Что плохого в моих поступках? Разве родители не должны помогать своим детям и защищать их? Но доктор Гинотт постоянно повторяет: «Мы помогаем, отказываясь помогать»! Я уже ничего не понимаю. Может быть, мои поступки не приносят им ничего хорошего.
Хелен прошла в гостиную, я шла за ней.
Но кто сказал, что он прав? бормотала подруга. Специалисты и раньше ошибались, ты же знаешь! Да, конечно, кое-что из того, что делаю я, дети могли бы делать и сами. Билли уже семь лет, а он каждое утро приходит и протягивает мне расческу. Он и сам умеет хорошо причесываться. Но когда это делаю я, он выглядит таким красивым Не могу поверить, что такие невинные поступки делают ребенка менее самостоятельным!
Самостоятельным! После нашего занятия я так расстроилась, что даже взяла словарь, чтобы понять буквальное значение этого слова. Думаю, я надеялась на то, что словарь меня успокоит. И это была ошибка. Самостоятельность означает самодостаточность, способность отвечать за собственные действия, сосредоточенность на себе самом и отделение. Но мои дети не такие! Они все еще каждый день спрашивают меня, что им надеть в школу. А еще хуже то, что я им отвечаю!
Хелен, сказала я, ты слишком сурова к себе.
Она не обратила на мои слова никакого внимания.
Мои дети во всем зависят от меня. Что уж тут говорить об отделении? Когда я думаю об этом, то не знаю, смеяться или плакать. Иногда я ощущаю такую связь с ними, что уже не понимаю, где кончаюсь я, и где начинаются они. Лори получает пятерку на экзамене, и мне кажется, что это я получила пятерку. Билли не взяли в команду, и я страдаю так, словно это не взяли меня.
Хелен рухнула на диван.
Можно подумать, что я не знаю принципов самостоятельности! Я просто не могу применить их! Что нам постоянно твердит доктор Гинотт? «Интеллект усваивает только то, что ему позволяют эмоции». Мои эмоции не позволяют идее самостоятельности укорениться в моем мозгу.
Я села рядом с Хелен. Мы обе хмуро уставились в пол. Я не знала, что сказать.
Хелен, робко произнесла я, можно я возьму свои записи? Может быть, они смогут нам помочь?
Твои записи! фыркнула Хелен. Нам не нужны никакие записи! Почему, как ты думаешь, я пришла к тебе? Потому что я вижу, как легко ты позволяешь детям заботиться о себе. До сих пор помню, как Джилл осенью пришла домой в одной лишь спортивной форме. Если бы это была Лори, я бы тут же стала допытываться, где ее пальто. А ты не такая! Джилл тогда сказала: «Мамочка, водитель автобуса обещал, что дома мне «влетит». А что такое «влетит»?» До сих пор помню твой ответ. Ты абсолютно спокойно ответила: «В холодную погоду ты сама должна помнить о том, что нужно надевать пальто!»
А другой случай, который я тоже запомнила навсегда! В тот день Дэвид вбежал в дом с криком: «Я снова забыл свою скрипку. Уже в третий раз! Ты должна напоминать мне об уроках скрипки по вторникам!»
Помнишь, что ты сделала? Ты просто кивнула и сказала: «Трудно не забывать об уроках, которые бывают лишь раз в неделю, Дэвид, верно? Но я тебя знаю. Ты точно найдешь способ напомнить себе о скрипке в следующий раз».
Знаешь, что сделала бы я на твоем месте? Я бы написала огромную записку с напоминанием себе о том, что я должна напоминать ему каждый вторник! Я хочу сказать, что для тебя такое поведение естественно!
Я слушала Хелен с интересом. Действительно ли это для меня естественно? А почему? Я попыталась вспомнить мое собственное детство. Мои родители были иммигрантами. Они много и тяжело работали. Мама постоянно что-то готовила и убиралась, а отец все силы отдавал своему небольшому бизнесу. Им было нелегко кормить и одевать нас. Они рассчитывали на то, что мы будем многое делать самостоятельно.
И мы действительно были самостоятельными. Мы вовремя сдавали книги в библиотеку, сами ездили на метро и автобусе, сами решали школьные проблемы. Родители узнавали о нашей учебе только тогда, когда нужно было подписывать дневники. Но даже тогда важны были не наши оценки, а их подпись. Я до сих пор помню, как отец расчищает место на кухонном столе, торжественно усаживается и с гордостью (и трудом!) пишет свое имяна английском языке!
Думаю, родители оказали мне большую услугу. Они не задумывались над тем, как сделать меня самостоятельной. Они даже не знали такого слова. Но я всему научиласьсама.
И об этом я рассказала Хелен.
Ты даже не понимаешь, какой подарок они тебе сделали! воскликнула она. Мое детство было совсем другим. Я должна была отчитываться перед матерью обо всемгде я была, кто мои друзья, какие у меня оценки, что я надену. До сих пор помню, как возвращалась домой со свиданийво всем доме горел свет, и родители поджидали меня. Они не ложились спать, пока я не дам им полный отчет. Иногда мне казалось, что мои свидания доставляют им удовольствия больше, чем мне.
Дорогая, это же было ужасно тяжело!
Не так уж и тяжело. Я просто не знала другой жизни. Но теперь я понимаю, что детский опыт оказал тебе большую услугу. Теперь я все понимаю. Ты была независимой. Вот почему тебе так легко точно так же вести себя со своими детьми.
Не совсем верно, ответила я. Может быть, детское воспитание и помогло, но мое поведение вовсе не унаследовано от родителей. Например, я всегда считала, что на каждый вопрос нужно дать ответ. Я и подумать не могла о том, чтобы не ответить ребенку. Только когда доктор Гинотт сказал, что ребенку нужно пространство для собственных мыслей, что готовыми ответами взрослые отучают детей от привычки мыслить, я задумалась над этим.
Когда я в первый раз сознательно не ответила на вопрос сына, то почувствовала себя не в своей тарелке.
Как-то утром Дэвид спросил: «Как ты думаешь, Джимми и Томми поладят друг с другом? Я пригласил их к себе сегодня». Это был, пожалуй, самый провокационный вопрос в моей жизни! Мне нужно было проанализировать характер двух мальчиков и предсказать будущее их отношений. И тут я вспомнила наши занятия. Я прикусила язык и сказала: «Интересный вопрос. А что думаешь ты, Дэвид?» Он очень удивился, а потом сказал: «Думаю, сначала они подерутся, а потом станут друзьями».
Я думала, что Хелен улыбнется моему рассказу. Но она смотрела на меня так пристально, что я решила продолжить.
Помнишь, доктор Гинотт рассказывал нам о муже, который не позволял жене учиться водить машину? «Дорогая, говорил он ей, к чему тебе эта головная боль? Пока я рядом, я всегда готов отвезти тебя, куда тебе надо».
Я поставила себя на место этой женщины и сразу поняла, как тяжело нашим детям, когда взрослые не позволяют им делать что-то самостоятельно. И я вспомнила тысячи способов, которыми родители заставляют детей чувствовать себя беспомощными и зависимыми. Но все это делается во имя «любви».
«Мамочка откроет тебе эту банку, дорогой!»
«Позволь мне застегнуть тебе кофточку, милая!»
«Тебе нужно помочь с домашней работой?»
«Я уже сложила твою одежду, сынок!»
Эти слова звучат так невинноведь родители говорят из лучших побуждений. Но смысл их один и тот же: «Тебе нужна мамочка. Сам ты не справишься!»
Ты, наверное, думаешь, что я пришла домой и стала вести себя по-другому. Ничуть не бывало! Мне пришлось раз за разом слушать истории других женщин, прежде чем я начала что-то менять в своей семье.
Хелен, знаешь, как я раньше каждое утро собирала детей в школу? продолжала я. Кто еще проследит, чтобы они взяли свои завтраки, кроссовки, очки, тетради, деньги, перчатки и книги? Мне приходилось одевать пальто, застегивать молнии, напоминать про капюшоны и зашнуровывать ботинкии напоминать, напоминать, напоминать
Но как-то утром я заставила себя выйти из комнаты и крикнуть: «Скажите, когда будете готовы!» Десять минут я сидела на постели, делая вид, что меня нет. Когда они наконец вошли в комнату, чтобы попрощаться, то были страшно довольны собой. И мне стало неважно, все ли пуговицы застегнуты и те ли перчатки они взяли.
Хелен смотрела на меня почти со священным трепетом. Я попыталась вспомнить другой пример.
Я расскажу тебе еще о чем-то, что никогда не случилось бы, если бы я не использовала свои новые навыки.
Дэвиду было восемь лет, и он заявил мне, что ему нужны деньги и что он решил найти работу. Мне было страшно тяжело сказать ему (пусть даже очень по-доброму!), что никто не наймет на работу восьмилетнего. Но в тот день доктор Гинотт сказал нам: «Не лишайте детей надежды; не готовьте их к разочарованиям». Поэтому я лишь кивнула: «Понимаю». Ты не поверишь, но несколько часов Дэвид шерстил телефонный справочник, говорил о работе, которой мог бы заниматься, выписывал имена местных торговцев, звонил и разговаривал с менеджерами магазинов. В конце концов он спросил: «Ты знала, что для того, чтобы найти работу, нужно иметь документы, которые я смогу получить только в четырнадцать лет? Когда мне исполнится четырнадцать, я пойду работать в компьютерный магазин. Хозяин оказался замечательным человеком, а компьютеры мне всегда нравились».