Особняком стоит позиция в «еврейском вопросе» Николая Лескова, земляка-орловца и горячего поклонника Ивана Тургенева, о котором он сказал немало теплых слов.
Из всех русских классиков ХIХ в. Лесков больше всех, демонстрируя широкую осведомленность, писал о евреях. В его рассказе «Владычный суд» (1876) евреи изображены с несомненным сочувствием, а позднейшая «Повесть о Федоре-христианине и его друге Абраме-жидовине», обработка сюжета из древнерусского «Прулога», в силу своего филосемитского пафоса вызвала ярость обер-прокурора Синода Победоносцева и после журнальной публикации не переиздавалась.
Будучи воцерковленным православным и вполне «почвенником», Лесков, однако, выказывал двойственное отношение к еврейству <>: с одной стороны, он выставляет на «суд» «жидовскую неправду» («Владычный суд»), с другойстремится уяснить особенности еврейского национального характера и исторического бытования евреев в России для того, чтобы найти пути решения еврейского вопроса («Еврей в России») [ЛЕВИН С.]
В 18801885 гг. Лесков опубликовал целый ряд статей, описывающих жизнь и обычаи российских евреев из черты оседлости: «Религиозные обряды евреев» (1880), «Обряды и суеверия евреев» (1881), «Книга Кагала» (1882), «У евреев», «Кучки», «Еврейская грация (Вербный день у евреев)», «Радостный день у евреев (последний праздник осени)», «Религиозные иллюминации у евреев», «Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу» (1884), «Еврейские хедеры и меламеды» (1885) и благодаря этим публикациям зарекомендовал себя в качестве «эксперта» по вопросам, связанным с обычаями и религиозными верованиями евреев. Характер этих публикаций Лескова был в целом «ознакомительный», автор, по его словам, стремился, чтобы они были «по возможности веселы и незлобивы» [ЛЕВИН С.]. Лесковскую позицию в этих статьях можно сформулировать следующим образом: евреи для русского православного человеканарод чужой, чуждый «в Духе», порой «зловредный» в сожительстве, но ссориться с ними и притеснять их негоже, в первую очередь из соображений справедливости и во имя столь чаемого русским народом братства во Христе:
для себя я имею мнение, что лучше жить братски со всеми национальностями, и высказываю это мнение; но сам боюсь евреев и избегаю их. Я за равноправность, но не за евреев [ФАРЕСОВ].
Иван Тургенев, не претендуя на роль пророка в своем отечестве и избегая участия в публицистической полемике, всегда, как писатель и мыслитель, оставался «глубоким и честным аналитиком русской жизни» [РЕБЕЛЬ Г. (I). С. 7], радеющим за честь и достоинство человеческой личности.
В мое молодое время, говорил Тургенев, слово «либерал» означало протест против всего темного и притеснительного, означало уважение к науке и образованию, любовь к поэзии и художеству и, наконец, пуще всего, любовь к народу [РПРОП. С. 256].
Евреев, в отличие от своего собрата по перу, он не ни в каком качестве не боялся и не избегал. Английская исследовательница-славист Елена Катц в статье «Тургенев и «Еврейский вопрос» особо подчеркивает, что:
Круг контактов Тургенева с евреями был очень широк, охватывая многие слои общества. Знакомство с ними из первых рук, возможно, помогло ему увидеть евреев вне мифических стереотипов, которые играли центральную роль в мышлении его современника Достоевского. Среди еврейских друзей Тургенева были писатели Бертольд Ауэрбах и Мориц Гартман, банкир барон Гораций Гинзбург и скульптор Марк Антокольский. Во время посещения Санкт-Петербурга он останавливался в доме, принадлежавшем еврею; в Лондоне Тургенев познакомился с <русско-еврейским> железнодорожным магнатом Поляковым и <английским политическим деятелем> Дизраэли; его лечил врач Лев Бертенсон; его финансами в Париже управлял банкир Альфонс Ротшильд; он обсуждал с композитором Антоном Рубинштейном создание оперы по его роману «Рудин» и дружился с еврейской женщиной-писательницей Рахиль Хин, которая посвятила ему свой второй том рассказов <«Под гору» (1900)> и оставила о нем воспоминания.
Кароль Б. Балин в книге «Открой свои сердца: еврейские писательницы в царской России» [BALIN. Р. 86, 93, 224], описывает дружбу между Тургеневым и Хин (18611928) как «наставнические отношения на раннем этапе 1880-х годов» и добавляет, что «остается загадкой, как Тургенев и Хин встретились друг с другом и установили близкие отношения», которые, по сути, превратились из «мимолетного знакомства в трехлетнюю дружбу».
Тургенев часто оказывал финансовую помощь нуждающимся евреям и писал письма в их поддержку. Он помог Исааку Павловскому, деятелю революционного движения, учиться во Франции; проявил участие в судьбе Лазаря Минора, еврейского раввину, искавшего место лектора, заявив о своей готовности, «сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему»; ходатайствовал за еврейку Анну Розенштейнпредставительницу российской ой политической эмиграции, которая была выслана из Франции за анархическую деятельность. Он также ходатайствовал перед губернатором Орловской губернии об отмене решения выслать из ее пределов двух еврейских вдов, «сестер одного из моего хорошего друга, художника Зильбермана». В своем прошении он прямо критиковал политику правительства по отношению к еврейскому населению [КАТZ Е. P. 175176].
О круге знакомых Тургенева из числа евреев речь пойдет ниже, в Гл. VI. Что сугубо непубличной сферыобширной переписки писателя, то в ней можно найти такое, например, его высказывание, касающееся интересующей нас темы. В письме А.Ф. Писемскому из Лондона от 10 мая 1871 г. Тургенев, отвечая на его упрек в том, в статье о Марке Антокольском он не указал национальность скульптора, пишет:
Я это сделал не из нерасположения к еврейскому племени (я скорее пристрастен к нему, курсив мойМ.У.) а просто потому, что в сообщенных мне Антокольским биографических сведениях не было сказано ни слова о его происхождении [ТУР-ПССиП. Т. 9. С 95].
Анализ русско-еврейской периодической печати конца ХIХ в. свидетельствует о том, что Иван Тургенев
был одним из самых читаемых русских писателей в еврейской среде. Статьи о нем чаще всего упоминались в изданиях 8090-х гг.: «Русский еврей» (СПб., 18791884), «Рассвет» (СПб., 18791883), «Недельная хроника Восхода» (18821897) и касались, прежде всего, отношения Тургенева к еврейскому вопросу [ВАЛЬДМАН. С. 113].
Наиболее четко и однозначно позиция И.С. Тургенев в «еврейском вопросе» озвучена им опять-таки в переписке, относящейся к последним годам его жизни. Однако, несмотря на дружелюбие, что выказывал Тургенев в отношении еврейства:
«Еврейский вопрос» оставался для него лишь побочным продуктом <> больших вопросов русской жизни [KATZ E-P. 184].
По этой, скорее всего, причине Тургенев, говорю в печати об актуальных русских проблемах, избегал затрагивать еврейскую тему, тем более декларировать свое пристрастие «к еврейскому племени». Подобного рода сдержанность, однако, не уберегла его от поношений со стороны славянофилов и других крайних националистовот всего того, что философ-персоналист Семен Людвигович Франк охарактеризовал как
естественная судьба всех честных искателей правды, и в особенной мере русских, ибо русские меньше, чем кто-либо, склонны уважать независимую мысль и склоняться перед правдой. Замечательно у русских, как склонность к порицанию порядков на родине всегда сочеталась и доселе сочетается с какой-то мистической национальной самовлюбленностью. Русский национализм отличается от естественных национализмов европейских народов именно тем, что проникнут фальшивой религиозной восторженностью и именно этим особенно гибелен.
Несмотря на сдержанность Тургенева в плане публичного озвучивания своих политических представлений, его мировоззренческая позиция была достаточно хорошо известна читающей российской публике. Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что либеральный публицист Василий Водовозов в статье для Еврейской энциклопедии Брокгауза и Ефрона, посвященной И.С. Тургеневу, позволил себе сделать особый акцент на симпатиях писателя к евреям: