действуют? Пошевели.
Пошевелил. Слабенько, но работают. Замечательно!
- Кошмар!.. - бормотал Гунтер, прокалывая толстой прямой иглой кожу. Никогда бы не подумал, что человек такой твердый. У мессира оруженосца шкура, будто у бегемота... Или у носорога.
Люди, которые никогда не шили по живому человеку и которым из-за особых обстоятельств или по неотложной необходимости приходится впервые накладывать швы, всегда удивляются, насколько тяжело проткнуть такую, казалось бы, податливую и мягкую кожу. Особенно если совершаешь эту процедуру не хирургической иглой, а подручным материалом - то есть хранящейся у каждой уважающей себя женщины и запасливого мужчины иголкой для шитья, а то и просто заточенной скобой. Следует дополнить картину непрекращающимся кровотечением, мгновенно промокающими тампонами, бестолковостью помощников (только монахини, неплохо освоившие лекарское искусство, хоть немного соображают) и липкими, скользкими пальцами, из которых выскальзывает инструмент. То еще удовольствие.
- Семь швов, - констатировал Гунтер, любуясь своей работой. - И еще четыре внутри. Пытался мышцу сшить, уж не знаю, как получилось... По-моему, правильно. Преподобная Мария, перевязывайте.
Аптечка Казакова располагалась в длинной пластиковой коробке с надписями на английском языке. Куча непонятных маленьких приспособлений в запаянных прозрачных пакетиках, шприцы-тюбики, известные и во времена Второй Мировой, а самое главное - роскошный перевязочный материал специально для тяжелых повреждений.