Гражданские войны, как представляется, не обходятся без мести. И особенности мести много говорят для характеристики качеств субъекта истории, каковым был и остаётся великий народ. В терминологии историков традиционно используются такие выражения как «восстановление исторической справедливости», «возмездие». Но эти процессы ведут своё происхождение именно от той традиции истории нравов, которая называется словом «месть». Справедливая или несправедливаяэто иная тема для иных исследований. История нравовчасть истории нравственной культуры, а история нравственной культурыэто часть истории общей культуры. Поэтому политика, как часть политической культуры может быть определена как процесс отношений субъектов исторического процесса. Следовательно, качества и способности субъектов исторического процессаодна из базовых детерминант этого процесса, именно то, что историки называли зрелостью субъективных предпосылок.
Если противоборствующие субъекты исторического творчества являются вполне зрелыми и самодостаточными, то в многогранном современном мире уничтожить их полностьюдостаточно проблематично. Они могут эмигрировать и передавать через поколения, носить в себе императивы типа «Карфаген должен быть разрушен». И каждый из субъектов гражданской войны вполне может быть носителем священной веры в справедливость своих идеалов, святынь и традиций. И видеть в будущем реванш, возмездие, месть как свой священный принцип.
Не исчезала с планеты Земля белогвардейская эмиграция, не исчезли на планете и фашисты, они создали неофашизм.
Советская идеология, пропаганда и даже официальная наука практически не затрагивала ту грань этической проблематики гражданской войны, которая бы анализировала сущность мстительности.
Хотя классовая борьба действительно перманентна, она идёт столетиями, а гражданская войналишь один вид её кульминации.
Не менее важны морально-нравственные мотивы и традиции, они классовую борьбу не просто сопровождают, они могут повлиять на длительность использования тех или иных форм вражды, ненависти, борьбы.
Общенародное неприятие бюрократического аппарата было одной из граней поддержки революционеров во всех революциях в разных странах, в разные эпохи. У бюрократического класса есть его собственная философия и есть его собственная система ценностей. В этой философии высшая ценностьвласть. При этом зачастую более качественной считается власть не явная, а тайная. В первую очередь потому, что явной властью народ может быть недоволен, против явной власти народ способен поднять восстание. А вот о тайной власти население ничего не знает, поэтому любая ненависть народных масс будет направлена мимо.
Документооборот обычно был инструментом власти, поэтому связи с документооборотом как симптом и символ бюрократизма часто заслоняли сущность этой философии и этой системы ценностей. Лидер большевиков В.И. Ульянов-Ленин писал в последние годы жизни о бюрократизме: «если что нас погубитто это».
И особенно остро Ленин начал понимать опасность бюрократического мировоззрения и мироотношения именно после завершения гражданской войны, то есть после 1920 года.
На этом фоне совершенно не случайной и совершенно не надуманной теперь выглядит идея о перманентном обострении классовой борьбы, которую настойчиво предлагал И. Джугашвили (Сталин). Но в силу того, что у Сталина не было достаточно философско-методологического понятийного аппарата, он не смог обнаружитьв чём именно состоит и в какие формы трансформируется классовая борьба после того, как военными методами победа достигнута. Сам по себе бюрократизм не может считаться атрибутом отдельной общественно-экономической формации. Но его могут быстро приспособить под свои классовые потребности любые классы, которые захватили центр власти в социуме. Или не суметь приспособить.
Бюрократическая система во все эпохи работала на эксплуататорский класс и сама была инструментом эксплуатации. Если в 1920 году с точки зрения философии бюрократизма война завершилась, то с точки зрения диалектико-материалистической философии гражданская война вполне завершится только тогда, когда в обществе совершенно ненасильственными методами будет устойчиво воспроизводиться общественное согласие, быть может даже того или иного уровня (хотя бы не высшая) социальная гармония. То есть, для начала исторического анализа лучше бы подумать не о «перманентном обострении» классовой борьбы, а о перманентной модернизации форм, методов, инструментов и тактик классовой вражды, о росте меры изощрённости. А для этого важно дополнить понятийный аппарат для анализа таких сфер реальности, которые поныне ускользают от исследователей или отданы на откуп художественным, публицистическим методам отражения. изучения реальности.
В данном докладе предлагается ввести в круг научных понятий редко употребляемый оборот речи, в котором чётко и нелицеприятно фиксируется отказ признавать своего врага за человека вообще. Враг как вид человекаэто один мировоззренческий статус. А вот враг как «человекоподобная мразь» это иной мировоззренческий статус.
В 70-е и в 80-е годы в СССР СМИ, радиопередачи и художественные произведения стали широко распространять образы врагов советской власти как образы людейпусть ошибавшихся, порочных, не любивших простой народ, нолюдей.
Их не расчеловечивали. Наоборот, напомнили, что они тоже били людьми, именно напомниливедь «Хождение по мукам» Алексея Толстого показывает врагов революции как людей, хоть и враждебных.
Тогда как в 90-е годы постмодернистская литература с глумлением и цунами издевательств поливала сознание народа образами большевиков и красных командиров, как крайне противоестественных и странных фигур. Достаточно вспомнить массу публикаций о том, что «Ленингриб». Сталина до совершенно неправдоподобных форм рисовали как организатора таких тотальных истребительных мероприятий, каковые не укладываются ни в какие резонные рамки. Чтобы вывести Сталина из логического объёма понятия «человек» до сих пор применяется простой приём: Гитлер исследован был Фроммом как «клинический случая некрофилии», про Гитлера можно много рассказать, чтобы почувствовать, что к людям его относить не стоит, после этого просто клеится ярлык: «а Сталин ещё хуже, так как он руководил дольше». А это расчеловечивание.
Гитлер действительно был совершенно бесчеловечным. Но Ленин и Сталин организовывали расстрелы в рамках целесообразной зажиты своей власти, а не как стратегию. И прекрасно известно, что после гражданской войны массовые расстрелы прекратили. И при этомникого из историков «либерально» постмодернистского толка не интересуетсколько людей спасли и Ленин, и Сталин. Для расчеловечивания им вменяется в вину всё социальное зло той эпохи.
Аргументация, как правило, вообще не приводится.
Соответствие реальности постмодерниста не интересует в принципе, он создаёт эпоху «постправды» и «новой нормальности». Лишь бы враньё было «впечатляющим». Консциентальное оружие чаще всего строит своё воздействие на впечатлениях, его результатшок. В информационно-психоделической войне важнее всего ошарашить, а потом закрепить ужас формированием устойчивого эстетического отвращения.
Когда враги в гражданской войне передают следующим поколениям эстафету вражды и ненависти, то зафиксированный в документах конец гражданской войны в декабре 1920 годаэто лишь начало следующего этапа. И в 1991 году состоялся совершенно недвусмысленный реванш и сделали этот реваншистский возврат власти именно бюрократические кланы. 70 лет для диалектико-материалистического анализа историиэто не такой интервал времени, чтобы мы могли надеяться на смену социально-экономической формации. Срок меньше столетияэто пока что не тот интервал времени, чтобы социально-экономическая формация могла полностью уступить место иной ОЭФ.
Поэтому вопрос о том, завершилась ли гражданская войнаэто вопрос о критериях и логических объёмах понятий «война» и «гражданская война».
Строго логически говорягражданская война заканчивается с исчезновением сторонников известного мировоззрения, практического мироотношениято есть с исчезновением непримиримых врагов.