«Блин, меня до сих пор в фильме снимают, только непонятно, какой жанр», подумал я. При людях я этого никогда не делал, разве что в младенчестве очень неприятное чувство. Конечно же, я не мог, когда на меня смотрят несколько людей, да ещё и скрюченный. Я зажмурил глаза, стал тужиться получилось
Он аккуратно всё убрал ко мне в штаны, закрыл бутылку, поставил её рядом с кроватью и ушёл. Я стал подумывать, как бы меня развязали (Леший, блин, где Леший). За окном наступал вечер, и, как ни странно, появился Леший.
Ну что, как ты? промолвил он.
Вроде ничего, ответил я.
Он развязал меня. «Свобода!!!» воскликнул про себя я, хоть по факту это была, конечно, тюрьма для отрешённых животных, которых жизнь обошла стороной либо дико пнула по мягкому месту. На запястьях и голенях были красные следы от вязок, эти места жутко болели. Я встал с кровати, в голове слышался треск, как будто кто-то ходил в осеннем лесу по хворосту. Я побрёл к своей кровати c вещами, немного наслаждаясь свободой. Лёг на кровать, она прогнулась, ноги упёрлись в трубчатую спинку, закрыл глаза, думать не получалось из-за сильной дозы яда.
Пролежав пару часов, глаза отварились, голова ходила ходуном. Напротив лежал очень худенький паренёк с маленькими неокрепшими усиками, ладони на пальцах были сложены, взгляд удручённый. Близилась ночь, я стал готовиться к галоперидольному сну. Мысли путались, сосредоточиться ни на чём нельзя, в голове гул пропеллера, просто закрыл глаза. Санитар выключил свет, не пожелав никому спокойной ночи.
Среди ночной полутьмы слышался шелест пакета рядом с моей кроватью. Звук становился сильнее. Открываю глаза а там на корточках сидит лысый силуэт в бордовой пижаме и неуверенно руками рыскает внутри, будто енот в мусорном контейнере. Стало страшновато, но я сказал ему, что нельзя чужое брать. Он попятился назад, походкой Голлума, к своей кровати. Я наблюдал за ним сквозь усиливавшиеся головные боли, всё равно уснуть было нереально. Луна хорошо освещала его лежбище напротив окна, он постоянно фыркал под нос, теребил что-то на груди, по-видимому, шнурок или крестик, что-то мямлил под нос.
Прошло время, он опять спустился с кровати и той же незамысловатой полупоходкой пополз к очередному контейнеру. На это раз хозяином пакета оказался тот хрупкий маленький мальчик с усиками, мой сосед Дима.
Дима проснулся и тонким неуверенным голосом прошептал: «Отстань, это моё», но было уже поздно, и енот устремился к себе на кровать, как собака в конуру, начал жадно есть, озираясь по сторонам, чавкая. Наконец он доел, потеребил шнурок, успокоился и уснул.
Луна ушла из окна, птиц было не слышно, берёзы молчали, чувствовалось только как сжимается мозг, как будто кто-то играет с живой губкой намочил, выжал. Маленький Дима, наверное, заснул, я просто закрыл глаза
Посреди ночи я встал в туалет, меня круто мотнуло, еле поймал дверной проём, напротив которого в кресле санитара дремал Леший. Он что-то бормотал себе под нос, наверное, он был на приёме у важного гостя, владельца виноводочного завода, который организовал для него экскурсию с дегустацией
Остановился, попробовал сосредоточиться. Было примерно часа 4, жутко трещала и звенела голова, во рту геолокация Сахара. Опираясь рукой о стену, я побрёл вдоль неё, благо, уборная находилась в паре метрах от меня. Зайдя в сортир, я увидел по правую руку два умывальника без зеркал, так что своего галоперидольного отражения не видел, но догадывался, как оно выглядит, умылся, пошёл дальше. Три советских очка без намёка на удобство, только «орлом», без ручек и дверей. Всё было серое, ни одного окошечка, а посетители отсутствовали. Я побрёл к своей новой спальной жизни.
«Да, теперь ты здесь надолго», думал я. Меня охватила такая злость, что, проходя мимо Лешего, я хотел его пнуть, просто так, мол, иди работай, нечего во сне бухать.
Настало утро. Открыть глаза было очень трудно, как будто кто-то приклеил веки. Опять сухость во рту, как после хорошей субботы, спина жутко ныла, колени затекли, так как полностью выпрямиться не было возможности. Маленький тюфяк был настолько узким, что на коже рук и по бокам был узор от пружин в виде переплетённых девичьих косичек.
В палате началось движение, я оглянулся по сторонам, поймал взглядом ночного енота высокий, крепкий молодой человек с лысой головой, стандартной внешности с приколотыми синими глазами, как оказалось, его звали здесь Ромка Терминатор, почему- я пока не понял.
Он что-то рассказывал, глядя в окно, теребя шнурочек на груди. Сначала о том, как можно прожить не работая, уехать в деревню, посадить картошку, пару грядок зелени и всё. Предложения его были несвязными, но суть ясна, рот был приоткрыт во время разговора. Он много басил-скажет, умолкнет, никто его не слушал. Что-то мне подсказывало, что он хотел находиться не здесь, а быть полностью поглощённым картофельным ремеслом.
Пришла медсестра, та самая, которая меня одевала на этот курорт, стеклянные глазки её забегали, спросила, хорошо ли мне летается, а я ответил, что неплохо. «Есть жалобы?» промолвила она исподлобья. Я ответил: «Жуткая головная боль, дрожь в руках, плохо вижу».
Она померяла давление, сказала, что оно в норме, записала что-то в журнал и ушла. Я пошёл чистить зубы. На глазах мутная пелена, всё расплывчато, хотя у самого зрение хорошее твёрдая черничная единица. Кружка прыгала в ладонях, как у алкоголика с утра перед первой дозой. Я зашёл в импровизированную умывальню, кое как поскрёб зубы. Закончил, добрёл до койки, вызвали на укол, я хотел узнать название пилюли, которую мне будут колоть. «Галоперидол» в повышенной дозе Ну конечно, как раз то, что я люблю. Я подумал, что утро будет не очень добрым, а погода в голове хмурой. После инъекции яд медленно разошёлся по сосудам системы, и я пополз на лежанку. Все мои соседи лежали, уставившись в потолок, будто бы там было звёздное небо. Лёг, закрыл глаза и стал терпеть, пытаясь вспомнить, как я здесь оказался.
В коридоре прозвучало: «Завтрак!!!». Было 8 утра, все побежали, как стадо на водопой, я не пошёл, яд прибил к кровати, и я снова стал пролистывать страницы моего прибытия сюда
Я всё время думал о жене Юлечке, как там она без меня, наверное, её улыбка больше не радует окружающих, а ямочки на щеках заполнили слёзы У меня была жуткая депрессия и апатия, ничего не хотелось делать, никуда идти, всё это угнетало.
А началось всё с визита к психотерапевту в больнице по прописке. Взяв статталон, я отправился к кабинету. На дверях пестрели надписи, мол, ты ещё не душевнобольной и не всё потеряно, справки на оружие не выдаём. Очереди не было (кто бы сомневался), захожу в кабинет и вижу: справа аквариум с рыбками, за ним вечное колесо с перетекающей водой, множество цветов и растений, как в бассейне Амазонки, сопровожденных звуком текущей воды. Далее небольшой телевизор с чёрным корпусом, ещё с трубкой, а не ЖК, и во всём этом зелёном оазисе маленький юркий мужичок с круглым, пухлым лицом в очках и с усами в стиле 80-х годов. На вид ему было около 45 лет.
Мужичок поприветствовал меня: «Здравствуйте, чего изволите, на что жалуйтесь, рассказывайте, я внимательно слушаю». Всё это он протараторил, как из пулемета, с акцентом на букву Р. Она у него трезвонила, как раненый любовью тетерев на токование. «Со сном проблемы, апатия, ни с кем не хочется общаться», отвечаю ему, слегка покраснев. «ХоРошо, а можете Рассказать по памяти любое стихотвоРение пеРвому встРечному?» протрезвонил он.
Не дождавшись моего ответа, он выбежал в коридор, я уже хотел уходить, но через минуту он вернулся с взбитой высокой медсестрой с приятной внешностью и прострелял: «Давай, любой стих в глаза ей».
Я оторопел, покраснел ещё больше, хотелось его послать на буквы, ведущие к логопеду, но что-то было утвердительное в его поступках и пулемётном звонком голосе. «Мороз и солнце, день чудесный, ещё ты дремлешь, друг прелестный, дальше забыл», сказал я. «Вот, смотри как надо», и он прочитал с выражением четверостишье Пушкина, глядя ей в глаза, затем пробрямкал: «Спасибо, Машенька».
Он сел в свою зелёную засаду. Машенька улыбнулась и вышла. Было такое ощущение, что она не первый раз прибывает в этой роли.