Результаты получились довольно быстрые.
В подвальном помещении дома де Роберти близ Сенной площади держал квартиру, состоящую из одной комнаты и кухни, отставной фельдфебель Горупенко.
Сам Горупенко с женой и четырьмя детьми ютился в комнате, а кухню отдавал под углы квартирантам.
Таких квартирантов в кухне, на пространстве пяти квадратных сажен, проживало до восьми человек. Теперь же, по случаю летней поры (столько времени мучил меня этот негодяй!), их было лишь четверо: официант из трактира «Бавария», безместный повар-пьяница, хромой нищий и крестьянская девушка, занимавшаяся поденной стиркой белья до приискания себе постоянного места.
К этой-то компании квартирантов присоединилась одна из моих агентш, и агентш опытных, некая Федосова, выдавая себя за работницу на папиросной Фабрике Жукова, где она действительно работала раньше, до своего выхода замуж.
Вечером, когда все квартиранты были в сборе, новая жилица, по требованию сожителей, должна была, как водится, справить новоселье, т. е. выставить водку и закуску.
Когда мужчины перепились и разошлись по углам, обе женщины разговорились.
Охота тебе, милая, по стиркам-то ходить, начала разговор Федосова.
Да я и на хороших местах живала, ответила несколько тоже подвыпившая подруга, да нигде из-за моего не держат, больно буен. Придет проведать да и наскандалит, ну, а господа этого не любят
А он солдат али пожарный, твой-то?
Из солдат, милая! Уж три года с ним путаюсь, ребенка прижила; каждый месяц по четыре целковых чухонке даю за него.
А отец-то помогает?
Как же, как придет, бумажку, а то и две сунет. «Пошли, говорит, нашему-то» Вот за это он мне больше и люб, что ребенка жалеет. А вот теперь месяца три как пропадал, да вдруг вот приходил недавно, только какой-то невеселый, да и не в своем виде.
Под хмельком, должно быть. Видно, приятели употчевали?
Нет, милая, совсем не в этих смыслах. А это я про одежу говорю.
Что такое про одежу?..
То-то и дело: франтом вдруг разрядился Несет, значит, еще полусапожки женские да два бурнуса. Как пришел, послал меня на Сенную купить ему фуражку. Полусапожки мне подарил, а другие вещи велел продать, я их знакомому татарину за восемь рублей и отдала. «На, говорю, получай капиталы». А он мне в ответ: «Дура ты! Эти вещи пять красненьких стоят, а ты за восемь рублев продала!» Осерчал он очень, а потом и говорит: «Пойдем, говорит, в трактир». Ну, пошли в трактир, а потом все по-милому да по-хорошему кончилось. Ведь сколько не видались «Где ты, спрашиваю, столько пропадал?» «А там, говорит, был, где меня теперь нет» Марья Патрикеева, так звали девушку, сладко зевнула. Двенадцатый час, проговорила она, и обе женщины разошлись, несмотря на то, что Федосову рассказ, понятно, заинтересовал.
На следующее утро Патрикеева пошла на поденную работу, а Федосова ко мне.
Вечером, в девять часов, обе женщины опять сошлись, но разговор у них не клеился.
Что ты, Маша, сегодня скучная такая? О солдате своем, что ли, взгрустнула? начала разговор Федосова.
Пожалуй, что ты и угадала. Яша-то мой опять за старые дела принялся
Ну, об этом кручиниться нечего. Было бы дело-то прибыльное, а он видишь, какие тебе полусапожки в презент принес.
Так-то оно так, а все опасливо. Я ему и сказала, как он мне недавно часы с цепочкой дал. Яша, говорю ему, опять ты за темные дела взялся, смотри, не миновать тебе Сибири!
Ну, а он-то что на это сказал?
Молчи, говорит, дура. И в Сибири люди живут.
Молодец!.. Храбрый, значит!.. А знаешь, Маша, ты часы бы продала. У меня есть один знакомый на рынке, который тебе хорошую цену за них даст, сказала Федосова, желая узнать, где находятся эти часы.
Ах ты, Господи! Жаль, что я не знала этого раньше. Побоялась идти с ними на толкучий да и заложила их тут поблизости, у жида.
А, это на Горсткиной улице. Закладывала и я там. Жид этот, прости Господи, что антихристза рубль гривенник дает, добавила агентша.
Верно, верно, на Горсткиной, туда и снесла! со вздохом проговорила Маша.
Хоть бы одним глазком взглянуть мне на дружка-то твоего; страсть это как я обожаю военных людей. У меня самойвоенный, с одушевлением произнесла новая «подруга».
На этой неделе обещался побывать. Жди, говорит, около ночи.
Все эти сведения были переданы мне, и я, не сомневаясь, что напал на настоящий след, велел строго следить за домом де Роберти, а сам каждый вечер поджидал прихода Григорьева.
Но время шло, а тот все не являлся. Маша сильно тревожилась и несколько раз высказывала Федосовой свои подозрения, не попал ли ее Яша в полицию.
Прошла неделя. На восьмой день я, взяв с собой городового, отправился на свой пост. По дороге, около дома де Роберти, мы нагнали человека в пиджаке. При взгляде на него вполуоборот я вздрогнул Рост, белое лицо с маленькими темными усиками, большие наглые глаза и родимое пятно на щеке Положительно, подумал я, это он!
Это ты, Соловьев? окликнул я его.
Да, я, послышался ответ, и мужчина, повернувшись, очутился со мной лицом к лицу.
Я бросился на него, схватил его за руку, которую он уже опустил за пазуху, где оказался хорошо отточенный нож.
Городовой ударом в бок сбил Григорьева с ног. Подбежали дворники, и общими усилиями удалось крепко скрутить его руки веревкой.
На следующий день после этого ареста были найдены и вещи, похищенные у купца Юнгмейстера. На Горсткиной улице были найдены заложенными серебряные часы с цепочкой, которые принадлежали задушенному ученику часовых дел мастера Ивану Глазунову.
Преступника оставалось только уличить и привести к сознанию.
Яков Григорьев! начал я свой допрос, оставшись с ним в кабинете с глазу на глаз. Ты обвиняешься в побеге из этапной Красносельской тюрьмы, в убийстве чухонца Лехтонена на Выборгском шоссе и ученика часовых дел мастера Ивана Глазунова, с ограблением вещей, а также в краже платья и часов близ Выборгской заставы у купца Юнгмейстера.
Что из тюрьмы бежалэто верно, а в другом я не виноват, ответил он.
Ну, а откуда же ты взял часы, которые были найдены при обыске?
В магазине купил А где, в каком местене при помню.
Ну, а вещи, которые ты передал Марье Патрикеевой для продажи? Тоже купил?
Никаких вещей не передавал. Все врет баба.
И затем на все вопросы, где он находился во все время с момента побега, Яков отвечал «не припомню» или «был сильно выпивши и потому ничего не видел и не слышал».
Вот, ваше благородие! вдруг неожиданно и нагло проговорил он. Против меня никаких улик нет! Хотите, видно, невинного человека запутать! Если бы я был уж такой душегуб, так мне бы ничего не стоило вот эту чернильницу взять, пустить в вашу голову да и бежать отсюда Семь бедодин ответ!
Бросить в меня чернильницей ты, пожалуй, и мог бы, да бежать-то тебе не удалось бы. У дверей тебя городовой встретит, проговорил я, в упор смотря на Якова. А что свидетелей нетэто ты ошибаешься, сейчас ты их увидишь.
Я позвонил. На зов явился городовой.
Сколько у нас арестованных?
Шестеро, ответил городовой.
Введи их сюда.
Когда все шестеро были введены, я поставил их рядом с Яковом, который с изумлением глядел на все происходящее.
Введи сюда Ахлестову, сказал я. Когда вошла Ахлестова, я обратился к ней: Ахлестова, вглядитесь в лица всех этих семерых людей. Не признаете ли вы среди них того человека, который пил с вами водку в сторожке на огороде, на Выборгской стороне в день убийства вашего брата?
Ахлестова внимательно стала всматриваться в лица стоявших перед ней и затем прямо, без колебания подошла к Якову Григорьеву и проговорила:
Этот самый человек! Я бы его из тысячи признала
Ври больше! со злобой в голосе, стараясь, однако, скрыть свое смущение, сказал Яков Григорьев.
Введи теперь сидельца из трактира «Старушка»!
Ввели сидельца.
Вы показывали, что двадцатого числа в вашем заведении пьянствовал Иван Глазунов, убитый в ту же ночь, в обществе с неизвестным вам человеком, приметы которого вы, однако, хорошо запомнили. Вглядитесь внимательно в лица стоящих перед вами, не узнаете ли вы в ком-нибудь из них того незнакомца, который пьянствовал с Глазуновым?