Писала письма, иль вязала
Пред лампой с темным колпаком,
Филейным шевеля крючком.
Мисс ПлэдЛарисы гувернантка
Была отчасти пуританка,
Пять лет в Париже провела,
Перевела трактат о рабстве
И, говорят, сестрою в братстве
Евангелическом была;
Отлично знала по-французски,
Но трудно говорить по-русски.
По-русски слов до десяти
Она могла произнести.
Когда же слушала Камкова
Не понимала ни полслова,
Что не мешало ей подчас,
Немного щуря левый глаз,
Поглядывать с недоуменьем,
О чем Камков мой говорит
Княжне с таким одушевленьем
И почему она молчит.
Княжны суровая пугливость,
Задумчивая тишина
Ее лица, неторопливость
Ее движений, глубина
Очей лазурных, молчаливость,
«Да», «нет» и больше ничего
Все это друга моего
Сначала трогало, и было
Ему так ново и так мило;
Потом сомненье вдруг нашло,
Как тень, на бледное чело
Доверчивого педагога.
Однаждына грядущий сон
«Уж не глупа ль?» подумал он
И думал он об этом много
И долго мучился. «Княжна
Такая странная! кто знает,
Твердил он, может быть, она
Меня совсем не понимает.
Но господи! как хороша!
Мадонна в детских сновиденьях
Рафаэля!.. Что за душа
В глазах, во всех ее движеньях
Какая прелесть!.. Пусть она
Неразвита и не умна
Зато и не глупа же очень»
В одну из пятниц, озабочен
Таким сомненьем: «Нет же, нет!
Он мысленно себе в ответ
Твердил упрямо, нет, глазами
Такими тупость не глядит!
Она меня благодарит
И молчаливыми устами,
И этим взглядом. Боже мой!
Как я неправ перед княжной!»
И вот проклятый Мефистофель
(Московский, стало, без затей)
Ему над ухом шепчет: «Эй!
Не слишком вглядывайся в профиль
Княжны загадочной своей.
Ведь это не мечта поэта
И не мадонна, в бездне света
Меж ангелов по облакам
Грядущая, и не Психея
Из мрамора, среди музея
Поставленная знатокам,
Таким, как ты, на удивленье:
Нет, это смертное творенье
Княжна Таптыгина Простись
С надеждамии отвернись!
Ведь ты и чижика под сетью
Держать не станешь; стало быть,
Тебе, мой друг, обуха плетью
Вовеки не перешибить!»
Так бес поддразнивал Камкова.
Он знал, с чего ему начать.
Другое на ухо другого
Он, верно, стал бы напевать.
В аристократку педагога
Влюбитьзадача недурна,
Особенно для психолога.
Конечно, швейка и княжна,
Мещаночка и баронесса
Для любознательного беса
Все одинаково равны,
Все для него испечены
Из одного того же теста:
Ноу людей разряды есть,
У всякого свое есть место,
Своя особенная честь,
И надобно, чтоб грех попутал,
Чтоб кто-нибудь все это спутал
Пусть говорят: «Попутал грех!»
Я, господа, греха не вижу
В том, что люблю и ненавижу,
Кого хочу Но едкий смех,
Надменный тон, расчеты света,
Мертвящий холод этикета,
Сердец продажных маскарад
Какой любви не охладят,
Кого не оттолкнут?
Далеко
От шума светского жила
Моя княжна. Она ждала,
Как развлечения, урока
И тишина была кругом,
Когда Камков являлся в дом.
Сам князь в ту зиму был в отлучке.
Пустым казался бельэтаж,
Когда Камков касался ручки
Звонка. Дверей парадных страж,
Швейцар, являлся без ливреи;
Лакей в душе, как все лакеи,
Почуя носом бедняка,
Глядел немного свысока,
И молча принимал Камкова,
Как господина, нанятого
В известный час, в известный день,
Тревожить княжескую лень.
И как обычный посетитель,
Шел без доклада мой учитель.
Сперва по лестнице шагал,
Потом через холодный зал,
Покашливая, направлял
Свои шаги он к коридору
Довольно темному, к дверям,
Завешенным ковром, и там
Встречал застенчивую Лору,
Или Ларисуу окна
Или у лампы с книгой. Странный
Был взгляд у ней, когда она
Его встречала. Так со сна
Глядит на вас ребенок, рано
Разбуженный и чем-нибудь
Приятно изумленный. Грудь
Прикрывши книжкой, подходила
Она к столу, не говорила
Ни слова и была бледна.
Она к уроку приступала
Как будто к таинству; она
Как будто молча изучала
Камкова. (Мой ученый друг
Стал унывать.) Она молчала,
Молчала три неделивдруг
Пришла в себя, заговорила,
И так Камкова изумила,
Что он и руку протянул,
И усмехнулся, и вздохнул
От радости И боже мой!
С какою милой простотой,
С какой улыбкою приветной,
С какою искренней, заметной
Доверчивостью начала
Она с ним говорить!.. Призналась,
Как в первый раз она боялась
Его прихода; как была
Она тупа и как страдала,
Когда его не понимала.
Я думала, что на меня
Вы будете кричать, сказала
Она, ресницы опустя,
С зардевшимся лицом, ведь я,
Сказать по правде, бестолкова.
Так например, что значит слово
«Сосредоточенность?..» Потом
Княжна, чертя карандашом
Какой-то нос в пустой тетрадке,
Сказала: «Не могу смекнуть,
Что значит «личность». Брань, нападки
Или другое что-нибудь?»
Не повторю вам объяснений,
Всех выводов и заключений,
Всего того, что говорил
Герой мой и чему учил:
Нет, вы сочли б за неприличность,
Когда б я стал вам объяснять
В стихах, как надо понимать
«Сосредоточенность» и «личность».
Все это нам давным-давно
Журналами объяснено.
Хоть личностью в толпе безличной
Из нас никто не знаменит,
Но каждый франт иль фат столичный
Вам все на свете объяснит.
Он летом, по дороге с дачи
На дачу, весело решит
Все философские задачи,
И уж конечно разбранит
Идеалистов. В наше время
Другое выплывает племя
Не любит слова «идеал».
Ах, это слово!.. это слово
Несчастное чуть дышити
Ждет как лекарства от Лаврова
Или от Страхова статьи!
В те дни, напротив, было внове
Оно, и каждый в этом слове
Глубокий смысл подозревал
И философствуя мечтал.
И, может быть, княжна мечтала,
Ждала чего-то впереди
И думала, что все возможно
И сердце в девственной груди
Полнее билось; сон тревожный,
Смыкая очи, не смыкал
Горячих уст Он рисовал
Не за пределами могилы,
А в жизниразума и силы
И чести светлый идеал
Камков ей часто намекал,
Что есть у всякого народа
Святая цельего свобода.
По-своему он понимал
Свободу. Быть вполне свободным
Он думалзначило связать
Себя во многом, сочетать
Свой личный идеал с народным.
Так отчего же мой Камков
Не сделался славянофилом?
Друзья! не тратя лишних слов
Скажу, что бедный мой Камков
Не верил потаенным силам.
«Нет! часто думал он, лака
Наш мужичок без языка,
Славянофильство невозможно
И преждевременно, и ложно»
Но что он думал, я писать
Подробно вовсе не намерен;
Я, господа, вполне уверен,
Что из подобных дум создать
Лицонапрасный труд. Едва ли
И те, которые читали
Его статьи (осьмнадцать лет
Тому назад), воображали,
Что он лицо Полупоэт,
Полуфилософ, часто с видом,
Насмешки над самим собой
Он говорил: «Э, боже мой!
Ни разу не вступивши в бой,
Каким гляжу я инвалидом!
Пора на лаврах отдыхать!
На содержанье поступать,
Пора усердно притворяться
Влюбленным в баронессу, стать
Ее собачкой, к ней ласкаться
И перед ней хвостом вилять»
А баронесса начинала
Не в шутку волноваться: знала
Она, что с ней, но не могла
Понять, что с ним: он стал желтее,
Рассеяннее, холоднее,
Скорей придирчив, чем остер.
Ужель княжна!.. Нет, это вздор!
Нет, это только под сомненьем
(«Уж если я не увлекла!»)
И баронесса с нетерпеньем
Влюбленной женщины ждала
Развязки